130 лет назад, 7 мая 1892 года, родился Иосип Броз Тито — руководитель красных партизан на Балканах во время Второй мировой войны, маршал, президент Югославии и лидер Движения неприсоединения. Вся его жизнь была тесно связана с Россией: в Первую мировую он попал в плен к русским, женился на русской девушке, сошелся с большевиками, своими глазами видел Февральскую революцию. В середине 1930-х Тито работал в Коминтерне в Москве, в начале 1940-х — воевал с немцами, опираясь на поддержку СССР. Он выстроил прекрасные отношения с Иосифом Сталиным, который, как считали, рассматривал его в качестве преемника. Но когда Тито захотел вести более самостоятельную политику, советский вождь ему этого не простил. Югославского лидера в СССР объявили фашистом, на него готовились покушения, стоял вопрос и о военной интервенции в Югославию. Знаменитый конфликт Сталина и Тито, поссоривший две братские страны, — в материале «Ленты.ру».
25 февраля 1956 года, Большой Кремлевский дворец. Делегаты XX съезда партии устало потирают глаза, а Никита Хрущев все вещает с трибуны. Уже не первый час он читает свой «секретный» доклад с разоблачениями деятельности Иосифа Сталина. Откашлявшись, первый секретарь ЦК КПСС переворачивает страницу и набирает в легкие побольше воздуха. Зал настороженно замирает, Хрущев с усмешкой обводит его глазами и готовится продолжать обличать.
«Произвол Сталина давал себя знать не только при решении вопросов внутренней жизни страны, но и в области международных отношений Советского Союза», — провозглашает он звонким как железо голосом.
Далее речь идет о причинах возникновения конфликта СССР с Югославией в 1948 году и «весьма неблаговидной роли Сталина». Как говорит Хрущев, в «югославском деле» не было таких вопросов, которые нельзя было бы разрешить путем переговоров. Он также впервые объявляет, что у советского руководства имелись все возможности не допустить разрыва с дружественной страной. По его мнению, ошибки и недостатки югославской верхушки были чудовищно преувеличены Сталиным.
Многих вопросов Хрущев касался мельком, а «югославскому делу» он уделяет особое внимание. Советский лидер вспоминает первые дни, когда «искусственно стал раздуваться конфликт между Советским Союзом и Югославией», и рассказывает о своем приезде из Киева в Москву по приглашению Сталина, который показал ему копию письма из Белграда. Если верить Хрущеву, Сталин сказал ему: «Вот шевельну мизинцем — и не будет Тито. Он слетит...»
«Дорого нам обошлось это "шевеление мизинцем", — продолжает читать доклад Хрущев. — Такое заявление отражало манию величия Сталина, ведь он так и действовал: шевельну мизинцем — и нет Косиора, шевельну еще раз мизинцем — и нет уже Постышева, Чубаря, шевельну опять мизинцем — и исчезают Вознесенский, Кузнецов и многие другие. Но с Тито так не получилось. Сколько ни шевелил Сталин не только мизинцем, но и всем, чем мог, Тито не слетел. Почему? Да потому, что в споре с югославскими товарищами за Тито стояло государство, стоял народ, прошедший суровую школу борьбы за свою свободу и независимость, народ, который оказывал поддержку своим руководителям. Вот к чему приводила мания величия Сталина. Он полностью утрачивал чувство реальности, проявлял подозрительность, высокомерие в отношении не только отдельных лиц внутри страны, но и в отношении целых партий и стран».
Зал начинает шуметь, но Хрущев примирительно заявляет: теперь мы внимательно разобрались в вопросе с Югославией и нашли правильное решение, которое одобряется народами и СССР, и Югославии, и всем прогрессивным человечеством.
Конфликт между двумя союзниками, очень близкими государствами, молниеносно переросший в полный разрыв отношений, правильнее рассматривать не как ссору между двумя народами, а как личную неприязнь двух конкретных людей — Сталина и Тито. Не совсем понятно, когда именно они, еще вчера прекрасно относившиеся друг к другу, вдруг испытали обоюдную ненависть и прошли точку невозврата. Ясно одно: Сталин не мог потерпеть даже намека на конкуренцию. Тем более, со стороны человека, которого он всегда считал ниже себя по рангу.
По отзывам современников, в первые годы после знакомства Сталин и Тито испытывали друг к другу взаимную симпатию. На Западе даже считали, что «отец народов» рассматривал вождя югославских коммунистов в качестве потенциального преемника. Такие слухи поползли после того, как Сталин во время похорон Михаила Калинина в июне 1946 года пригласил Тито подняться на центральную трибуну Мавзолея и дал ему слово, что казалось немыслимой честью для иностранца. Тогда же близкий соратник югославского лидера Эдвард Кардель заявил о перспективах объединения партий и вхождения в состав СССР в качестве советской республики.
