Чуть больше года назад в Нагорном Карабахе вспыхнула новая война. Противостояние армянских и азербайджанских сил продолжалось 44 дня и закончилось тем, что Азербайджан вернул утраченный после первой карабахской войны контроль над большей частью региона. Конфликт до сих пор окончательно не урегулирован, а диалог между враждующими сторонами кажется невозможным. Между тем в Азербайджане еще живут армяне, которые верят — войны когда-нибудь закончатся, и если не политики, то простые люди начнут снова говорить друг с другом. Корреспондент «Ленты.ру» пообщалась с армянами, оставшимися 30 лет назад в Азербайджане, и выяснила, почему они решили остаться и как война в Нагорном Карабахе трагически изменила их судьбы.
Вартан Карамян — бакинский армянин. В Азербайджанскую ССР его родители переехали в середине 1950-х из карабахского Красного села. Дядя Вартана — Сарухан Карамов был известным музыкантом, представлявшим на советской сцене азербайджанскую культуру. Он и переманил родню в Баку, который тогда считался культурной и экономической столицей Закавказья. Люди тянулись туда со всех союзных республик в поисках лучшей жизни.
Бакинские армяне часто меняли фамилии, чтобы пробиться в азербайджанской среде. Прослыть знаменитым с фамилией Карамов было проще, чем с фамилией Карамян. Вот дядя Сарухан и пошел на русификацию фамилии. Но эти нюансы не мешали бакинцам ладить между собой. Армяне и азербайджанцы называли друг друга земляками и до первой карабахской войны: по воспоминаниям Вартана, никто не придавал значения нациям.
Вартан признается, что вопрос об армянской диаспоре Азербайджана всегда ставит его в тупик: «Понятия не имею, что такое армянская диаспора в Баку. Армяне, азербайджанцы, русские, евреи — мы жили бок о бок, ходили в одни и те же школы, магазины». Ему намекнули на принадлежность к армянской нации лишь однажды в школе. В классе появился новенький: азербайджанец, переехавший в Баку из Саратова. Он плохо говорил на родном языке, но учителя взялись его опекать. Вартан свободно говорил по-азербайджански, но преподаватель по литературе занизила ему оценку за стихотворение. Новенький подготовился хуже, но получил «отлично».
Первая карабахская война стала для Вартана неожиданностью. В конце 1980-х он проходил срочную службу в Военно-морском флоте СССР в Мурманске. В феврале 1988-го услышал от сослуживцев, что в Закавказье вот-вот вспыхнет война. «Кто с кем воюет-то?» — ухмыльнулся он, но включил телевизор. По центральным каналам сообщали, что в азербайджанском Сумгаите произошли массовые погромы и убийства армян. Вартан бросился звонить родным. Те успокоили, что им ничего не угрожает.
Летом отец и мать сообщили ему о переезде в город Капан на юге Армении. Они просили сына не возвращаться в Баку. На вопросы, почему переехали, родители отвечали расплывчато. Говорили, что им посоветовали, хотя вроде никто им в Азербайджане не угрожал.
Дембель Вартана совпал с землетрясением в Спитаке в декабре 1988 года, когда погибли по меньшей мере 25 тысяч человек. Он приехал к родным в Армению. «Люди спасали выживших, разгребали завалы. Но все разговоры были о войне с Азербайджаном», — вспоминает он.
В начале 1989 года стало понятно: конфликт неизбежен. В Ереван каждый день прибывали переполненные вагоны беженцев. Армяне оставляли дома и квартиры в Азербайджане и бежали прочь от выстрелов, мародерства и насилия. В Баку прибывали такие же составы с азербайджанцами из Армении. Они тоже бросали все имущество, спасаясь от войны.
Вартан поступил иначе. В разгар армяно-азербайджанского кризиса он отправился в Баку. После службы в армии паспорт оставался в военкомате, и на свой страх и риск он отправился на родину. Мужчина признается: документы — не главная причина, подтолкнувшая его вернуться. «В Армении я так и не стал своим. Дома мы говорили на карабахском диалекте армянского, и окружающих это раздражало. Чувствовал себя не в своей тарелке. Часто вспоминал Баку. Носил усы, знал азербайджанский. Армяне придирались из-за незнания языка... Иногда доходило до драк. Я понял, что с ними мне не ужиться», — признается Вартан.
