Ровно 15 лет назад, 30 декабря 2006 года, Ирак проснулся в новой эпохе: бывшего президента Саддама Хусейна казнили по обвинению в многочисленных преступлениях против человечности, в том числе геноциде курдов и массовом убийстве шиитов. Вместе с ним погибло и его детище — баасистский Ирак. Государство, где Саддам был царем и богом, рухнуло за пару недель, а те, кто еще недавно клялся диктатору в вечной верности, оказались среди тех, кто крушил его изваяния. Но время шло. Конечным итогом американской оккупации Ирака стало окончательное превращение страны в очередной ближневосточный failed-state. Если 15 лет назад Хусейна воспринимали как свирепого тирана, то теперь многие с горечью говорят, что, останься он у власти, Ирак избежал бы ужасов гражданской войны. Саддам среди простых иракцев постепенно становится олицетворением мечты о твердой руке, которая способна остановить хаос. И у этого культа есть основания: при нем Ирак был не идеальным, но развивающимся государством, где люди не опасались за свою жизнь. О том, что из себя представлял Ирак при Саддаме Хусейне, — в материале «Ленты.ру».
На вершину власти Саддама привела партия. Молодой Хусейн в конце 1950-х вступил в «Баас» — Партию арабского социалистического возрождения. Идеология политического движения представляла собой гремучую смесь социализма, панарабизма и борьбы против империалистов. Саддам быстро выдвинулся благодаря своим военным способностям, личной храбрости, а также недюжинному таланту политика.
В 1968 году после переворота, приведшего баасистов к власти, Саддам занял второй по важности пост в стране, став вице-президентом. Партия считала своей целью полный демонтаж прежней государственной системы, то есть трансформацию традиционного иракского общества в угоду партийным идеалам: объединение всех арабов, освобождение от религиозных пережитков, построение социализма.
С момента окончательной консолидации власти в руках Хусейна в 1979 году в Ираке усилился процесс политической идеологизации. В 1985 году была издана брошюра «План баасификации общества», в которой прямо говорилось о необходимости проведения мобилизационных мероприятий, направленных на «сплочение населения вокруг революции и выработки абсолютной лояльности к партии и ее лидеру». Процесс создания универсальной партии продвигался успешно. В 1986 году в ней состояли 1,6 миллиона человек, к 2003 году это цифра достигла 4 миллионов человек — 16 процентов населения Ирака.
Немаловажная роль в процессе баасификации страны отводилась школьному образованию. «Наша цель — подготовить истинно революционное поколение, готовое как своим интеллектом, так и делом отстаивать патриотические и национальные ценности», — гласил план развития школ, утвержденный министерством по делам молодежи и студенчества. Программа должна была «усилить любовь и преданность по отношению к создателю великого и могучего Ирака — господину Саддаму Хусейну». Конечной ее целью значилось: «Твердо достичь получения школьником истинно революционного образования, соответствующего ценностям партии "Баас"».
Структурно иракская «Баас» была максимально похожей на КПСС. На низовом уровне партия состояла из небольших ячеек, отчитывающихся перед вышестоящими партийными структурами вплоть до Генерального секретариата. Секретариат являлся центральным исполнительным и административным органом баасистского контроля над страной. В его состав входили региональные отделения, над которыми стоял генеральный секретарь.
Со временем Хусейну и его соратникам удалось создать политическую силу, намного превосходившую их традиционную опору — суннитов, которые представляли треть всех мусульман страны (большинство представляли шииты). Несмотря на то что наиболее привилегированное положение во властной вертикали Ирака занимали арабы-сунниты и выходцы из Тикрита (земляки Хусейна), «Баас» был именно всеиракской организацией.
Постоккупационный коллапс Ирака во многом и объясняется тем фактом, что Хусейн, уничтожив все старые общественные институты, выстроил систему, в которой государственный и партийный аппарат представляли собой одно целое. В результате чего безболезненный демонтаж этой системы оказался попросту невозможен.
Формально «Баас» руководила страной исходя из трех принципов, содержавшихся в слогане партии: «Единство, свобода, социализм». «Единство» предполагало существование единой арабской нации, лишь по историческому недоразумению вынужденной проживать на территории 23 государств. Любая наднациональная идентичность, будь она религиозной или племенной, должна быть отброшенной.
Именно поэтому Саддам Хусейн ат-Тикрити (Тикритский) во всех документах отказался от своего нисба (части традиционного арабского имени, как правило, характеризующего происхождение человека), став просто Саддамом Хусейном. Впоследствии он сделал эту практику обязательной для всех иракцев, впрочем, свойственная арабам привязанность к неформальным связям по-прежнему играла важную, а в некоторых случаях вовсе определяющую роль.