Тито всячески оберегали — в середине 1945 года для предотвращения возможных покушений СССР направил в его охрану советских чекистов. Все в Югославии делалось по советскому образцу: однопартийная система, подчинение государству промышленности, банков, транспорта, оптовой торговли, коллективизация и прочее.
О том, каким статусом обладал Тито в глазах Сталина, свидетельствует решение генералиссимуса пожаловать маршалу орден «Победа»: 9 сентября 1945 года тот был награжден «За выдающиеся успехи в проведении боевых операций большого масштаба, способствующих достижению победы Объединенных наций над гитлеровской Германией». Из всех своих наград руководитель Югославии особо ценил именно эту, демонстративно носил орден даже тогда, когда в советских газетах его уже называли кровавым палачом и бандитом.
Ключевые роли в расколе сыграли советский посол в Белграде Анатолий Лаврентьев и министр финансов Югославии Сретен Жуйович по прозвищу Черный. Дипломат, чьи личные отношения с Тито не сложились, неустанно отправлял в Москву письма, в которых сообщал о недружественных поступках югославского лидера. А Жуйович, также имевший к маршалу давние счеты, с какого-то момента стал поставлять Лаврентьеву нужную информацию. Во всей югославской верхушке того времени он снискал репутацию наиболее последовательного критика проводимой Тито политики. Среди прочего Жуйович сообщал, что «Тито и другие вынашивают мысль своего теоретического обоснования построения социализма новым путем и что Югославия является примером такого развития».
«Поэтому проявляется стремление оторваться от Советского Союза, а также проявляется настроение охаивания положения в СССР», — уверял он.
Благодаря Жуйовичу многие детали секретных обсуждений внутри ЦК Коммунистической партии Югославии оперативно становились известны Москве.
Все это наталкивало Сталина и его окружение на мысли о «сепаратистских» намерениях Тито, его желании обособиться и выйти из-под советского контроля. Формальным поводом обрушиться на руководство Югославии с резкой критикой послужил ввод югославских войск в Албанию для ее защиты от греков.
В СССР своеволие Югославии было воспринято крайне болезненно. Советские власти немедленно отреагировали письмом Вячеслава Молотова, в котором он указывал на «разногласия, появившиеся между союзными странами». Москва рассчитывала на разъяснения по каждому эпизоду проводимой Белградом внешней политики, что в какой-то момент начало вызывать у Тито все большее раздражение. Тем не менее, он предпочел не обострять и признал собственную неправоту.
Безусловно, сильное недовольство Сталина вызвали жалобы югославской стороны и особенно Милана Джиласа на действия солдат Советской армии после освобождения Белграда. В ходе второй поездки в Москву Джилас сообщил советскому главнокомандующему об этом лично.
«Вслед за вступлением Красной армии в Югославию и освобождением Белграда осенью 1944 года отдельные лица и группы красноармейцев совершили настолько много нападений на граждан и солдат югославской армии, что для нового режима и коммунистической партии возникла политическая проблема, — сказал он. — Югославские коммунисты идеализировали Красную армию. Однако ее бойцы совершали безжалостные поступки, не гнушаясь даже мелким мародерством и преступлениями в своих собственных рядах».
Намеки на произвол со стороны советских солдат вызвали крайнее недовольство у их командиров, а Сталин, после того как ему передали высказывания югославов, увидел в этом отказ от перенимания опыта Советской армии. Джиласа вызвали «на ковер» в Москву, где Сталин жестко прошелся по нему, по югославской армии, по ее командованию.
Советского лидера выводило из себя стремление югославской коммунистической верхушки к роскошной жизни. Сталин даже сравнивал ее с буржуазией.
«Партийные функционеры взяли лучшие квартиры в Белграде, дачи, — говорил сербский историк Бранко Надовеза. — Аграрная реформа имела своей целью наделить наиболее плодородной, лучшей землей партизан-ветеранов. А Сталин сказал Тито: "У меня нет ни своей дачи, ни квартиры"».
Несмотря на серьезные разногласия, 27 июля 1947 года было подписано соглашение о помощи Советского Союза в строительстве промышленных предприятий Югославии. Москва согласилась предоставить Белграду беспроцентный кредит в размере 135 миллионов долларов, в счет которого СССР обязался поставить промышленное оборудование и материалы для возведения на югославской территории предприятий черной и цветной металлургии, нефтяной, химической, лесной и угледобывающей промышленности.
Кроме того, стороны заключили договор о торговле и платежах сроком на два года с возможностью продления, были согласованы списки товаров, подлежащих взаимным поставкам в период с 1 июня 1947-го по 31 мая 1948 года. В это время в отношениях между странами возникали шероховатости при определении функций и полномочий советских специалистов, однако в целом СССР продолжал лоббировать интересы Югославии в мире и отстаивал ее внешнеполитический курс.
