Житель Приморья Дмитрий Рудась с детства интересовался подводным миром и благодаря случаю воплотил в жизнь мечты об изучении глубин — уже больше 20 лет он увлекается подводной съемкой и занимает призовые места на разных фестивалях. В разговоре с «Лентой.ру» он рассказал об особенностях и сложностях работы, поделился самыми яркими впечатлениями от погружений и общения с морскими обитателями, а также дал советы тем, кого вдохновит его история.
«Лента.ру»: Вы ныряете уже 20 лет. Море настолько манит?
Дмитрий Рудась: Да, я занимаюсь этим уже около 20 лет. И это увлечение, которое иногда является моей профессией. Я работал с Дмитрием Певцовым, Данилой Козловским, снимал для National Geographic и так далее. Но в первую очередь это увлечение, которое захватывает все мое свободное и несвободное время. Как говорится, найди себе дело по душе, и ты не будешь работать ни дня.
Это была мечта детства, и я всегда думал об этом, зачитываясь рассказами Жюля Верна, засматриваясь передачами команды Жака Кусто и так далее — я просто бредил этим делом. Мы, кстати, в детстве пытались построить батискаф, но слава Богу, что не построили — думаю, это ничем хорошим бы не закончилось.
А потом получилось так, что у моего приятеля был день рождения, и мы поехали его отмечать в поселок Валентин в Приморском крае, севернее Владивостока, и наутро после празднования встаем, и вижу — акваланг стоит. Спрашиваю: «Чей?» Парень говорит: «Мой». Спросил, можно ли попробовать, — без проблем. Я просто накинул на плечи без всего, зашел в воду, присел на корточки и попробовал подышать — получилось сразу же, и у меня башню сорвало. Тут же где-то на 15 метров нырнул, совершенно забыв, что надо продуваться и так далее, насмотрелся всяких ежей, ершей и всего этого морского-чудесного. И я дней семь потом ни о чем другом не то что говорить — думать не мог. И буквально чуть ли не через пару дней после приезда из Валентина я побежал учиться, покупать снаряжение — так и закрутилось мое колесо подводное. До сих пор остановиться не могу и без этого не представляю своей жизни, досуга, активного времяпровождения, и весь бизнес и все остальное работает на это увлечение.
Не хотелось ли забросить это все?
Вообще нисколько. И более того, все, связанное с подводными делами, получается таким образом, будто я этим занимался с самого рождения. Хотя по обоим знакам по гороскопу я — огонь: Овен и Бык, и как бы антагонист, но огонь и вода во мне смешались в настолько гремучую смесь, что я без моря не представляю свою жизнь. И все это получается так, будто я занимаюсь этим всегда.
Хотя сейчас я уже освоил и активно применяю новую аппаратуру — ребризер, аппарат замкнутого цикла. Он не пускает пузыри и позволяет находиться под водой гораздо дольше, чем акваланг. То есть он позволяет дышать своим же воздухом и расширяет возможности водолаза — я ограничен только действующим веществом, картриджем, который участвует в регенерации. Бывали моменты, когда было тяжело перестраиваться на ребризер, но в целом это позади, и все получается здорово.
А до начала подводной съемки вы увлекались этим на суше?
Занимался, но на любительском, посредственном уровне — оно меня цепляло, но не настолько, как в воде. Говорят, что даже неплохо получалось. Но по истечении какого-то количества погружений любой водолаз или дайвер понимает, что надо чем-то заниматься. Кто-то клады ищет, кто-то ныряет на затонувшие объекты, кто-то снимает или пишет картины. Я пробовал заниматься подводной фотографией, и некоторые снимки получали серьезные призы, но мне всегда не хватало динамики. Когда я в первый раз взял в руки видеокамеру, это были ощущения сродни тем, когда я впервые нырнул с аквалангом — мне опять так снесло башню, что я недели две ни о чем другом думать и разговаривать не мог. И так я начал вникать, узнавать и совершенствоваться.