Друзья в Баку удивились, но обрадовались возвращению Вартана. Предлагали пожить у них, объясняли, что так безопаснее. Но мужчина поселился в своей квартире. Соседи-азербайджанцы помогали: заносили еду, штопали и стирали одежду. Никто не упрекал его за то, что он армянин. Обвиняли политиков, что спровоцировали войну между двумя народами.
Казалось, Вартан зажил прежней жизнью. Получил паспорт, устроился на работу в фотоателье, общался с друзьями. Но игнорировать конфликт было невозможно. Он не раз видел, как толпы молодчиков нападали на армян, оставшихся в городе. Рано или поздно напасть могли и на него.
Происходили и странные вещи. Например, азербайджанцы начали агитировать Вартана выходить на антиармянские митинги. Заманивали шашлыком и алкоголем: «Я разводил руками, мол: "Вы с ума сошли? Я армянин!" Казалось, люди сами до конца не понимают, что творят». Прожив в Баку в разгар армяно-азербайджанского конфликта почти год, Вартан понял — дальше рисковать нельзя. Поворотным моментом стало нападение на родственника в центре города. «Находиться в Баку стало опасно. Я уехал в Россию, потом в Испанию. Там и осел. Со временем перевез в Европу родителей. Хотелось сбежать от безумия вокруг», — рассказывает он.
Спустя почти 30 лет Вартан вернулся на Кавказ. В 2016-м он приехал к родственникам в Нагорный Карабах с сыном Феликсом. Мальчик профессионально занимался музыкой с итальянским тенором Робертино Лорети — ему предсказывали большое будущее в мире оперы. Но оказавшись на малой родине, юный музыкант решил остаться. Учебу продолжил в Степанакерте.
«Сын влюбился в природу, добродушных и приветливых жителей Нагорного Карабаха. Попросил, чтобы мы остались. В Степанакерте он окончил школу, потом поступил в музыкальное училище имени Саят Нова в Степанакерте. Ни разу не пожалел, что променял Барселону на Кавказ. До окончания учебы оставалось полгода, но снова грянула война», — вспоминает мужчина.
Когда в начале ноября 2020-го начались бои за Шушу, Вартан гостил в России. Он был уверен, что сыну в Нагорном Карабахе ничего не угрожает, что это очередное мелкое противостояние, которое быстро погаснет. Но внезапно позвонил друг-азербайджанец и закричал в трубку: «Спасай сына! Чего ты медлишь? Вывози его срочно!»
Вартан немедленно бросился в Шушу. Вооруженные силы Азербайджана наступали, а отец и сын пытались найти машину, чтобы покинуть охваченный огнем город: «Вокруг летали беспилотники. Звонить с мобильного запретили. Сигнал мог зафиксировать спутник, и мы попали бы под обстрел. Водители отказывались нас везти. Наконец за нами приехал мой друг, и мы бросились вон из города. По дороге попали под обстрел. Но бог миловал. Мы спаслись».
Племяннику Вартана повезло меньше. Незадолго до второй карабахской войны его призвали в армию. До окончания службы оставалось меньше полугода, но он отправился на фронт как военнообязанный срочной службы. Погиб в боях недалеко от городка Мартуни. Феликс до сих пор не может пережить смерть двоюродного брата.
Вартан уверен, что вражда армян и азербайджанцев ни к чему хорошему не приведет. У него по-прежнему много друзей в Баку, и отношения с ними проверены временем. «В моей памяти город Баку останется гостеприимной солнечной столицей Азербайджана, где царил мир и не было места конфликтам», — говорит он.
Мария Алиева, в девичестве Карапетян, родилась на Алтае, но всю сознательную жизнь провела в Азербайджане. Родители переехали в Баку, когда ей исполнилось семь лет. На Кавказе первое время все казалось необычным. После сибирского холода обилие солнца, гор и зелени поражало. Еще одно детское воспоминание — азербайджанцы строили дома близко друг к другу, и соседи часто заходили в гости просто так, потому что живут очень близко. В Алтайском крае расстояния между домами были большие, а люди старались лишний раз из дома не выходить, особенно зимой. Поэтому соседей почти не знали.