По мнению историка Надовезы, Тито же пытался преувеличить вклад Югославии в победу союзников во Второй мировой войне.
«Это неправильно, ведь мы были лишь маленькой частью большой силы, — пояснил он. — Я безмерно уважаю память югославских партизан, погибших за освобождение Балкан, но не они решили исход войны. Тито очень обижался, когда Сталин прямо указывал ему на это. Однажды Тито сказал: Сталин не уважает наши жертвы. Сначала жестко поссорились два человека, затем две партии. Но народ всегда был далек от политических распрей. В большинстве народ и после разрыва остался прорусским».
Разрыв окончательно оформился в 1948 году, когда Сталин пришел в ярость от планов Тито объединить Югославию и Болгарию в единое государство. Помимо прочего, по-прежнему тлел конфликт из-за югославской политики в Албании. Этот вопрос был временно отложен под сукно и вновь извлечен на поверхность, когда того потребовала обстановка.
18 марта 1948 года СССР объявил об отзыве всех своих военных и гражданских специалистов, потому что они «окружены недружелюбием». Тито был очень взволнован и пытался доказать, что произошло какое-то недоразумение. Он просил советское правительство сообщить, в чем дело, и указать на то, что, по мнению советской стороны, не соответствует хорошим отношениям между двумя странами.
Тогда же начальнику Управления пропаганды и агитации ЦК КПСС Михаилу Суслову была подана записка, в которой Тито и его соратники обвинялись в игнорировании марксистско-ленинской теории, проявлении недружелюбного отношения к СССР, оппортунизме по отношению к кулачеству, переоценке своих достижений строительства социализма, а также в том, что они допускают элементы авантюризма во внешней политике, претендуя на руководящую роль на Балканах и в придунайских странах, а к тому же — отрицают роль СССР как решающей силы лагеря народной демократии и социализма.
В последующие недели ожесточенный конфликт шел по переписке. Сталин требовал от Югославии покаяния за свои действия, однако Тито, поначалу собираясь сохранить хоть какие-то отношения с СССР, категорически не желал играть роль «младшего брата». Многим тогда казалось, что дерзким тоном в ответе Сталину югославский лидер вбивает последний гвоздь в крышку своего гроба. Однако ко всеобщему удивлению Иосип Броз устоял, а пострадавшими из-за противостояния двух вождей стали десятки тысяч простых югославских коммунистов, которые не пожелали отречься от искренней веры в Сталина и присягнуть на верность Тито. Этих людей ждали репрессии: долгие годы заключения в спецлагере на острове Голи Оток и (в лучшем случае) последующая жизнь в полном забвении и презрении со стороны компартии.
Люди искренне не понимали: почему еще вчера русских называли братьями и восхваляли их лидера песнями и поговорками «Ой, Сталине, ти народне боже, без тебе се живете не може», а сегодня они вдруг стали злейшими врагами?
Вот что вспоминал один из узников Голи Отока годы спустя:
Зачастую обвинение в государственной измене, шпионаже в пользу СССР или еще в каких-то смертных грехах было не чем иным, как предлогом для сведения счетов с подозреваемым или выдвигалось с целью завладеть чужим имуществом. Точно так же доносы в СССР второй половины 1930-х могли быть оговором со стороны завистливых соседей или обиженной любовницы.
На взгляд генсека Итальянской компартии Пальмиро Тольятти, советский лидер допустил большую ошибку, недооценив сплоченность руководителей Югославии.
«Однако эта ошибка не объясняет основные мотивы разрыва. Эти мотивы нужно искать в образе мышления, во внутреннем развитии каждой страны и в международной обстановке, в реальности и перспективах режимов народной демократии, появившихся после войны», — отмечал Тольятти.
В СССР развернулась целая пропагандистская кампания против «клики Тито», задачей было сменить позитивный образ кавалера ордена «Победа» на резко отрицательный. Всего за несколько месяцев советские пропагандисты превратили «лучшего друга СССР», «партизана-героя», «антифашиста и коммуниста» в «фашиста», «кровавого палача» и «агента империализма».
«У бандита Тито навеки карта бита», — кричали агитки, а художник Борис Ефимов и Кукрыниксы соревновались в том, кто язвительнее и остроумнее изобразит «кровавую собаку» на плакате.
В общем, Тито пытались назвать самыми страшными в понимании рядового советского гражданина словами, ясно давая понять через газету «Правда», что это — враг. Естественно, не обошлось без обвинений Тито в троцкизме. Пропаганда работала в четком соответствии с формулой, выведенной Сталиным в конце 1930-х: «Фашизм — это разновидность империализма, а троцкизм — разновидность фашизма». Проскальзывали намеки на то, что во время Второй мировой войны Тито не партизанил, а чуть ли не помогал Адольфу Гитлеру.