Вам лично что было сложнее: научиться правильно погружаться и вести себя в воде или все-таки снимать?
Я уже говорил, что у дайверов после некоторого количества погружений наступает момент, когда нужно чем-то заняться. В моем случае это произошло буквально на втором погружении. Но мне захотелось заняться этим не от скуки, а чтобы поделиться с людьми на поверхности, и не просто словами описать, а именно показать эти чудеса. И получается, что развивалась моя деятельность поступательно: сначала я постиг азы дайвинга, а потом уже занялся фото- и видеосъемкой.
Заниматься подводной съемкой без классно отработанных навыков дайвинга просто не получится. Люди, которые видят меня за работой, понимают, насколько это трудоемкий процесс и насколько нужно в совершенстве владеть своим телом, контролировать плавучесть, проплыть так, чтобы не поднять муть, не спугнуть животное и так далее — это такая совокупность навыков и умений, что сформулировать короткой фразой не получится. Мне давалось легко, но я знаю людей, которые с этим справиться не могут.
Это технически, физически, морально и психологически тяжело — много слагаемых и нюансов, которые даже неведомы людям, снимающим на поверхности. Для сравнения: баланс белого под водой неправильный. На глубине 10 метров кровь, которая на поверхности красного цвета, имеет зеленый или близкий к коричневому цвет, если ее не освещать правильно фонарями. И чтобы правильные цвета были, нужно делать разные манипуляции с камерой — ее надо научить правильно передавать и воспринимать цвета. Там так много нюансов, что люди, которые под водой не снимали, могут каких-то вещей не знать и не понимать, но им это не нужно просто. В воде несоизмеримо сложнее влиять на процесс съемки.
Но, с другой стороны, это такие эмоции, впечатления и драйв — ты как телепортом обладаешь. Когда надеваешь акваланг и шагаешь в воду, ты попадаешь в другую вселенную с другими законами — там все протекает по-другому. Наши фантасты и телевизионщики очень многое берут из воды, тот же «Мир Пандоры» Джеймса Кэмерона. И это не может оставлять равнодушным, если ты ныряешь в море не как в гастроном, а что-то открываешь. Есть же выражение «нельзя зайти дважды в одну и ту же реку», потому что она постоянно в движении — так же и в море: что-то появляется, что-то пропадает, сегодня вода синяя, завтра зеленая. Я постоянно ныряю и что-то нахожу, что-то открываю.
Я ни для кого Америку не открою тем, что море у нас совершенно не изучено — те же Марс и Луна исследованы гораздо подробнее и круче. В Японском море, например, была экспедиция, и там при каждом погружении были какие-то новые открытия. Получается, ты даже в своем микромире без научной основы, если ты способен и получаешь удовольствие от изучения окружающего мира, будешь находить что-то новое при каждом погружении. Просто дайверы бывают разные: есть натуралисты, которые любят созерцать, а есть такие, к которым я отношусь отрицательно, которые ныряют, чтобы что-то достать и сожрать — мне такое не нравится.
Вы говорили, что некоторые дайверы ныряют для изучения тех же кораблей. Вас такое не привлекает?
Есть такой вид дайвинга — рэк-дайвинг (от английского wreck — крушение) по затонувшим объектам, начиная от нефтяных вышек и заканчивая кораблями и самолетами. Я давно ныряю, я погружался много раз на затонувшие корабли, снимал про них, но однозначного отношения к такому дайвингу у меня нет. Есть много объектов, связанных с трагедией, и меня не покидает ощущение, что я на какой-то могиле. Есть затонувшие объекты такие светлые — и на них легко, например, искусственные рифы на затопленных кораблях — туда ныряешь и получаешь праздник души и тела. А с другой стороны, у нас в Приморском крае есть объекты, связанные с трагедией и страданием, и от этого тяжкие ощущения. Но это интересно, потому что такие объекты притягивают к себе живность, ведь природа не любит пустоты и заполняет ее. Для человека это трагедия, а для природы — место для создания новой жилплощади для рыб и флоры. Если философски смотреть, это смерть, которая дает жизнь чему-то другому.
