Спецоперация на Украине стала событием такого масштаба, с которым Европа не сталкивалась уже многие годы. Его последствия будут серьезным испытанием для государственных структур, в том числе для правоохранительных органов. В ближайшее время им предстоит решать самые разные проблемы — от борьбы с криминалом среди мигрантов до изъятия нелегального оружия, которое попадает из зоны боевых действий в сопредельные государства. О сложностях и тонкостях предстоящей работы «Ленте.ру» рассказал генерал-майор ФСБ России в запасе Александр Михайлов.
«Лента.ру»: Как вы оцениваете реакцию общества на военную операцию на Украине?
Александр Михайлов: Уже сейчас все понимают: прежней жизни у нас не будет. Мы переходим в совершенно другую формацию, не только экономическую, но и внутреннюю, морально-нравственную и психологическую.
Я считаю, что тревога — одна из главных характеристик сегодняшнего общества. Люди волнуются и следят за событиями на Украине. Любые потери среди российских военных сейчас воспринимаются с большой болью. Мне кажется, многие начинают утро с новостей о ситуации на фронте за прошедшую ночь. И в целом все хотят, чтобы это быстрее закончилось и поставленная задача была выполнена.
Могут ли западные поставки вооружения и техники на Украину изменить ситуацию на фронте?
С одной стороны, ВСУ нужно время на освоение техники с Запада. С другой — в основном такая техника уничтожается сразу после пересечения границы, так что толку от нее немного.
Украинцам придется платить за нее своими ресурсами, полезными ископаемыми, финансами и политическими свободами. Но и сама эта помощь весьма дозированная: западные страны хорошо понимают, что рано или поздно им придется разговаривать с Россией. А мы такие поставки не оценим.
Как сегодня работают российские правоохранительные органы на территории Украины?
Сотрудники всех наших силовых ведомств сейчас работают на украинской территории в усиленном режиме. ФСБ отвечает за контрразведку, СКР — за фиксирование и документирование преступлений националистов и их батальонов. Росгвардия (в том числе бойцы СОБР и ОМОН) сопровождает гуманитарные конвои и участвует в боях.
В России полиция все чаще фиксирует случаи вандализма в отношении личных автомобилей, на которых владельцы наносят букву Z как символ поддержки спецоперации. Почему?
Маргиналы в целом почему-то негативно воспринимают любую маркировку автомобилей, выделяющую их на общем фоне. Особенно это касается политических лозунгов, государственных символов — или, как в нашем случае, символики спецоперации. Этот негатив у маргиналов выражается в таких вот актах.
Я полагаю, что с такими актами мы будем сталкиваться и дальше: это показывает, что далеко не все адекватно воспринимают события на Украине. Безусловно, это серьезный сигнал как для общества, так и для государства.
С началом спецоперации на Украине пошли на спад телефонные мошенничества в России — вероятно, аферисты действовали с территории Незалежной. Стоит ли ожидать возобновления звонков от мошенников, когда они перенесут свои кол-центры на запад Украины?
Они не будут ничего переносить. Это были полулегальные центры, многие из которых контролировались СБУ. Я думаю, сейчас появятся новые виды мошенничеств, нацеленные на хищения денег со счетов уже без участия этих операторов. Именно поэтому сегодня службы безопасности многих банков работают над повышением уровня защиты своих клиентов.
Будут ли украинские диверсанты активизировать свою работу в России на фоне спецоперации? Готовы ли к этому спецслужбы?
Сегодня наши спецслужбы предотвращают большинство диверсий на стадии подготовки, что говорит о хорошем уровне оперативной работы. Но, называя вещи своими именами, пока большинство задержанных за диверсии — полные дебилы.
Вместе с тем в Донецке сейчас находится немало пленных украинцев, с которыми активно работают наши правоохранительные органы. Нам, среди прочего, интересны любые связи пленных с СБУ. Полученная от них информация позволяет выявлять скрытые агентурные схемы, ячейки и тех людей, которые были засланы в Россию для выполнения заданий украинских спецслужб.
