Российские силовые ведомства — ФСИН, СКР и Генпрокуратура — начали проверки после публикации в сети роликов из крупнейшего архива видеозаписей тюремных пыток. Этот архив весом 40 гигабайт сумел вывезти из России осведомитель известного правозащитника Владимира Осечкина. Предположительно, некоторые из видео были сняты в Областной туберкулезной больнице №1 (ОТБ-1) саратовского управления ФСИН. На кадрах с регистраторов надзирателей видно, как на заключенных мочатся, избивают их, а также насилуют или пытают, вставляя швабру в прямую кишку. Одним из тех, кто побывал в ОТБ-1 в 2018-2020 годах, стал осужденный Алексей Макаров. По его словам, за время пребывания в тюремной больнице он подвергался пыткам и сексуальному насилию. Свою историю бывший заключенный рассказал «Ленте.ру».
Предупреждение:
Несмотря на многочисленные факты, указывающие на серьезные нарушения в саратовской ОТБ-1, на данный момент они не доказаны следствием и судом. Во избежание обвинений в клевете и судебных издержек «Лента.ру» изменила имена людей, которых Алексей Макаров называет причастными к пыткам и изнасилованиям в больнице.
Как говорит Алексей Макаров, за время пребывания в ОТБ-1 его дважды сильно избили и изнасиловали. В одном из этих случаев у осужденного требовали 50 тысяч рублей — и знакомые Макарова перевели эти деньги вымогателям. Но Алексея после этого все равно избили и надругались над ним.
Жалобы на беспредел в ОТБ-1 Макаров писал, еще находясь за решеткой: все они оказались безрезультатными. Он освободился весной 2020 года и тем же летом после консультаций с правозащитниками обратился в СКР. Экс-заключенный рассказал о вымогательствах, пытках и шантаже в тюремной больнице, а также указал фамилии тех, кто над ним издевался.
Однако за год, что прошел с того времени, правоохранительные органы не нашли никаких нарушений в саратовской ОТБ-1. Последний подобный ответ Алексей Макаров получил от замначальника Управления собственной безопасности (УСБ) ФСИН России всего за неделю до того, как в сети началась публикация записей из «пыточного» архива.
«Лента.ру»: Как вы оказались в местах лишения свободы?
Алексей Макаров: Свой четырехлетний срок я получил по части 2 статьи 111 («Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью») УК РФ. Однажды получилось так, что группа молодых людей не совсем корректно повела себя по отношению ко мне: они стали махать руками, и мне пришлось достать травматический пистолет. Я попал в одного из них и пошел под суд.
Так в 2016 году я оказался в саратовской исправительной колонии №7 (ИК-7). А в 2018 году мне и другим заключенным делали флюорографию, и у меня нашли затемнение в легких — заподозрили туберкулез. Из-за этого в мае меня этапировали в ОТБ-1, где я находился до апреля 2020 года.
Что представляла собой эта больница?
ОТБ-1 — это режимное учреждение, в котором пациентов особо нечем лечить: нет нужных препаратов. Кормят там тоже очень плохо, посуда старая, а если от стены оторвать кусок гипсокартона, то можно увидеть улицу. Работают в этой больнице вольнонаемные врачи, у которых короткий рабочий день.
Есть там и дежурные медсестры на случай, если кому-то станет плохо и нужно будет сделать укол или поставить капельницу. А в роли санитаров в ОТБ-1 выступают сами осужденные, которые за это получают зарплату. Я сам работал санитаром, но деньги не получал — один из руководителей решил, что раз я подвергся пыткам, то не достоин получать зарплату.
Получается, что персонал больницы знал о пытках?
Понимаете, персонал-то о них знал, но заочно, не сталкиваясь напрямую. Но если брать туберкулезно-легочное отделение №8 (ТЛО-8) и психоневрологическое отделение, где как раз постоянно пытали и насиловали, то работавшие там медики не могли не замечать происходящее.
Дело в том, что там находятся врачи-мужчины, которые могут свободно передвигаться по территории в отличие от врачей-женщин, которых всегда сопровождает сотрудник с дубинкой и газовым баллончиком. И главврачи этих отделений не могли не замечать синяки на теле своих пациентов.
Почему «пыточным центром» стала именно ОТБ-1?
Наверное, потому что туда можно отправить любого человека с любого режима, из любой колонии любого города. Если ты сидишь где-то в управлении и тебе нужен конкретный заключенный, то ты его перетягиваешь в ОТБ-1 и делаешь с ним все, что хочешь. И ничего тебе за это не будет.
Как, по-вашему, вы оказались в тюремной больнице — случайно или по чьему-то приказу?
Я хотел бы верить, что попал туда по чьему-то злому умыслу, но скорее всего это не так. Уже на свободе я сдал многие анализы, проверил легкие — и на снимках были видны рубцы шрамов. То есть в саратовскую ОТБ-1 я попал по диагнозу. В самой больнице я стал завхозом. По сути, в мои обязанности входило обирание осужденных.
Вы ведь понимаете, что это туберкулезная больница, где, естественно, есть инвалиды разных групп, получающие выплаты по инвалидности от государства. Когда эти выплаты приходят, осужденные идут в магазин и покупают сигареты, чай, печенье или что-то еще.
