Коренные жители Чукотки освоили искусство резьбы на моржовых клыках как минимум в первых веках нашей эры, однако изделия того времени поражают своей проработкой деталей и разнообразием орнаментов. Как и многие другие виды искусства, резьба менялась с течением времени, в какой-то момент начала приходить в упадок, но ее удалось спасти, а поддержка ремесла ведется по сей день. Об истории и эволюции косторезного искусства Чукотки «Лента.ру» поговорила с кандидатом исторических наук, главным научным сотрудником Государственного музея Востока Михаилом Бронштейном.
«Лента.ру»: Как вообще зародилось искусство резьбы по кости?
Бронштейн: Чукотка — самый северо-восточный регион Азии, от нее до Аляски меньше 100 километров. Почему это важно? Потому что Чукотка всегда была перекрестком культурных традиций — сюда проникали традиции с юга вдоль побережья Тихого Океана, сюда проникали традиции с Запада через современную Якутию и из Нового Света через Берингов пролив, который никогда не являлся преградой для северян. И в свою очередь отсюда культурные традиции направлялись в сторону прежде всего Нового Света.
К чему я подводил, говоря о географическом положении Чукотки: поскольку она с севера и востока омывается морями, здесь издавна существует традиция охоты на морского зверя. Среди морских животных, на которых охотятся жители Чукотки, — моржи, а это моржовый клык, прекрасный материал для резьбы.
Почему еще косторезное искусство на Чукотке получило такое развитие? Потому что на морских побережьях Чукотки нет древесной растительности. Первыми на побережье вышли древние эскимосы и у них не оказалось поделочного материала как в южных широтах — там предметы изготавливали из дерева. И тогда на смену дереву пришел моржовый клык, из которого они стали изготавливать очень многие предметы охотничьего вооружения, предметы быта, украшения, ритуальные скульптуры. Это был второй важный исток. Первое — наличие материала, второе — отсутствие дерева, которое использовалось многими древними народами планеты.
Почему это искусство достигло такого высокого уровня развития — я подходил к ответу на этот вопрос, говоря, что Чукотка является перекрестком культурных традиций. Изделия из кости создавались повсеместно в районах Крайнего Севера — и в Скандинавии, и в Карелии, и на Таймыре, и на Ямале, и на севере Якутии, и в американской Арктике — где угодно. Но почему такой удивительный расцвет косторезного искусства произошел именно на побережье Берингова пролива — потому что были контакты, очень интенсивные, между жителями Чукотки и Аляски. Сюда вдоль побережья Тихого Океана проникали культурные традиции из Китая, через Якутию — культурные традиции Южной Сибири.
Есть версия, что одним из истоков образов косторезного искусства был скифо-сибирский звериный стиль — очень яркое художественное течение, возникшее в первом тысячелетии до новой эры. Его принесли в Сибирь выходцы из южных районов Восточной Европы — скифы. Эту версию не все разделяют, но ряд исследователей, и я в том числе — ее сторонники. И сюда проникало искусство американских индейцев через понятно какой путь со стороны Аляски. И в результате стечения всех этих обстоятельств и сложилось на побережье Чукотки, хотя правильно говорить Чукотки и Аляски, потому что древнее косторезное искусство этих регионов — единое художественное явление, вот это вот уникальное искусство сложилось. И отсюда оно стало распространяться в американскую Арктику и на территории и США, и Канады обнаружены очень яркие произведения косторезного искусства, истоком которого была если не Чукотка в узком смысле, то район Берингова пролива, который включает в себя и восточное побережье Чукотки, и западное побережье Аляски.
Еще один важный фактор — раннее проникновение на Чукотку железа. Во многих районах севера железо появилось только с приходом русских землепроходцев. На Чукотке железо стало массово тоже использоваться после похода Семена Дежнева и других русских казаков конца XVII — начала XVIII веков, но в небольших количествах оно проникало туда уже в первых веках нашей эры, и местные жители изготавливали из железа резцы для тонкой работы с костью. В основном они работали каменными инструментами, но та тончайшая гравировка, которая покрывает древнеэскимосские изделия из моржового клыка — она выполнялась железными резцами. Это тоже стало одним из важных стимулов развития косторезного искусства Чукотки.