А с морскими обитателями сложно работать?
Мне почему-то очень просто это дается. Иногда мне кажется, что они принимают меня за своего, и я испытываю от этой мысли удовольствие. Мне говорят иногда: «Ты, наверное, знаешь какое-то волшебное слово, что это за слово?» И я отвечаю: «С детства учат: пожалуйста, спасибо и так далее». На самом деле определенного слова для общего языка с морскими созданиями я не знаю, но мне с ними клево, и им со мной, похоже, тоже.
Я много чего снимал. Как-то я снял, как осьминог сидел на камне, а затем резко, ни с того ни с сего, запрыгнул на проплывавшего мимо дайвера и начал по нему путешествовать, а потом уполз. Смех этой ситуации в том, что дайвер узнал об осьминоге, когда вылез и увидел видео, а задача у него была — показать этого осьминога московским товарищам. Смеемся над этим эпизодом до сих пор.
Часто ли бывает страшно?
Конечно. Я вам скажу больше: человек, который не имеет страха, — больной человек, ведь страх нам помогает выжить, это паника убивает. А страх не позволяет нам совершить опрометчивых поступков.
Наверное, я где-то ненормальный человек, но страх я испытываю. Но это связано с тем, что мы не можем контролировать — дети боятся темноты, потому что не знают, что в ней. Я тоже испытываю иногда дискомфорт. Скажем, я снимал тигровых акул, которые входят в пятерку самых опасных акул мира, и они касались моей головы, выбивали камеру из моих рук — я был на таком расстоянии, что можно было зубы им пересчитать. Конечно, это дискомфорт, но есть слоганы: «Мы идем дальше, чтобы вы увидели больше» или «Мы идем ближе, чтобы вы увидели больше». Я научился контролировать страх.
Вот когда идешь в трюмах затонувшего корабля, там доступа света нет, глубина 47 метров, ты понимаешь, что если что-то пойдет не по плану, то возможностей на ошибку будет много, но ты не имеешь права ее сделать. И у тебя обостряются все чувства, ты мобилизуешься, чтобы не совершить опрометчивый поступок.
Надо сказать, что в воде, особенно при глубоких погружениях, ты испытываешь азотное опьянение, и очень многие люди становятся неадекватными. Кстати, всем известный Жак Ив Кусто в одном из первых глубоких погружений был подвержен этому опьянению. И его настолько торкнуло, что ему показалось, что подплыла рыба и плавником показала жест, будто ей не хватает воздуха, и попросила подышать. Он достал регулятор изо рта и отдал рыбе. Понятное дело, что он нырял не один, ему помогли и вытащили на поверхность. Но это глубинное опьянение очень похоже на алкогольное. Я слышал, по крайней мере в дайверской среде такая история ходит, что, когда Кусто набирал команду, у него стояли два серьезных жбана с вином, и потенциальных соискателей он заставлял бухать. Я замечал, что люди, которые на алкоголь слабые, так же и под азотным опьянением себя ведут, то же самое и наоборот. И, скажем, в технодайвинге есть глубины, после которых на обычном воздухе нырять запрещено — используются специальные смеси, чтобы нивелировать опьянение.
В дайвинге очень много тонкостей — без должной подготовки, обучения и определенных навыков с аквалангом лучше не нырять. Простой пример могу привести: предположим, если на глубине 10 метров надуть обычный воздушный шарик и начать с ним всплывать, то вы даже до поверхности с ним не доплывете, он взорвется. То же самое будет с легкими: если вы на глубине 10 метров задержите воздух и начнете всплывать, давление начнет меняться, объем воздуха будет увеличиваться и разорвет легкие. Нюансов и деталей много, все может закончиться фатально. Вода — это, с одной стороны, наша колыбель, а с другой — мы там не можем дышать.