Согласно постановлению Дмитрия Иванова, который был дневальным начальника ОТБ-1 Виктора Борисова, каждый завхоз должен был нести ему свою таксу. Ее нужно было отбирать у осужденных инвалидов или тех зэков, которым помогали родственники.
Конфликт с руководством возник у вас именно из-за этой практики?
Ситуация сложилась следующая: когда предыдущий завхоз передавал мне полномочия, он передал мне еще и 20 тысяч рублей, которые насобирал с заключенных. Эти деньги мой предшественник поручил передать Дмитрию Иванову. Я возмутился: мне это очень не понравилось, но бить себя в грудь я не стал и деньги передал.
Но потом я стал месяц от месяца постепенно снижать этот «налог» и довел его размер всего до шести тысяч рублей.
Но «разработчикам» («привилегированным» зэкам, которые пытали других осужденных, — прим. «Ленты.ру») очень важно, чтобы все было именно так, как они скажут. Им нужно, чтобы никто не смел им перечить или возмущаться. А таких, как я, в больнице просто перемалывают. И именно из-за истории со снижением поборов «разработчики» меня заметили.
Кто такой дневальный Иванов? Как ему вообще удалось обложить завхозов своим налогом?
Дмитрий Иванов — заключенный, один из самых активных «разработчиков», а возможно, и их лидер. Его курировал сам заместитель УСБ ФСИН по Саратовской области: если можно так выразиться, Иванов был его агентом. Выяснилось это из-за одного случая. Во втором инфекционном отделении находился лежачий больной, прикованный к кровати.
На его лицевом счете скопилась солидная по тюремным меркам сумма — сто тысяч рублей. Когда этому осужденному нужно было отовариться, он писал список, и завхоз нес его в магазин. Там для этого осужденного собирали пакет, и бухгалтер вместе с ним посылала заказчику специальный документ, где нужно было расписаться.
Там они вместе с Дмитрием Ивановым о чем-то поговорили, а на следующее утро к нам приехал человек из областного управления УСБ ФСИН. После этого нам всем сказали, что об истории с этой банковской картой и ста тысячах рублей вспоминать больше нельзя, как будто ее и не было.
Что вы можете сказать про «разработчиков» и их отношение к пыткам?
Пытки они называли просто работой и совершенно о них не жалели. Это страшные, глухие и необразованные люди, выходцы из забытых богом поселков, отбывающие сроки по тяжким статьям. «Разработчики» встречали этапы с осужденными и свободно ходили по запретным для других зэков территориям.
«Разработчикам» были интересны не все этапы, а только те, которые приходили с «черных» зон (колонии, где все неформальные вопросы, включая те, что связаны с администрацией, решают криминальные элементы — прим. «Ленты.ру»). Из каждого такого этапа минимум четыре человека проходили через какие-то физические воздействия.
Как часто пытали в тюремной больнице?
Я находился в туберкулезно-легочном отделении на протяжении двух с половиной месяцев. Как минимум трижды в неделю там включалась оглушительно громкая музыка. Те, кто прошли через пытки, знали: если заиграла музыка — значит, кого-то пытают. Я сам прошел через пытки дважды в 2020 году: в феврале и апреле.
В первый раз у меня вымогали 50 тысяч рублей: мои знакомые перевели эти деньги «разработчикам», но меня все равно избили и надругались надо мной. Второй случай был «прощальным»: «разработчики» подгадали момент, избили меня, изнасиловали и забрали все деньги. Отпустили только тогда, когда поняли, что я для них уже бесполезен. На следующий день я покинул ОТБ-1.
Как вас приняли в вашей ИК-7 после того, что произошло в больнице?
Я приехал к себе в колонию, где меня знали администрация и заключенные. Я себя зарекомендовал с хорошей стороны, поэтому мне не дали «провалиться». Я остался при своем и не ушел в касту обиженных. В конце концов, палка, которой меня насиловали, — это не половой член, если судить строго по понятиям.
Вообще, большинство тех, кто проходит через подобное, хранят все в тайне: заключенные боятся, как будут дальше отбывать свой срок. Они молчат и не пытаются как-то исправить ситуацию. В итоге из-за этого страдает все наше общество.
Куда вы обращались по поводу пыток в ОТБ-1?
Первым делом я обратился в саратовское управление СКР: следователь приехал ко мне только через 2,5 месяца. Я понимал, что никакого следствия не будет, а по моему делу умышленно затягивают сроки. В какой-то момент я сказал следователю, что хочу справедливости, а та мне ответила: «Ты же понимаешь, что ничего не добьешься».
В итоге в саратовском управлении СКР мне отказали в возбуждении дела. Тогда я написал напрямую генпрокурору Краснову, главе СКР Бастрыкину и директору ФСИН Калашникову. Как раз накануне момента, когда в сети появились видео из «пыточного архива», мне пришли отказы из Генпрокуратуры и ФСИН.
Расследование началось только после публикации видео из «пыточного архива»?
Да. 11 октября мне позвонили из саратовского управления СКР, оперативно прислали мне документы и опросники. В тот момент я находился в Москве — и меня вызвали в ближайший районный отдел СКР, где опросили по факту истязаний в ОТБ-1.
Кажется, от моих слов у него глаза на лоб вылезли: мой рассказ его явно шокировал. Изменится ли что-то теперь в больнице, где меня пытали? Наверное, да. Но мне кажется, что за все издевательства кого-то просто назначат крайним. А все, кто руководил «пыточным центром», просто останутся не при делах.