А какое назначение было изначально у косторезного искусства Чукотки?
Изначально люди стали делать из моржового клыка наконечники гарпунов, с помощью которых охотились, рукояти ножей и предметы быта. Безусловно, это все предположения — мы не можем утверждать, что все началось именно с этого, а не наоборот с амулетов и оберегов, которые имели для древних людей не меньшее значение, чем такие предметы. Но скорее всего это было так — сначала кость использовалась как бытовой материал, а потом она или практически одновременно, или чуть позднее, когда мастера уже приобрели опыт работы, кость стали использовать для более сложных в техническом отношении вещей – для создания миниатюрной скульптуры, хотя все эти изделия были небольшими — сама кость диктовала размеры, украшений, амулетов, поскольку для древнего человека, повторюсь, это было не менее важно, чем орудия труда, орудия охоты, инструменты, с помощью которых он создавал свой материальный мир. Ценность подобных предметов, связь духовной культуры с религиозными представлениями древних людей планеты, она была для них тоже чрезвычайно важна.
Так что искусство, безусловно, начиналось как некоторые обрядовые действия, связанные с представлениями людей о магии, сверхъестественных существах, к которым они таким образом обращались. Орнаменты, несомненно, имели охранительное значение для древнеэскимосского искусства — очень характерно развитие орнаментального творчества. Орнаменты, по всей видимости, имели магическое значение – это были не просто украшения и не просто красивые знаки на поверхности изделия.
Вы говорили про орнаменты. А какие-то еще были особые изображения, которые отделяли бы Чукотку от Аляски?
Найти какие-то различия в искусстве древних народов Чукотки и Аляски трудно — это все-таки была единая культурная традиция. А если мы сравниваем искусство Чукотки с косторезными изделиями более удаленных от нее регионов, то здесь мы можем говорить о так называемой полиэйконии — это особый прием, используя который мастер создавал изображения, которые по-разному прочитывались в зависимости от того, как на это изделие смотрел зритель. То есть, например, если вы берете небольшие скульптуры из моржового клыка, то при одном ракурсе вы видите изображение моржа. Если это изделие повернуть на 180 градусов – вы видите изображение медведя. А если повернуть на 90 градусов, то вы увидите, как над головой медведя появляется клюв птицы. Полиэйкония, многообразность, зародилась еще в искусстве палеолита причем не только на Чукотке, но сохранилось, если говорить о рубеже нашей эры — а именно этим периодом датируется наиболее ранний из известных нам произведений косторезного искусства Чукотки — то в этот период она была только в искусстве Чукотки. Может, у африканских племен, или в Южной Америке что-то было, но в косторезном искусстве полиэйконические образы известны только в искусстве древней Чукотки.
Еще вы говорили, что изначально это были кинжалы, резцы…
Не кинжалы — наконечники и детали гарпуна. Помимо наконечника художественную ценность с нашей точки зрения имеет головка гарпунного древка — это втулка, которая соединяла наконечник гарпуна с его древком. Она тоже очень красиво украшалась — это были изображения медвежьих клыков, моржовых клыков, какие-то таинственные знаки, которые могут прочитываться и как изображение птиц, и как изображение человека. И был еще один предмет, который входил в этот гарпунный комплекс древних эскимосов — это стабилизатор гарпуна, который внешне очень похож на бабочку с расправленными крыльями. Этот предмет располагался на заднем конце гарпунного древка и придавал ему устойчивость в полете. Он тоже невероятно красиво оформлялся и подробно покрывался графическим орнаментом.
Можно ли сказать, что все эти детали украшались не случайным орнаментом, а именно сакральным?