В Баку Мария выучилась в русской школе, потом поступила в училище. Замуж вышла за азербайджанца. Это не считалось необычным, и родственники поддержали молодых. «Свекровь настояла, чтобы я поменяла религию перед свадьбой. Родня мужа жила в бакинской деревне Маштаги, где даже при Союзе жители были очень религиозны. Меня отвели в мечеть, и так я стала мусульманкой. Родила четверых детей», — рассказывает собеседница.
За всю жизнь Марии ни разу не удалось побывать в Армении. Хотя дед много рассказывал про огромный дом в Горисе. Его репрессировали и сослали в Сибирь. После первой карабахской войны было не до путешествий. На войне у женщины погиб старший сын Самир. «Мой мальчик учился в Нахичеванском военном училище. Оттуда его и призвали на фронт. Попал в самое пекло боев, там и погиб. Помню, прибежит в детстве, обнимет и говорит, что всю жизнь будет меня защищать. 19 лет было ему, не пожил толком», — плачет Мария.
Женщина отказывалась верить в смерть сына, пока не привезли его тело. Несколько дней она не выходила из дома, отказывалась есть. «Родные через силу кормили меня. Помню все как в тумане. Мой бездыханный мальчик и я», — продолжает она. Власти предлагали похоронить Самира на Аллее героев в центре Баку, но мать отказалась. Попросила предать земле неподалеку от дома, чтобы была возможность навещать его каждый день.
Мария злится, когда ее спрашивают о конфликте из-за Нагорного Карабаха. Она уверена, войну спровоцировали политики.
Мария уверяет, что не слышала ни одного упрека в своей адрес ни во время первой войны, ни во время второй. Наоборот, все старались помочь и поддержать морально. «В конце 1980-х, когда начинался конфликт из-за Нагорного Карабаха, меня вызвали однажды в КГБ. Спросили, говорю ли я на армянском. Просили перевести какое-то секретное письмо. Но я только разговорную речь знаю, переводить не могла. От меня отстали. Если не говоришь на языке, то быстро его забываешь», — делится Мария.
В бакинском поселке Маштага, где они жили с супругом, ее называют сестрой милосердия. «Во время войны Маша оббегала до сорока домов в округе. Она безотказная — как скорая помощь. Кому укол сделает, кого накормит», — встревает в беседу соседка. «Дружим с Марией Егоровной 32 года. Она помогала мне нянчить детей. Когда началась война в Карабахе, никто не тыкал пальцем и не упрекал, что она армянка. Для нас она родная», — добавляет другая соседка.
В Азербайджане до сих пор живут около 20 тысяч армян. Время от времени женщина видится с армянскими подругами. «Как и я, они вышли замуж за азербайджанцев, так и остались в Баку», — объясняет Алиева-Карапетян.
Эльмира Гасанова, в девичестве Григорян, родилась в Степанакерте. Родители переехали в Азербайджанскую ССР после Великой Отечественной войны, когда ей было меньше года. Баку считался зажиточным городом, и найти там работу было проще. В Армению ездили по праздникам. «Вокруг меня с детства звучала армянская, азербайджанская и русская речь. Свободно говорю на трех языках. Но на русском — уже с небольшим азербайджанским акцентом», — смеется Эльмира.
Бакинские и карабахские армяне в советский период говорили и на азербайджанском. «Наши соседи шутили, что бакинцы говорят на особом языке — смесь азербайджанского, армянского и еврейского, — шутит женщина. — Кто-то говорил по-армянски, а отвечали ему по-азербайджански».
Эльмира часто гостила в Нагорном Карабахе и помнит, как уживались в 1960-1970-е годы армяне и азербайджанцы. Никто не придавал значения нациям. «Моя мама родом из Шуши. Отец — из Зангезура. Много родственников в Степанакерте. Между этими городами я и путешествовала. В какой дом ни войдешь, везде нам были рады. Никто не делил на своих и чужих. Скажи тогда, что карабахцы пойдут войной друг на друга — подняли бы на смех, — вспоминает собеседница. — На застольях поднимали тосты за дружбу народов. Было много смешанных браков. Женились по любви, не по нации».