Восприятие партией «Баас» термина «свобода» отличалось от западного понимания. Свобода гражданина ограничивалась в случае, если его действия несли угрозу «дальнейшему прогрессу и процветанию арабской нации». Другими словами, свободой отдельного индивида можно было пожертвовать ради процветания государства. Учитывая тот факт, что единственным выразителем интересов «арабской нации» Хусейн и подконтрольная ему партия видели себя, определение свободы служило оправданием кампаний против политических оппонентов.
Баасистский же «социализм» имел мало общего с классическим марксизмом и тем более брежневским «развитым социализмом». Скорее это был типичный для страны третьего мира набор противоречивых идеологических штампов. Иракский социализм никоим образом не помешал Хусейну расправиться сначала со своими союзниками по Национальному прогрессивному фронту в лице коммунистов, коих он объявил «проводниками чужеродного влияния», а затем и с собственными соратниками по партии, чьи взгляды оказались чересчур левыми.
Фактически под социализмом понималась любая политика, отвечавшая с точки зрения партии и Саддама интересам Ирака и арабского дела. Если в 1970-е годы эта политика заключалась в проведении умеренно социально ориентированных реформ и национализации нефтяной промышленности, то в 1980-е годы, напротив, она поощряла экономическую либерализацию.
Уже в конце 1980-х — начале 1990-х годов началась масштабная приватизация государственных предприятий, стали открываться коммерческие банки. Фактически с концом высоких цен на нефть закончился и иракский «социализм».
Придя к власти, Хусейн стремился найти баланс между светским и религиозным характером государства. Изначально «Баас» строилась на принципах лаицизма (светскости), однако в глубоко религиозных арабских странах реализовать такой принцип на практике едва ли представлялось возможным. В 1970-е годы религия не играла сколь-либо значимой роли, акцент делался на культурном наследии доисламской Месопотамии, активно прославлялись цари древнего Вавилона.
В общении с окружением Саддам порой сравнивал себя с царем Навуходоносором. Внутрипартийные документы прямо запрещали чиновникам в общении с населением использовать религиозную риторику.
В итоге репрессиям подверглись структуры шиитских исламистов. Так, в 1977 году шествие шиитов в честь Ашуры (элемент исламского культа, особенно популярный среди шиитов, посвящен памяти мучеников, часто сопровождается самобичеванием участников процессии — прим. «Ленты.ру») было разогнано с применением силы. Партия «Дава», основной выразитель политических интересов шиитской общины страны, была разгромлена, а ее лидеры казнены.
Однако Саддам был в первую очередь прагматиком, и исходя из политической целесообразности он активно пользовался религиозной риторикой. На фоне обострения отношений с Ираном он стал активно задабривать шиитскую общину, выделив порядка 80 миллионов долларов на поддержание мечетей и мест паломничества. Рост финансовой зависимости от консервативных монархий залива, связанный с началом войны с Ираном, также вынудил иракские власти пойти на сближение с исламом.
По мере ухудшения ситуации внутри страны и усиления внешней изоляции баасистского режима иракские власти все чаще стали заигрывать с религиозными чувствами населения. Спустя неделю после захвата Кувейта в 1990 году, выступая по телевидению, Хусейн обосновал этот поступок «божьим провидением». 13 января 1991 года был утвержден новый флаг Ирака, на котором помимо трех звезд — столпов баасизма — была нанесена надпись, гласившая: «Бог Велик» («Аллаху Акбар»).
Весной 1991 года после разгрома иракской армии на территории Кувейта армейские дезертиры совместно с шиитским населением страны, воспользовавшись поддержкой со стороны Ирана, подняли масштабное восстание, охватившее шесть провинций страны. Мятежники захватывали целые города и жестоко расправлялись с местным партийным активом. На подавление бунта была брошена элитная национальная гвардия, укомплектованная военнослужащими-суннитами.
В результате боевых действий огромное количество шиитов, в том числе видных богословов, бежало в Иран. Однако после подавления восстания Хусейн не стал ужесточать свою политику по отношению к шиитам, напротив он публично помолился в мавзолее Имама Али, расположенном в иракском городе Наджаф, а также выделил дополнительные средства на поддержание шиитских мечетей и мест паломничества.
В начале 1990-х годов режим окончательно склонился к использованию ислама для поддержания внутренней легитимности. Огромное количество партийных функционеров заявили, что они уверовали. В судопроизводство были введены элементы шариата, в том числе откровенно архаичные методы наказания: отсечение конечностей за воровство, побивание камнями за проституцию, обезглавливание.
Исламское образование стало обязательным даже для детей начальных классов, значительно усилилась подготовка исламских богословов и расширилось строительство новых мечетей. Было закрыто большое количество развлекательных заведений, а также запрещено публичное распитие алкоголя. В начале 2000-х годов, накануне американского вторжения, пропаганда стала активно использовать образ воина джихада, противостоящего западным крестоносцам.