Недавно СМИ сообщали о случае, когда мошенники пытались шантажировать мать одного из российских солдат информацией, что он якобы взят в плен. Они требовали деньги за его освобождение. Как вы оцениваете это?
Таков закон войны: вокруг человеческого горя всегда вращается множество мошенников. Аферисты накапливали базы данных на наших солдат не один день. Тем более что такие действия — по сути элемент спецпропаганды и способ деморализации.
Где находится та или иная группа бойцов — это военная тайна. Но, раз такие случаи шантажа появляются, вероятно, будет выстроен некий механизм, позволяющий близким узнать судьбу того или иного солдата.
Из-за колебаний курса рубля часть мигрантов из Средней Азии осталась без работы или потеряла часть доходов. Стоит ли ожидать роста числа разбойных нападений среди них? Готовы ли российские правоохранительные органы к такой ситуации?
Это уже началось. В последние месяцы произошел значительный рост преступлений, совершаемых мигрантами из стран СНГ и Балтии. Рост цен всегда ведет к увеличению числа краж, разбоев и грабежей. Конечно, особенно велик процент преступлений среди тех, кто лишился работы и не может уехать из России домой.
При этом многие мигранты приехали к нам с семьями и родственниками, которых надо кормить. В отчаянной ситуации человек может пойти на любое преступление. Но на любой рост преступности, в том числе среди мигрантов, сотрудники силовых ведомств всегда отвечают усилением оперативной работы и превентивными мерами. Так будет и в этот раз.
С Украины хлынул большой поток мигрантов — как в Россию, так и в Европу. Какие риски это несет?
Конечно, люди бегут от войны и опасностей. Но надо понимать, что часть людей, которые пересекают нашу границу — как с Западной, так и с Восточной Украины, — стоят на очень четких русофобских позициях. У многих из них посттравматический синдром, и с ними может быть непросто.
Некоторые мигранты с Украины — это мины замедленного действия: необходимо уже сегодня готовить ресурсы в нашей правоохранительной системе, чтобы со временем купировать преступные проявления в их среде. Европа, к слову, уже столкнулась с такими проблемами.
В чем это выражается?
Пока это единичные случаи — кому-то из беженцев не хватило бассейна в их жилье, кто-то попытался заставить француза говорить на мове. Но Запад скоро почувствует, кого защищает. Тут можно вспомнить 90-е годы, когда бандиты со всего СССР стали массово мигрировать в Европу.
Они быстро подавили местных гангстеров и взяли под контроль проституцию, подделку денег, а также торговлю оружием, наркотиками и людьми.
И сейчас ситуация повторится: в Европу потянется украинский криминал, и там начнутся трудные времена. Парни с Украины в странах Западной Европы уже пытаются диктовать свои порядки — и это вызывает критику. Европейцам не нравится, когда приезжие указывают им, как жить.
Между тем многие из приезжих украинцев имеют посттравматический синдром: им надо будет выживать в новых условиях, а делать они ничего не хотят. Запад не будет долго содержать их на свои деньги — и они начнут заниматься криминалом.
Кроме того, мы вполне можем увидеть в Европе столкновения между арабскими и украинскими беженцами. Специфика национализма — в идее превосходства одной нации над другими. У таких людей личное я выше остальных, и многим жить с ними будет некомфортно. Не исключено, что наплыв беженцев с Украины побудит часть арабских беженцев вернуться из Европы домой.
На фоне событий на Украине все меньше стали говорить об исламском терроризме. Угроза миновала?
Угроза со стороны радикалов действительно снизилась из-за отъезда большого числа мигрантов с территории России. Выходцы из Средней Азии приезжали, чтобы зарабатывать у нас деньги и содержать на них свои семьи. Но сейчас курс рубля в их странах уже не тот — поэтому многие мигранты поспешили домой, в том числе и носители радикального ислама.