Безусловно, этот орнамент носил магическое значение и строился по определенным законам. Если это были изобразительные мотивы, это были изображения, как правило, полярных животных, также какие-то антропоморфные черты угадываются в этих образах. Если мы говорим об абстрактном, геометрическом орнаменте, он всегда был строжайшим образом выверен на изделиях из разных ареалов Чукотки и датируемых разными веками. Все идет в пределах первого тысячелетия нашей эры, условно — первый век нашего тысячелетия, середина, конец. Орнаментальные мотивы строились определенным образом и сейчас археологи используют их как датирующий материал — мы знаем, что условно мотивы с миниатюрными зубчиками, чередующимися в шахматном порядке, характерны для первых веков нашей эры. Мотивы, в которые входит прерывистая линия и пунктиром расположенные отрезки, характерны для середины первого тысячелетия нашей эры. Орнаменты, в которые входят крупные окружности, сдвоенные большие треугольники, характерны для конца этого периода. Всегда это была определенная азбука, знаковая система.
А как это менялось с течением времени кроме того, что менялся сам орнамент?
В эволюции искусства очень много загадочного — мы не знаем, нет фактических данных, которые дали бы нам увидеть истоки искусства. Большинство обнаруженных археологами изделий выполнены с таким мастерством, что это говорит о том, что за спиной мастеров, создавших их, а это были люди, жившие на рубеже первого тысячелетия до нашей эры и первого тысячелетия нашей эры, было не одно поколение художников-резчиков по кости. А начиная с периода, который мы условно называем ранним беринговоморьем (это название происходит от названия археологической культуры древнеберинговоморской культуры, памятники которой обнаружены и на Чукотке, и на Аляске) мы можем проследить эволюцию и орнаментальных, и изобразительных мотивов. Здесь в какой-то период, условно от первых веков нашей эры до середины первого тысячелетия нашей эры, это развитие шло по восходящей — усложнялись орнаментальные мотивы, образы, изображающие людей и животных.
А где-то к концу первого тысячелетия нашей эры начался…спадом это, конечно, не очень хотелось бы называть, но фактически это был спад. Началось такое движение по нисходящей линии — стали упрощаться орнаментальные мотивы, они стали менее разнообразными, более крупными. Вот для орнамента раннего, среднего периода характерна необычная утонченность и миниатюрность мотивов — они настолько малы, что даже современный человек со 100-процентным зрением, как правило, не все элементы декора может разглядеть — нужно брать защитное стекло, чтобы увидеть все эти мельчайшие треугольнички, зубчики, отточия, пунктирные линии и прочее. А к концу первого тысячелетия мотивы стали крупнее и грубее, их стало меньше. И изобразительные мотивы тоже эволюционировали — полиэйкония, от ее сложности изобразительных элементов художники перешли к менее сложным формам, изображения тоже стали крупнее по размерам — не было такой отточенности линий и тщательной проработки деталей, как это было в начале нашей эры.
Затем, начиная с первых веков второго тысячелетия нашей эры, следует период, о котором мы почти ничего не знаем — очень мало археологических находок относится к этому времени. А вот затем мы уже хорошо себе представляем, как развивалось эскимосское и чукотское искусство. На Чукотке два таких народа, для которых именно эта земля является родиной — эскимосы и чукчи. При этом чукчи делятся на оленных и береговых, и если оленные живут в тундре, кочуют с оленями и у них косторезное искусство большого развития не получило, то у береговых, которые ведут такой же образ жизни, как эскимосы, и тоже охотятся на морского зверя, косторезное искусство получило высокое развитие, но они пришли на побережье позднее эскимосов. Поэтому до, скажем, середины второго тысячелетия нашей эры, правильнее говорить о древнеэскимосском искусстве Чукотки, а вот с середины второго тысячелетия и до сегодняшнего дня можно говорить об искусстве эскимосов и береговых чукчей.
