Иван Судаков, актер, режиссер, эссеист, продюсер. Работал куратором в Международном фонде Станиславского, на театральном фестивале «Сезон Станиславского». Окончил ГИТИС. Автор двух сборников прозы и стихов, основатель собственного театра KTO studio
Однажды, когда великий, но тогда еще молодой сатирик Михаил Жванецкий был в гостях у члена Политбюро, тот совершенно по-партийному подвел его к карте Московской области и стал ему говорить буквально следующее: «Что вы, Михаил, все высмеиваете какие-то пуговицы на костюме! У нас — идемте к карте — вот здесь еды нет! Здесь хлеба нет, здесь одежды нет. Вы понимаете, какие проблемы? А вы про пуговицы!»
Но все-таки советская классическая эстрада — она совсем не про пуговицы. «Вот приходит человек в управляющую компанию...» — так начиналась одна из миниатюр великого Аркадия Райкина. Приходит и говорит — мне, мол, нужна справка для работы, что я живу в этом доме. В управляющей компании говорят: «Да, товарищ, с удовольствием дадим, товарищ, только пусть на вашей вот этой работе дадут справку, что им нужна справка о том, что вы живете в этом доме, и мы вам ее тут же выпишем».
Ничего не подозревающий Райкин обращается в бухгалтерию на работе. «Там говорят: "Какой кошмар! Какая, мол, бюрократия! Разумеется, мы дадим такую справку, но пусть они нам дадут справку, что вам эта справка нужна, иначе у нас отчетность не сойдется"». Что, по-вашему, бред? Театр абсурда? А разве вы в такие круги кабинетов не попадали? Круги кабинетов, где от должностей и фамилий остаются только номера. Это советская сатира — тонкая, интеллигентная и по-своему беспощадная.
Так писал Борис Слуцкий в начале шестидесятых и этими словами вызвал дикую дискуссию общественности: кто нужнее Стране Советов — физики или лирики?
Пока общественность решала этот вопрос и многих своих детей строго определяла то в одну категорию, то в другую, физики основывали то, что мы знаем как «советская культура». Поэт Андрей Вознесенский окончил Архитектурный институт в Москве, бард Городницкий — Петербургский горный, артист театра и эстрады Александр Филиппенко — Московский физтех. Физтех вообще становится ядром самодеятельности и культуры. Там создается и КВН, где все идет в прямом эфире, без записи и подготовки. Во всех своих интервью все они говорили, что самые свободные и самые умные свои концерты они играли именно там — молодые, умные, даже в немного тоталитарных условиях смелые, эти зрители понимали любую игру слов и с удовольствием воспринимали любую театральную условность.
Спрос рождает предложение, и именно на стыке русской классической литературы и номера в стиле «утром в газете — вечером в куплете» начинает расцветать советская эстрада. Ее главный автор — инженер-механик подъемно-транспортного оборудования портов — великий классик уже русской литературы Михаил Жванецкий. Сам о себе он говорил так: «У нас сатириками не рождаются, их делает жизнерадостная публика из любого, ищущего логику на бумаге».
Вообще в русской литературе есть два равновеликих сатирика. Зощенко и Жванецкий. Оба — Михаилы Михайловичи. И оба говорили так, что смеяться хотелось только первую половину книги. Жванецкий во многом продолжал традицию Зощенко. У того и другого в текстах не было ни слова о политике, о важных эпохальных событиях в жизни страны. Даже своим собратьям писателям там уделялось минимум внимания.
Для сравнения. Сюжет Зощенко — во время НЭПа в село приезжает агитатор на отдых и, чтобы не терять даром времени, решает агитировать сельское население на сбор средств для развития авиации. Только не те аргументы приводит. «Строят еропланы и летают после. Ну, иной, конечно, не удержится — бабахнет вниз. Как этот летчик товарищ Ермилкин. Взлететь — взлетел, а там как бабахнет, аж кишки врозь… Другой тоже летчик, товарищ Михаил Иваныч Попков. Полетел, все честь честью, бац — в моторе порча... Как бабахнет... Разные бывают случаи... А то раз у нас корова под пропеллер сунулась. Раз-раз, чик-чик — и на кусочки. Где роги, а где вообще брюхо — разобрать невозможно... Собаки тоже, бывает, попадают». Толпа уточнила, точно ли он знает, что от этой авиации бывает столь большой вред сельскому хозяйству, а затем мрачно поулыбалась и разошлась, не сдав ни копейки.
У Жванецкого тоже есть похожий сюжет. Одному гражданину из партактива — опять тот же гениальный Райкин — дали маленькую «нагрузочку». Провести лекцию «О вреде самогона». Это было в знаменитые времена сухого закона, которые родили на свет еще и другую антиалкогольную книгу — «Москва — Петушки». Итак, лектор пришел, народ собрался. Лектор начал по-научному. «Слово "самогон" состоит из двух корней — корень "сам" значит "сами" и "гон" значит "гоним"». Вопрос из зала: «А вот вы сейчас про корни спросили — из них что, тоже можно гнать...?»
Как признавался в последние годы жизни Жванецкий, авторы всегда существовали на грани фола и тюрьмы — был огромный список того, о чем шутить и говорить нельзя. Ну, так они и не говорили. Лично я тысячу раз слышал от людей старшего возраста фразу — «ну, знаешь, это как с раками». Это тоже Жванецкий. Тоже его миниатюры. Роман Карцев — маленький глазастый человек-клоун уже во времена дефицита 1980-х стоял на темной сцене и очень грустно и медленно шептал: «Я вчера видел раков по пять рублей. Но больших… Но по пять рублей… Правда, большие... Но по пять рублей... Но очень большие... Хотя и по пять... Но очень большие... А сегодня были по три, но маленькие, но по три... Но маленькие... Зато по три... Хотя совсем маленькие... Но зато по три…»
Нет, здесь дело не в политическом строе, и не экономической политике, «и не в старом фольклоре, и не в новой волне». Тексты Булгакова, Гоголя, Жванецкого, Зощенко — именно авторские их интонации, которые мы узнаем в грустных глазах Карцева, во всегда веселых глазах Филиппенко, в умных глазах Райкина — эти тексты про нас.
Это самоочевидно.
Спорить просто бесполезно.
Так что даже не обидно,
А скорее интересно
Наблюдать, как, словно пена,
Опадают наши рифмы,
И величие степенно
Отступает в логарифмы.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора