В российский прокат вышел новоиспеченный лауреат «Оскара» за лучший иностранный фильм — «Сядь за руль моей машины» японца Рюсукэ Хамагути. Это изобретательная и часто непредсказуемая в своем развитии, одновременно интимная и эпическая драма о природе искусства, парадоксах близости и очень современном отчуждении — причем в ее основе лежат как будто сразу два первоисточника: одноименный рассказ Харуки Мураками и пьеса Чехова «Дядя Ваня», над постановкой которой работает главный герой «Сядь за руль моей машины», овдовевший токийский театральный режиссер, пытающийся пережить не только смерть жены, но и ее измены. «Лента.ру» поговорила с Хамагути, наверное, самым признанным японским постановщиком авторского кино последних лет (только в прошлом году он получил призы на Берлинале и в Каннах) о картине.
«Лента.ру»: Как вы решили обогатить экранизацию небольшого, в сущности, произведения Мураками чеховским «Дядей Ваней»?
Рюсукэ Хамагути: Да, вы совершенно правы — в оригинальном рассказе всего сорок страниц или даже меньше. Первоначально я ставил перед собой задачу превратить их в фильм продолжительностью хотя бы 120 минут. Историю необходимо было развернуть. Мы понимали, что сюжет в рассказе не закончен — он требовал какого-то продолжения. Скажем, в рассказе как и в фильме есть реплика Такацуки (один из персонажей «Сядь за руль моей машины», молодой известный актер, с которым до своей смерти изменяла главному герою картины его жена, — прим. «Ленты.ру»): «Если нам действительно хочется увидеть других, нет иного способа, кроме как приглядеться к себе». Услышав такие слова, Кафуку, протагонист фильма, должен был тоже в себя всмотреться, что-то о себе понять. То есть его история требовала продолжения. Нам нужно было придумать, как развернуть, раскрыть эти темы. В том же сборнике Мураками «Мужчины без женщин» есть рассказ «Вчера», в котором герою изменяет девушка, а он никак на это не реагирует — хотя должен бы, по идее. Здесь прослеживается тема одиночества, которая совпадает с характером Кафуку, и мы добавили схожий мотив в его линию. Вообще в «Сядь за руль моей машины» Мураками не рассказывает о прошлом героев — а нам нужно было это добавить. В этом помог рассказ «Шахерезада», посвященный женщине, которая всегда после секса рассказывает своему любовнику новую историю, — и это стало чертой покойной жены героя. А уже для изображения жизни персонажей в настоящем пригодился «Дядя Ваня». Чехов невероятно, неоценимо нам помог.
Почему именно он?
«Дядя Ваня» упоминается у Мураками в первоисточнике — там говорится, что Кафуку играл в этой пьесе. Это дало и нам возможность ее использовать. Когда я читал пьесу, то поразился тому, что реплики дяди Вани идеально подходят характеру главного героя моего фильма. Монологи дяди Вани совпадают с тем, что мог бы сказать о себе Кафуку. Так пьеса стала способом вытащить из Кафуку его внутренние переживания, его настроение. Он ведь из тех людей, кто ничего о себе не рассказывает, и чтобы установить связь между ним и зрителем, мы использовали текст Чехова. Что касается Мисаки, девушки, которая работает водителем Кафуку, то я вижу четкие параллели между ней и образом Сони — она даже говорит некоторые реплики чеховской героини, и я думаю, Мураками вполне мог закладывать эту ассоциацию.
Вообще, как вы работали над тем, чтобы преобразовать театральный, сценический материал в материю кино? Они ведь принципиально разной природы.
У меня, кстати, ведь совсем нет опыта работы в театре — хотя я сталкивался, особенно на английском языке, с утверждениями обратного. Но это не так. Был трехмесячный воркшоп, из которого родился один из моих предыдущих фильмов «Счастливый час», но это был не театральный воркшоп, а, скорее, такая мастерская разговоров с живым человеком: мы вместе с актерами брали интервью у самых простых людей и в процессе не только узнавали что-то о них, но и учились слушать. Что касается взаимосвязи театра и кино... Есть одна вещь, которая их объединяет при всех различиях формы. Это один из самых сильных моих интересов — феномен актерской игры. Как достигается реалистичность игры, вот этот эффект, когда актер кого-то изображает, а нам, зрителям, кажется, что это происходит на самом деле? Как они заставляют нас поверить в то, что делают? Мне кажется, что читка текста актерами, наверное, самый важный этап этого преображения, процесса создания актерского перформанса. Я, к слову, в своей работе к читкам прибегаю постоянно. Может быть, поэтому я чувствовал, что такие читки вполне могут быть кинематографичны — почему они и стали элементом «Сядь за руль моей машины», частью сюжета фильма.