Так вот, практически вся первая половина второго тысячелетия и отчасти середина пока для нас лакуна и что происходило мы не знаем, но мы уже более менее ясно представляем, как развивалось косторезное искусство эскимосов и береговых чукчей в XVIII-XIX веках и далее. Это были в основном изображения животных, но выполненные в еще более лаконичной и лапидарной манере, чем у мастеров конца первого тысячелетия нашей эры. Орнамент тоже был геометрический, но состоял уже из меньшего числа элементов — в основном, это был орнамент, который появился на Чукотке в конце первого тысячелетия нашей эры.
Это косторезное искусство существовало до конца XIX века, после чего начался совершенно новый его этап. Это было связано с тем, что именно в этот период Чукотка активно вовлекается в межкультурные отношения. Вам, наверное, приходилось слышать, что до конца XIX века Чукотка даже в официальных документах значилась как не вполне присоединенная территория — и чукчи, и эскимосы оказывали активное сопротивление русской администрации и войны там продолжались до второй половины 19 века. Поэтому русские товары, безусловно, проникали на Чукотку и какие-то культурные влияния со стороны России имели место, но их было в общем немного.
И только в конце XIX века, когда с одной стороны, прекратились вот эти войны, а с другой стороны, на Чукотке стали часто появляться шхуны условно белых китобоев и торговцев, прежде всего американцев, норвежцев, русских, японцы тоже кстати часто там появлялись — вот тогда появился интерес к косторезному искусству Чукотки. Китобои понятно, чем занимались, торговцы тоже понятно, чем — пушнину покупали. И вот тогда эти иноземцы обратили внимание на это замечательное искусство резьбы по кости и стали обменивать изделия, которые местные мастера производили для себя, на товары, которые привозили на Чукотку — чай, сахар, табак, порох и водку, разумеется. И тогда местные жители, увидев, какой интерес косторезное искусство вызывает у приезжих, стали специально для них создавать прежде всего фигурки полярных животных. То есть, начался народный промысел — когда предметы создают не для внутреннего потребления, а ориентируясь на внешний рынок.
И тогда появился такой вид искусства как сюжетная гравировка на моржовых клыках — раньше, как я уже говорил, гравировка носила орнаментальный характер и выполнялась на вполне конкретных предметах, предназначенных либо для охоты, либо на бытовых, либо на ритуальных изделиях. А уже специально для белых, условно их так назовем, стали выполнять гравировку на цельных моржовых клыках. Сначала это были такие примитивные изображения — сцены охоты, потом достаточно быстро гравировка стала сложнее, сюжеты тоже, рисунок стал более выразительным. А в 20-е годы стали уже использовать цветные карандаши, хотя изначально рисунки были двухцветными: бело-желтоватый естественный цвет моржового клыка и черное изображение — такой цвет получали, втирая в поверхность клыка сажу из жировых ламп, которыми отапливали жилища береговые жители. Цветные карандаши были привезены из России и Америки, и мастера стали с удовольствием втирать их графит в поверхность клыка — так появилась цветная гравировка.
Еще очень важным для развития косторезного искусства Чукотки в 20-м веке стало появление там в 1933 году русского художника и искусствоведа Александра Леонидовича Горбункова. Он приехал туда неслучайно — к тому времени уже и географы, и искусствоведы, жившие на Дальнем Востоке и центральных районах страны, поняли, какое удивительное искусство рождается на их глазах на Чукотке, и Горбунков, будучи тогда совсем молодым человеком, отправился туда именно с целью помочь местным художникам в развитии промысла. Но еще до его приезда по инициативе местных жителей в целом ряде прибрежных поселков возникли косторезные мастерские. Они были сезонные — резьбой по кости занимались только охотники, мужчины, и делали это в то время, когда или невозможно, или трудно было охотиться из-за погодных условий. На охотничий период, который длился дольше, чем разрывы в нем, эти мастерские закрывались. А в 1931 году, ровно 90 лет назад, открылась косторезная мастерская в Уэлене, и в 1933 году Горбунков специально приехал туда, чтобы помочь в их работе и сбыте создаваемых изделий.