Начало полновластного правления Хусейна пришлось на максимально благоприятный для Ирака период как страны-экспортера нефти. В результате арабского нефтяного эмбарго 1973 года, вызванного поддержкой западными странами Израиля в Войне Судного дня, цена на нефть стремительно возросла. Незадолго до начала войны против Ирана (1980-1988) она достигла рекордных 132 долларов за баррель (по нынешнему курсу, выше цена на нефть была лишь в начале 2008 года — 173 доллара за баррель). В 1979 году ВВП Ирака достиг исторического максимума — 54 миллиарда долларов.
Еще в 1975 году баасистское руководство Ирака приняло 20-летний план развития страны, который предполагалось впоследствии разбить на более специализированные пятилетки. Была поставлена задача к 1980 году снизить долю нефти в структуре ВВП до 50 процентов. Этот план провалился. Примечательно, что даже современный Ирак не смог достичь данных показателей: по состоянию на 2018 год доля нефти в ВВП страны составляла 65 процентов, на добычу полезных ископаемых приходится 90 процентов доходов иракского правительства.
Капиталовложения в промышленность и сельское хозяйство давали невысокую для развивающейся страны отдачу. В 1970-е годы это компенсировалось сверхдоходами от нефти, однако после начала войны с Ираном они стремительно сократились. Экономика Ирака вошла в фазу стагнации.
Военные авантюры Хусейна обернулись катастрофой не только для простых иракцев, но и для экономики страны. Согласно подсчетам, произведенным американским исследователем иракского происхождения Аббасом Аль-Насрави, к 1986 году доля доходов от нефти в ВВП страны сократилась до 20 процентов. На практике это означало, что иракский бюджет вместо довоенных 35 миллиардов долларов получал лишь 3 миллиарда.
Одновременно с этим доля военных расходов в ВВП страны достигла колоссальных 57 процентов. Пришлось отказаться от пятилетних планов развития, а также свернуть практически все социальные программы. Экономика Ирака оставалась на плаву лишь благодаря денежным вливаниям со стороны консервативных монархий Залива, поддерживавших режим Саддама из-за страха дальнейшего экспорта иранской «исламской революции».
В 1989 году, к моменту окончания боевых действий, страна, ранее почти не обращавшаяся к внешним займам, оказалась в финансовой кабале. Общая сумма долгов перед всеми кредиторами составила 81 миллиард долларов. Из этой суммы 40 миллиардов Ирак был должен Саудовской Аравии и Кувейту, 30 миллиардов — странам Запада, 11 миллиардов — Советскому Союзу и его партнерам.
Несмотря на послевоенный восстановительный рост экономики и наращивание объемов добычи нефти, расплатиться по долгам в среднесрочной перспективе не представлялась возможным. В 1990 году на одно лишь обслуживание долга уходило 8 миллиардов долларов — 55 процентов от нефтяной выручки 1989 года. Именно отказ арабских монархий снизить нефтедобычу и заморозить либо вовсе списать долги Ирака, подтолкнул Саддама к фатальной попытке аннексировать Кувейт, закончившейся эмбарго и военным разгромом.
В 1991 году ВВП страны рухнул на 64 процента. В результате бомбежек со стороны международной коалиции было разрушено колоссальное количество промышленных предприятий. Экономически страна оказалась отброшенной на уровень начала 1960-х годов. Затем последовал восстановительный рост, однако из-за чрезвычайно жестких санкций, а также репараций в пользу Кувейта на каком-либо серьезном развитии страны был поставлен крест. Именно внешнеполитические авантюры баасистского режима подорвали экономические перспективы Ирака.
Хусейну совместно с соратниками удалось создать колоссальный по меркам страны третьего мира чиновничий аппарат. Опасаясь чрезмерного усиления бюрократии, Саддам часто дублировал ее функции посредством партии и спецслужб. Помимо этого, он создал параллельную министерствам структуру управления — президентский «диван» (совет), роль которого особенно возросла в 1990-е годы.
Этот орган объединял чиновников и экспертов, пользовавшихся доверием иракского лидера. Они контролировали работу министерств и выносили свою оценку по поводу решения того или иного вопроса. По этой причине частым явлением стали сбои в работе бюрократической машины, когда профильное министерство предлагало одну программу, а чиновник из состава «дивана» — противоположную ей. Ряд министров не могли решить даже самые тривиальные и насущные управленческие задачи без одобрения соответствующего куратора из состава «дивана». Порой подковерные интриги за внимание Саддама к тому или иному проекту заканчивались большой кровью.
Над ведомствами также был установлен плотный партийный контроль, в каждом министерстве существовал советующий комитет «Баас», следящий за четким соблюдением «генеральной линии».