Эльмира вышла замуж за азербайджанца. Родители не противились. Спросили только, готова ли принять ислам. Ради любви девушка была готова на все, хотя мусульманкой стала не сразу. Лишь несколько лет назад, когда супруги отметили золотую свадьбу, женщина решилась поменять веру.
Мулла шутливо спросил немолодых супругов, не устали ли они друг от друга за столько лет на земле. Но они были настроены решительно. «Так я стала мусульманкой. Куда я без мужа? Празднуем все равно и Пасху, и Хайит», — делится женщина.
Познакомились Эльмира и Фархад в начале 1970-х. Дядя девушки работал в ЖЭКе главным механиком и как-то попросил ее помочь. «Заболела учетчица смены тетя Поля. Меня попросили поработать за нее на водокачке три смены подряд. Показали вентили, объяснили, как переключать. Только освоилась, и вдруг свет погас. Я давай дяде Аракелу звонить. Он отправил мастеров», — вспоминает Эльмира.
На помощь юной сотруднице ЖЭКа пришли двое электриков. Один из них был похож на актера кино, и у девушки промелькнуло в голове — вот бы выйти за такого замуж. Когда мужчины починили свет, Эльмира напоила их чаем, угостила котлетами.
«Все запасы еды поставила на стол. Они с аппетитом все съели. Не решилась сказать, оставьте мне хотя бы кусочек. Собиралась потом сбегать в магазин, купить булочку к чаю. Но тот, похожий на актера, неожиданно вернулся. Принес пряники, сосиски. Улыбается, мол, это вам вместо съеденного. Мы снова сели пить чай, уже вдвоем. Потом он пригласил меня в театр, кино. Это и был мой Фархад», — рассказывает женщина.
Первая карабахская война застала Эльмиру врасплох. Она признает, что в конце 1980-х между армянами и азербайджанцами начались бытовые стычки, но всерьез к этому никто не отнесся. «В 1986 году мы с мужем и друзьями-азербайджанцами поехали в Ереван. Я пообещала показать им историческую родину. Много гуляли по городу, любовались природой, архитектурой, а вечером пошли в сауну. Пока намыливались в женской парилке, подруга пела азербайджанские песни. Вдруг отключили горячую воду, и нам пришлось мыться в холодной. Потом свалилась с температурой. Что интересно, в мужской части сауны горячую воду не отключали», — вспоминает Эльмира.
В 1989-м ее бакинские родственники поспешно переехали в Армению. Звали с собой, но женщина не могла оставить мужа. Соседи относились к ней доброжелательно даже после погромов армянских кварталов и массовых убийств в Сумгаите в феврале 1988 года.
Несколько дней женщина боялась выйти даже за хлебом. По телевизору и радио говорили, что в Азербайджане громят армянские кварталы, в Армении — азербайджанские. Больше всего за Эльмиру переживал супруг. Как реагировать на столкновения, не знал и он. По соседству жили несколько армянских семей, но они в спешке уехали. Люди начали получать похоронки.
«У соседа на войне погиб сын. Я набралась смелости и пошла на поминки. Муж отговаривал, мол, кто знает, как отреагируют. Но отец погибшего солдата обнял меня, посадил за стол, и мы долго вместе плакали. Он назвал меня дочкой и сказал, что не держит зла на армян. Войну спровоцировали политики», — вспоминает она.
Во время первой карабахской войны Эльмира помогала семьям, где были раненые или погибшие. Стирала белье, готовила еду, пекла, штопала, ухаживала за немощными. Признается, что много плакала. В Армении у родственников на войне погибали дети. В Азербайджане на ее глазах гибли соседи.
Женщина тяжело переживала и вторую карабахскую войну. Снова лилась кровь, снова умирали люди. История повторялась на глазах. Родственники звонили из Еревана и Сочи, звали к себе. Но, как и 30 лет назад, Эльмира отказывалась. «Азербайджан — часть меня. Куда мне на старости лет переезжать», — бросила она напоследок.