В Санкт-Петербурге в возрасте 72 лет скончался Александр Рогожкин — наверное, самый народный режиссер 1990-х, в эпоху тотального упадка российского кино снявший фильм, по популярности не уступавший советским комедийным шедеврам («Особенности национальной охоты»), а затем более-менее в одиночку реанимировавший отечественные сериалы и создавший образец, по которому на телевидении до сих пор существует жанр ментовского детектива («Улицы разбитых фонарей», «Убойная сила»). Рогожкину хватало смелости уже в 90-х осмыслять происходящее на чеченской войне («Блокпост»), а его обращение к теме Великой Отечественной войны («Кукушка») сейчас наверняка смотрелось бы натуральной фрондой — любой идеологии режиссер предпочитал политику чувств. «Лента.ру» рассказывает о его карьере.
Путь Александра Рогожкина в кино не был простым. Он успел отучиться на искусствоведа в родном Ленинграде, год отслужил в специальных моторизованных частях милиции, еще два отработал декоратором на «Ленфильме». Затем провалил поступление на Высшие курсы сценаристов и режиссеров, но попал во ВГИК — в мастерскую к живому классику советского кинематографа, режиссеру «Молодой гвардии» и «Тихого Дона» Сергею Герасимову. Когда Рогожкин закончил учебу, ему было уже за тридцать — и ни любимым студентом мастера, ни образцовым выпускником он не стал: его диплом «Рыжая... Рыжая» Герасимов и вовсе раскритиковал, не оставив от картины камня на камне. И Рогожкин вернулся в Ленинград.
Известность пришла к режиссеру только в 1990-м, с выходом на экраны «Караула». Причем сразу как скандальная (а какой еще эффект могла произвести в Советском Союзе эпохи распада картина, снятая по взбудоражившей страну трагедии Артура Сакалаускиса, призывника, который из-за дедовщины пошел на массовое убийство), так и респектабельная — «Караул» наградили призом им. Альфреда Бауэра за открытие новых путей в киноискусстве. Этими путями в исполнении Рогожкина были тотальный, нервирующий зрителя психологический перегруз — и камера, движения которой в сотрясаемом солдатскими разборками вагоне для зэков создавали удушающий клаустрофобный эффект.
Так Рогожкин на время стал одним из самых интересных имен в отечественном авторском кино, и если его радиоактивную притчу, исследовавшую тропы Чернобыля в советском подсознании («Третья планета»), не заметили из-за того, что ее выход пришелся на турбулентную осень 1991-го, то уже следующий фильм режиссера «Чекист» удостоился премьеры в Каннах. На самом престижном фестивале планеты этот сеанс бади-хоррора в застенках террора был освистан. Сейчас, впрочем, очевидно, что Рогожкин во многом опередил свое время, предугадав фестивальные тренды следующего десятилетия: рядом с фильмами Ларса фон Триера, Михаэля Ханеке, Ульриха Зайдля «Чекист», провокационно избегавший психологизма и предпочитавший ему эротику смерти, смотрелся бы уместнее, чем в контексте перестроечного кино начала 90-х, когда он был заклеймен «чернухой».
О том, что он в состоянии снимать не только мрачное экзистенциальное кино о своем странном времени, Рогожкин заявил миру в 1995-м. И как! «Особенности национальной охоты» доказали, что полноценный народный хит может появиться даже в эпоху тотального раздрая национального кино. История выезда на охоту группы сильно пьющих представителей русского народа (плюс один невинный в плане беспробудного пьянства финн) стремительно стала VHS-блокбастером, взорвала рейтинги в телеэфире и впечатляющими гайдаевскими темпами разошлась на цитаты. «Водку?! Водку — буду». «Михалыч? А мы думали — медведь». «Корову на мясо, экипаж под арест». И так далее. Важнее, что «Особенности национальной охоты» как будто напомнили стране: учитывая все, что происходит вокруг, бухать — не просто не зазорно, но и вполне оправданно.
Сверхъестественный успех «Охоты» не мог не привести к идее взяться за сиквелы — и Рогожкин не подвел, в «Особенностях национальной рыбалки» и «Особенностях охоты в зимний период» отказавшись от лирических интенций оригинала и развернув с участием полюбившихся народу Михалыча, Кузьмича и компании натуральную алкобуффонаду, почти мультяшную по уровню пьянства и гэгов карикатуру на саму себя. Лично Рогожкин эти сиквелы не очень-то ценил: «Я нормально воспринимаю только первый фильм. А когда началось тиражирование, мне стало неинтересно», — делился он в интервью «Комсомольской правде». Не очень-то удалось и заработать: гонорар за «Особенности национальной охоты» был смешным. «Кончаловский сказал тогда, что если бы я снял такой фильм где-нибудь в Голливуде, мог бы всю оставшуюся жизнь спокойно жить на своей вилле, ни одной ноги не опуская с шезлонга», — сокрушался в то время Рогожкин.
Такая ситуация в индустрии заставила режиссера браться за несерьезные как будто для призера Берлинале и участника Канн заработки — например, работу в сериалах. Приход Рогожкина на телевидение, впрочем, оказался судьбоносным — причем не столько для самого режиссера, сколько для телевидения. Сняв первые несколько серий «Улиц разбитых фонарей», постановщик тем самым заложил фундамент для жанра ментовского сериала, который стоит на его находках и интонации по сей день. А когда «Улицы» — уже без его участия — стерлись до чистых клише, Рогожкин же показал, куда жанру идти дальше, в «Убойной силе», попутно превратив в общероссийскую звезду Константина Хабенского.
До того как закончились 90-е, режиссер успел напомнить о себе и в авторском кино: его «Блокпост» фиксировал нарывы чеченской войны в формате камерной драмы, от первого до последнего кадра выдерживающей сокрушительную интонацию без особых манипуляций со зрительскими чувствами. В 2002-м антивоенная линия в рогожкинской фильмографии продолжится и пытающейся разглядеть человека за идеологическим туманом Великой Отечественной «Кукушкой», а еще через несколько лет — эпическим в своих авиационных и мелодраматических перехлестах «Перегоном». Если первая вглядывалась в советского человека с той стороны фронта, то второй смотрит на чувственный русский мир уже глазами союзников-американцев.
В сущности, нет ничего удивительного в том, что Рогожкин, всю карьеру и в каждой работе искавший нестандартный, неочевидный ракурс авторского взгляда — на войну и на страну, на комедию и на детектив, на кадр и на человека, — в 2010-х предпочел перестать снимать, чем подвергать свое видение стандартизации. «Здоровья на борьбу с непрофессионализмом уже не хватает», — признавался он. Что ж, тот факт, что современная Россия осталась не запечатлена режиссером, возможно, лучше других сумевшим показать как будто более сложное и смутное время, уже многое говорит о качестве эпохи, в которую мы живем.