Любовь верхушки дублировать министерские функции соответствующими неформальными институтами порой приводила к курьезным последствиям. Например, под патронажем «Баас» был создан полный аналог министерства сельского хозяйства — Государственная организация по мелиорации почв и земель. Для открытия фирмы требовалось получить разрешение сразу от нескольких министерств, партийных комиссий, а также представителей силовых структур.
До 1990 года президент лично изучал злоупотребления членов партии, определяя степень их вины и наказание. Саддам любил читать письма с жалобами простых людей на чиновничий произвол и демонстративно карал виновных.
Вмешательство партийных органов и «дивана» в работу министерств и низовой бюрократии порой порождало бессмысленные споры о характере отдельных аспектов школьной программы или оптимального способа перевода того или иного иностранного термина на арабский язык. Попытка выстроить систему абсолютного контроля, в которой над одним проверяющим стояли двое других, привела к жуткой неповоротливости государственной машины.
Хусейн всегда максимально серьезно относился к возможным заговорам против себя. Эти страхи не были исключительно паранойей. С момента свержения монархии в 1958 году и до захвата власти партией «Баас» в 1968 году в стране было предпринято пять попыток свержения власти, три из которых закончились успехом. Все 1970-е годы в судах шли процессы над курдскими мятежниками, коммунистами и шиитскими исламистами.
В 1979 году президент решил превратить разгром внутрипартийной оппозиции в театрализованное представление. Прямо на партийном конгрессе, потягивая сигару, Саддам называл имена заговорщиков, якобы планировавших его убийство с целью навязать Ираку объединение с Сирией. «Разоружившиеся пред партией» оппозиционеры, поносимые бывшими соратниками, по одному выходили из зала, где их сразу же арестовывали. Из 68 несостоявшихся революционеров к смертной казни приговорили 22. Все действие было заснято на видео и впоследствии демонстрировалось в кинотеатрах и на телевидении.
С целью пресечения возможных заговоров Хусейн создал могущественную тайную полицию — Главный аппарат разведки. Помимо шпионажа и контрразведки спецслужба занималась уничтожением реальных или мнимых противников режима.
Активно поощрялось доносительство. Известен случай, когда человек оказался в застенках тайной полиции, проговорившись в беседах с друзьями о том, что он мечтает совершить паломничество к священным местам в Иране. Активно применялись методы коллективной ответственности, когда за преступление одного человека наказывался весь его род либо племя. Масштабный террор и атмосфера страха позволили добиться контроля над обществом.
Показателен случай, описанный губернатором провинции Васит в письме на имя Хусейна в 1984 году. В нем возносился «подвиг» 62-летнего партийца из города Сувайра, застрелившего собственного сына-дезертира, после того как тот отказался вернуться на фронт. Саддам поощрил «героя» медалью, это событие широко освещалось в прессе.
Этот случай не был уникальным. В 1985 году партийные органы сообщали о 37 «достойных поступках», когда родственники доносили о дезертирстве своих близких, зная о последующих суровых мерах. Племенные шейхи помогали властям ловить уклонистов, а часть шиитских богословов несмотря на репрессии продолжали сотрудничать со спецслужбами, сообщая о потенциальных мятежниках среди прихожан мечетей.
Страх и аппарат подавления сыграли свою роль — даже после катастрофического военного поражения в Кувейте режим Хусейна не был свергнут в результате восстания или военного переворота. Безусловно, было бы большим упрощением говорить о том, что баасистский режим базировался исключительно на страхе. Лояльных граждан даже в самые трудные годы поощряли денежным довольствием, материальными благами, собственностью, медалями и орденами. Но именно сочетание реального террора, поощрения и перманентного страха в один момент лишиться всего, позволили Хусейну править страной на протяжении почти 35 лет.
Саддам стал подлинным отцом современного Ирака и его проблем. Сверхдоходы от нефтедолларов были потрачены не на развитие несырьевых секторов экономики, а на серию провальных войн. Была уничтожена правовая система страны, ей на смену пришла партия и ближний круг Саддама. Суннитские привилегии и отказ идти на реальный компромисс по курдскому вопросу привели к фактическому выходу Курдистана из состава страны и вечному суннитско-шиитскому конфликту.
Безусловно, не Саддам открыл ящик Пандоры политического насилия в Ираке. Этим вполне успешно до него занимались революционеры, свергнувшие монархию и убившие королевскую семью, а затем с упоением почти 10 лет воевавшие друг с другом. Однако именно Хуссейн вывел практику политически мотивированного насилия на новый, недостижимый ранее уровень. Именно при нем убийство политического или идеологического оппонента окончательно стало общественной нормой. Ирак пожинает последствия этой «нормализации» насилия и по сей день.