Особняком стояли обвинения Тито в национализме, которым объяснили нежелание югославского руководства «признать свои ошибки» на пятом съезде КПЮ и критику в адрес «братских компартий». «Куда ведет национализм группы Тито в Югославии», — гласил заголовок статьи Сталина в «Правде».
«Тито и его банда по логике событий вынуждены все больше разоблачать себя как палачи коммунистов и провокаторы на службе у империалистов. В тюрьмах пытают и убивают деятелей коммунистической партии», — сообщали советские газеты. Одни читатели ухмылялись про себя, глаза других наливались неподдельным ужасом: «И как только наши не раскусили такого негодяя раньше?»
Еще когда в отношениях двух вождей все было хорошо, Сталина смущало хорватское происхождение Тито. Теперь же вдруг всплыли конспирологические версии о том, что на самом деле Тито был евреем, жившим по документам погибшего в Первой мировой войне хорватского солдата.
Судя по всему, Сталин всерьез рассматривал возможность нападения на Югославию для свержения правительства. Словенско-итальянский историк Йоже Пирьевец, написавший несколько книг о Тито, считает, что от этой затеи своего вождя отговорил генералитет.
«Границы Югославии со странами-сателлитами [Советского Союза] стали, можно сказать, непроходимыми, из-за вторжений партизанских групп на них постоянно происходили вооруженные инциденты, — пишет исследователь в своем труде «Тито и товарищи». — По югославским данным, с 1948-го по 1953 год произошло 7 877 пограничных инцидентов, в их числе 142 вооруженных столкновения, в которых принимало участие более 600 вражеских агентов».
Советские агенты в Триесте должны были захватить Сплит и призвать на помощь советские корабли. Этот план своевременно раскрыли югославские спецслужбы.
Как утверждал в своих мемуарах влиятельный деятель советских спецслужб того периода Павел Судоплатов, в какой-то момент Сталин дал санкцию на физическую ликвидацию Тито. Вероятно, в СССР разрабатывали несколько операций. Благодаря воспоминаниям Судоплатова наибольшую известность приобрел проект покушения, показанный Сталину министром госбезопасности Семеном Игнатьевым. Действовать предполагалось через агента-нелегала Иосифа Григулевича (кодовое имя Макс), который участвовал в операции по устранению Льва Троцкого.
В июле 1952 года Григулевич, живший тогда под именем Теодоро Кастро, по заданию СССР добился назначения послом Коста-Рики в Югославии. Ему обещали личную аудиенцию у Тито. Планировалось, что во время общения он выпустит из спрятанного в одежде бесшумного механизма дозу бактерий легочной чумы, что гарантированно привело бы к заражению и смерти Тито, а также присутствовавших в помещении людей. Чтобы спасти самого Макса, его бы предварительно вакцинировали противочумной сывороткой.
План «Б» предусматривал контакт Григулевича с маршалом в югославском посольстве в Лондоне: выбрав удачный момент, агент выстрелил бы из замаскированного механизма и одновременно пустил бы слезоточивый газ, чтобы скрыться, воспользовавшись общей суматохой.
Существовал и третий вариант — явиться на один из официальных приемов в Белграде, на который приглашаются жены дипломатического корпуса. В этом случае использовалось бы то же оружие, что и в Лондоне. Наконец, Макс мог передать через одного из коста-риканских представителей подарок для Тито в виде драгоценностей в шкатулке, раскрытие которой привело бы в действие механизм, выбрасывающий отравляющее вещество.
На дворе стоял февраль 1953 года. К счастью для Тито, Сталин отчего-то медлил с утверждением этого проекта покушения. А через несколько недель он умер, и его преемники отменили план ликвидации.
Тито остался цел и невредим, со временем упрочил и даже расширил свои позиции в стране и в мире. В будущие десятилетия югославский вождь сумел выработать целое социалистическое течение, которое стали называть в его честь — титоизм. А с Григулевичем, выдававшим себя за Кастро, ничего не подозревавший Тито встретился 25 апреля 1953 года в своей резиденции Белый дворец. После вручения верительных грамот состоялся их разговор: Югославию очень интересовали поставки кофе и табака из Коста-Рики. Впрочем, очень скоро Григулевич бесследно исчез и после новых авантюр, покрытых завесой тайны, объявился в Москве.
Тем временем министр внутренних дел СССР Лаврентий Берия убедил главу правительства Георгия Маленкова в необходимости примирения с Тито. По иронии, несостоявшийся убийца маршала Григулевич теперь должен был консультировать Берию о перспективах улучшения отношений с Югославией. Но эта миссия оказалась невыполненной — Берию арестовали 26 июня 1953 года.
Иосип Броз Тито умер в 1980 году в результате болезни. Он пережил Сталина на 27 лет.