Вскоре после начала российской спецоперации Украина освободила из тюрем часть заключенных. Насколько серьезна эта проблема?
Тут надо учесть, да, украинцы освободили многих, но эти люди или уже готовились выйти по УДО, или совершили нетяжкие преступления. Конечно, речь не шла о том, чтобы освобождать серийных убийц или насильников. Таких осужденных никто в здравом уме не выпустит. Так что эта проблема не столь велика, как может показаться.
Сейчас на Украине много оружия — есть ли риск, что оно окажется на российском черном рынке?
Безусловно, такой риск есть — но я бы его не преувеличивал. Сейчас граница с Украиной находится под пристальным контролем со стороны российских правоохранительных органов, там всех серьезно проверяют.
Так было и после чеченской кампании, но наши правоохранительные органы в то время отработали четкий регламент и успешно изымали все «сувениры», которые бойцы пытались везти из региона домой. Эти механизмы были вновь запущены с началом спецоперации именно для того, чтобы не пропустить нелегальное оружие в Россию.
После развала СССР ветераны-афганцы пополнили ряды многих ОПГ. Как избежать такого сценария с будущими ветеранами спецоперации на Украине?
В первую очередь таким людям необходима реабилитация: бойцы едут домой с тяжелым наследием войны в душе. О них нужно думать уже сегодня: мы действительно имеем дело с большим числом людей, психике которых нанесен огромный ущерб.
Причем это касается не только военнослужащих, но и мирного населения, которое спасалось от бомб в подвалах и теперь вздрагивает от каждого звука.
У России в этом плане есть определенный опыт. Я думаю, что, когда бойцы вернутся домой, определенные структуры помогут им адаптироваться к мирной жизни как физически, так и психологически.
Противостояние России со странами НАТО достигло небывалого накала со времен холодной войны. На что сегодня делают ставку западные спецслужбы?
Ставка западных спецслужб на оппозицию не сработала — большинство ее лидеров сбежало из России. Теперь пришло время для информационной войны с использованием ложной информации, роликов и материалов. Такие фейки призваны сеять панику и страх, цель которых — вызов внутренних потрясений в российском обществе.
Почему российские государственные органы столь дозированно выдают информацию о ходе спецоперации?
Во время второй чеченской кампании я возглавлял российский информационный центр: ко мне были прикомандированы сотрудники всех силовых структур. Мы тщательно фильтровали информацию, руководствуясь главным принципом — не навредить.
Но сейчас совсем другая операция — и по сути, и по масштабу. Поэтому все информационные потоки сосредоточены в руках военных. Только им решать, какие данные стоит давать и в каком объеме: одно неверное движение может привести к непоправимым последствиям. Как писали на советских плакатах: «Болтун — находка для шпиона».
Как вы оцениваете признание компании Meta — с ее соцсетями Facebook и Instagram — запрещенной экстремистской организацией в России?
Я скептически отношусь к возможности технической блокировки соцсетей и пока не вижу никакого конкретного результата от этого. Конечно, можно все заблокировать по сценарию Ирана или Китая — но я не нахожу эту идею удачной.
Есть множество способов обхода таких блокировок. Мне кажется, что соцсети — это поле информационной войны: нужно выходить туда и заниматься контрпропагандой, вести там борьбу, а не делать ставку на блокировки.
Какие угрозы для безопасности России вы считаете главными сегодня?
Главная угроза — это возможное ухудшение экономической ситуации и реакция на это общества. На втором месте — огромное число мигрантов с Украины, от которых не стоит ждать благодарности. Причем все не ограничивается антироссийскими настроениями: под видом мигрантов к нам могут проникать агенты СБУ для выполнения различных заданий.
Наконец, еще одна угроза — вернее, вызов — состоит в том, что нам придется перестраивать свою психологию и привыкать к новой экономической формации. Нам необходимо справиться с этим — иного выбора просто нет. И я верю в наш успех.