26 марта на Севере традиционно отмечают День оленевода — одной из самых экзотичных профессий в России. Сегодня страна находится на четвертом месте в мире по численности домашних оленей — более 120 тысяч голов. Жители российского Севера знают, что олень — уникальное животное, которое одновременно служит и едой, и источником материалов для одежды, и транспортом. Поэтому оленеводы берегут своих питомцев, защищая их от волков, просыпающихся по весне медведей и браконьеров. Рассказы российских оленеводов о жизни на Севере и их необычной профессии — в материале «Ленты.ру».
Президент Союза оленеводов Югры Степан Кечимов:
«Олень лишь наполовину приручен. Я всегда говорю, что олень не совсем домашнее животное. Это лошадь или корову можно держать во дворе, а олень приходит домой, но не дается, чтобы его обнимали, ласкали, хотя и узнает своего хозяина. Летом олени едят в основном траву, иногда ягель. А ближе к осени перебираются в места, где растут белые и красноголовые грибы. Зато зимой мы на одном месте не сидим. Зима длинная, и оленей нужно перевозить с места на место, а то они весь ягель копытят». (Из интервью НСН)
Автор YouТube-блога «Дневник ханта» Владимир Айваседа:
«Ты в детстве находишься рядом с родителями, перенимаешь опыт и в сознательном возрасте начинаешь делать это сам. Все подручные средства ты умеешь изготавливать, хотя тебя и не учили.
Традиционно у ханты и лесных ненцев небольшие стада оленей, так как мы живем в лесной местности. А в тундре стада огромные — тысячи голов. Для меня мечта — увидеть все это». (Из интервью ТАСС)
Ямальский оленевод Александр Салендер:
«Здесь (в чуме — прим. «Ленты.ру») нет душа, как в поселке. У нас ручной умывальник висит. Воду греем на печи, моемся. Летом в озерах купаемся, вещи стираем. Туалета тоже нет. Выйдешь подальше от стойбища, ямку в снегу натопчешь и садишься там. Малица (длинная одежда ненцев — прим. «Ленты.ру») со всех сторон закрывает, чтобы не продувало. Она как маленький чум — главное, чтоб олени не набежали. Им соли не хватает. Поэтому они сразу набрасываются на «желтый снег». Приходится на них орать, чтобы отогнать от себя». (Из интервью Ura.ru)
Ямальский оленевод Иван Ного:
«У нас бригада, на пять оленеводов и три чумработницы в общей сложности более 2,5 тысячи животных, из них полторы тысячи — это совхозные олени, которых мы выпасаем и получаем за это ежемесячную зарплату на карточку, остальное — частное.
Один олень оптом выходит примерно на 12 тысяч рублей. Еще мы продаем панты — это оленьи рога, наполненные кровью. Оленей загоняем в корали [загоны], ловим и отпиливаем рога». (Из интервью ТАСС)
Журналистка Валентина Чибичик, переехавшая из Донецкой области на Русский Север:
«Моя подруга Тоня любила рассказывать о своем олененке. Так бывает, что самка отказывается от детеныша, а дети оленеводов его выхаживают — кормят из соски, заботятся. Таких оленей называют авками. Вырастая, они помнят своих хозяев довольно долго, да и оленеводы знают своих питомцев. Не знаю, как они это делают, но могут издалека понять, где в стаде находится именно их олень». (Из интервью «Ленте.ру»)
Режиссер Владимир Тумаев, автор фильмов о Русском Севере:
«В тундре есть проблема с женщинами — их не хватает. А чум оленевода не может существовать без женщины, потому что именно на ней держится очаг, к которому после тяжелого трудового дня возвращается мужчина. Если после какого-либо происшествия чум оленевода остается без женщины, то мужчину на время отсутствия его жены закрепляют за другим чумом, в котором есть женщина, способная позаботиться о нем до возвращения его жены». (Из интервью «Ленте.ру»)
Жена оленевода и чумработница Елена Валей:
«Мой обычный день начинается так: утром я встаю раньше мужа, часов в пять-шесть. Разжигаю печь. Делаю какую-то еду на день: например, я обычно варю пшенку, делаю тефтели из оленины, лепешки из теста.
Крупы, оленина и хлеб — вот что мы едим. С овощами, разумеется, все сложно. Муж просыпается после меня, завтракает и уходит к стаду». (Из интервью National Geographic)
Оленевод Анна Сорванова-Терентьева из села Ловозеро (Мурманская область):
«Я вышла замуж за оленевода и перебралась в тундру. Взрослому человеку сложно вот так вот сесть и управлять оленьей упряжкой. Это все с раннего детства нужно прививать.
Моя бабушка собирала райду [обоз] из двенадцати саней и уезжала в тундру, всех детей посадит и сама едет. Раньше женщина, управляющая оленьей упряжкой, была обыденностью, а сейчас — диковинка». (Из интервью «Мурманскому вестнику»)
Оленевод Виталий Казамкин, стойбище Ампутинское (ХМАО):
«На летнее стойбище мы переезжаем с оленями в начале мая. Оно специально рядом с болотом на открытом месте, чтобы продувалось от мошки и комаров. Зимнее стойбище, наоборот, строят в закрытых от ветра местах. Всего у нас четыре стойбища. Мы бы, может, и жили на одном стойбище, но оленям нужен корм — ягель и трава, поэтому перемещаемся в течение года несколько раз. Ягель очень медленно растет — значит, чем больше оленей, тем больше территория нужна». (Из интервью Ugra-news.ru).
Ямальский оленевод Илья Лаптандер:
«Ближе к утру я услышал шум и переполох среди животных, побежал туда и увидел трех медведей, они пытались напасть на оленей. У меня ружья не было, только большая палка.
Но, изловчившись, я все же ударил его крепко палкой и опять закричал. Все смешалось. А потом уже вижу, что и этот медведь уходит». (Из интервью «Красному Северу»)
Директор бывшего воркутинского совхоза «Оленевод» Сергей Пасынков:
«Оленеводство — наша жизнь. Прогресс? На оленей можно повесить GPS-ошейники, а оленеводы могут больше не кочевать, если им построить фактории. Оставил ты стадо на зимнем пастбище, а потом делов-то — только выезжай из теплого дома и перегоняй раз в неделю. Но так нарушатся традиции. Раз сменив образ жизни, [оленеводы] не смогут вернуться обратно в чум. Поэтому мы кочуем». (Из интервью Afisha Daily)