Он провел на Чукотке два года и это было очень плодотворное время с точки зрения развития косторезного искусства — он проводил с мастерами занятия, знакомил их с русским и западноевропейским искусством, помогал создавать коллективные формы работы для обмена опытом и знаниями, а еще всячески призывал художников не ориентироваться на вкусы заказчиков. Потому что иногда бывало так, что они, понимая, кто является покупателем их изделий, пытались делать то, что заказывали приезжие. Вот Горбунков говорил, что не надо это делать — обращайтесь к собственному наследию, памяти, тому, что делали ваши предки. Он безусловно не возражал против появления портсигаров из кости, ножей для бумаг, чернильных приборов — это были предметы, которыми местные жители не пользовались, их создавали для приезжих. Горбунков понимал, что без них будет трудно организовать эффективный сбыт изделий, но призывал обязательно вносить в них что-то свое. И вот тогда и тем же ножам для бумаги стали придавать форму ножей, которыми чукчи и эскимосы пользуются сами — рукоятки этих ножей выполнялись в виде фигурок моржей, на ножнах изображались сцены морской охоты и прочее. То же самое было и с другими бытовыми предметами, которые стали изготавливать местные мастера. Горбунков призывал их работать таким образом, чтобы в них чувствовался местный колорит древнего искусства Чукотки.
Такую же политику в отношении местных мастеров, и чукчей и эскимосов, проявляли уже русские искусствоведы, которые приезжали на Чукотку позднее. Вот был такой Игорь Петрович Лавров — он был художественным руководителем Уэленской мастерской в 1950-е годы, потом главными художественными руководителями становились все же местные мастера, но контакт с искусствоведами из центральных районов страны продолжался очень активно и в 60-е, и в 70-е и в 80-е годы. В Москве был такой НИИ художественной промышленности (НИИ ХП) и там был целый отдел, который специализировался на косторезном искусстве народов Севера. И его сотрудники часто приезжали в Уэлен, проводили там семинары, приглашали резчиков из близлежащих поселков, где были филиалы Уэленской косторезной мастерской.
Вот такая работа проводилась активно. В те же годы, с конца 60-х, стали часто устраивать выставки косторезного искусства в Москве, на Дальнем Востоке, разумеется и на самой Чукотке, в ее столице Анадыре. И это тоже стало важным стимулом для развития костроезного промысла.
Еще одна страничка, о которой следовало бы сказать — движение, которое стало развиваться с конца 1970-х годов и существовало до двухтысячных минимум. Что я имею в виду: это те же искусствоведы, а затем и археологи, стали знакомить чукотских резчиков по кости со своими археологическими находками на Чукотке. И тогда в современном искусстве Чукотки появились мотивы древнеэскимосского искусства. В частности, археологическая экспедиция нашего Музея Востока в этой программе участвовала — я был свидетелем того, как мы приносили наши находки в конце полевого сезона, работая недалеко от Уэлена, мастерам, и с каким благоговением они рассматривали предметы, о которых они знали очень мало. Раскопки на Чукотке ведутся с 40-х годов, это были экспедиции из Москвы и Санкт-Петербурга, и это все увозилось с Чукотки, а те, что здесь оставались, не очень доходили до отдаленных районов. А сотрудники НИИ ХП создали специальную программу по ознакомлению мастеров с работами их далеких предков. Сначала это были фотографии, которые привозили сотрудники НИИ, потом это были реальные находки, которые привозили археологи, проводившие раскопки недалеко от места жительства косторезов. Таким образом еще один этап в истории косторезного искусства Чукотки возник.
Ну и сейчас искусство это продолжает развиваться, или по крайней мере существовать, хоть есть и сложности главным образом материального характера. Но оно не погибло — мастера есть, мастера работают, последние годы мастерские появились в целом ряде поселков, в регионе начали работать и русские художники, причем некоторые из них — именно в традициях чукотского эскимосского искусства. Так что в целом ситуация неплохая.