Кроме персонажей фильма и красного Saab, в котором проходит часть его действия, другой, менее очевидный герой «Сядь за руль моей машины» — город Хиросима. Он ведь тоже воплощает те темы горечи утраты, горя как такового, которые важны для фильма.
Да, Хиросима — абсолютно точно один из героев, играет важную роль. При этом появление города в конструкции фильма во многом было случайным! Мы собирались снимать в Корее, в Пусане, и даже начали там съемки, но в этот момент началась пандемия. Мы потеряли возможность выезжать за рубеж. Тогда мы стали искать место для съемок в Японии. Нашли Хиросиму — и можно сказать, что это была не случайность, но воля судьбы. Нам нужен был город, в котором проведение международного театрального фестиваля, по заказу которого главный герой ставит «Дядю Ваню», было бы естественно — то есть город, где культура достаточно развита, чтобы там такой фестиваль в теории мог бы состояться. Вы, конечно же, знаете историю Хиросимы. Это город, который был возрожден буквально с нуля. Там ощущается очень сильная воля. Воля к возрождению. Воля к миру. Это отражается даже в архитектуре. Когда я туда приехал, то сразу почувствовал, что смогу снять там фильм. Атмосфера в Хиросиме, ветер, который там дует, свет, который там отбрасывает солнце, возвращают надежду. Главный герой Кафуку и его водитель Мисаки — люди, которые пережили горе утраты и которые ищут способ вернуться к жизни. В Хиросиме это может с ними произойти.
Кажется, что «Сядь за руль моей машины» из всех ваших фильмов наиболее обеспокоен тем, что кинематограф собой представляет в принципе. Ощущаете ли вы сами его таким своеобразным промежуточным подведением итогов ваших отношений с кино?
Не уверен, что смогу подобрать правильные слова, чтобы описать свои ощущения — но для меня кино это некая сущность, которая живет независимо от меня. Снимая свои фильмы, я не создаю его, но вступаю с этой сущностью во взаимодействие. Думаю, что и зрители не всегда понимают полностью, с чем имеют дело, когда соглашаются провести несколько часов своей жизни в кинозале. Не осознают, насколько это мистический процесс. Я лично ищу в кино путь к удивлению. И я уверен, что в кинематографе всегда заложено что-то врожденно пугающее, что-то, способное непредсказуемым образом повлиять на мою жизнь. Поэтому мне хотелось бы снимать кино, которое нельзя было бы просто смотреть, как нечто само собой разумеющееся, в которое был бы заложен потенциал для того, чтобы изменить жизнь зрителя. Как-то так.
Очевидно, что речь о трехчасовом, очень сложно устроенном фильме. Удивлены ли вы тем признанием и теми наградами, которые «Сядь за руль моей машины» снискал? Сделает ли это вашу дальнейшую работу легче?
Я, конечно, очень удивлен такими высокими оценками. Но я никогда и не думал, что фильм может быть не понят из-за того, что он длинный или сложный. Да, «Сядь за руль моей машины» — первый в истории японский фильм, номинированный на «Оскар» в категории «Лучший фильм». И вот чему я удивлен по-настоящему, так это тем, что именно моей работе досталась такая честь. Откроет ли мне это новые дороги и возможности? Наверное, да. Но для меня ничего не изменится коренным образом: до сих пор я снимал то, что хотел, и то, что мне нравится, а значит, нет ощущения: «О, сейчас я наконец сниму, что давно задумывал». Я всегда занимался именно этим. Скорее уж, мне нужно будет стать осторожнее, чтобы исключить различные соблазны, чтобы исключить возможность изменить самому себе.
Фильм «Сядь за руль моей машины» (Doraibu mai ka) уже вышел в российский прокат