Я знаю, что вы снимали фильм «Заповеданное море», он не просто про красоту природы, но и про экологию. Есть ли какой-то отклик на такую работу о серьезных проблемах?
Этот фильм выиграл много фестивалей, в том числе «Хрустальный компас», главный фестиваль Русского географического общества, чем я очень горжусь. Он посвящен не только экологии, а в первую очередь нашему единственному морскому биосферному заповеднику России — других таких у нас в стране нет. И этот фильм посвящен 40-летней годовщине образования этого заповедника, и помимо истории возникновения он рассказывает простым языком обычному среднестатистическому человеку, зачем это надо. То есть академик, вице-президент РАН Адрианов Андрей Владимирович повествует, какой в этом смысл, говорит о том, как люди рискуют жизнью. И вот одна из целей этого фильма — чтобы простой человек осознавал всю хрупкость того, что нас окружает. Насколько легко все это можно разрушить, и это может привести к фатальным последствиям. У нас есть шанс восстановить такие оазисы, как этот заповедник, отмотать назад то, что человек своим бездумным отношением к природе сделал.
Мое наблюдение таково: человек ведет себя как паразит, вирус на теле природы. У нас что? Покушать, размножаться, получить какие-то удовольствия. Мы не думаем о завтрашнем дне и относимся к морю как к бездонной бочке, в которой можно затопить хлам, которая все скроет. И вот мой фильм как раз затрагивает в том числе и философскую сторону, и практическую.
Уехал ты, побывав на природе, — унеси мусора больше, чем привез, это будет хорошим тоном, собери пакетики, довези до мусорки. Я не ставил амбициозную цель в духе «мир во всем мире», но вдруг кто-то на секундочку задумался. Одна из целей моей миссии в том, чтобы человек хотя бы на мгновение захотел что-то изменить.
А за всю историю вашей деятельности было что-то, что поразило бы вас навсегда?
Да я и от самого дайвинга испытываю щенячий восторг. Но я недавно был в Мексике, на дайв-сафари, и одной из точек был остров Рока Партида длиной, может, сотни-полторы метров и в ширину метров 20-40, а вокруг открытый океан. Но ты ныряешь и с ума сходишь от того, что в воде — это такая чума, простыми словами, особенно не матерными, рассказать это невозможно.
Была ситуация, когда наш дайв-гид увел нас в так называемую синьку — в открытую воду.
Или вот, у меня есть — у одного из немногих в России — съемки осьминожихи на кладке своей икры. Она откладывает икринки, и до 9 месяцев самозабвенно, почти не питаясь ничем, выхаживает их и охраняет, а потом, после вылупления, выходит из норы и погибает. За время высиживания икры ее желудочно-кишечный трак теряет жизнеспособность. Но есть версия, что этим жестом она пытается отвлечь от потомства хищников, чтобы дети разбрелись по округе. Видеть, как она себя отдает ради нового поколения, очень трепетно.
И таких ситуаций очень много, если ныряешь не для того, чтобы сходить в гастроном.
А есть какое-то место, куда вы очень хотите попасть?
Да полно, не хватит жизни, чтобы обнырять все на планете. Я бы съездил еще раз на Рока Партида, на архипелаг в Мексике, на Галапагос, на остров Кокос — перечислять можно очень долго. Сейчас в проливе Лаперуза нашли подводную лодку, затонувшую во время Второй мировой, она лежит на глубине 64 метров, и туда еще никто не нырял. Хотят сделать экспедицию, чтобы изучить объект. Проектов таких очень много — в море очень много для нас неведомого.
Мы живем на планете как дисбактериоз,вирус или паразит, но я думаю, что скоро появятся антитела, которые начнут бороться с нами. Вот этот коронавирус — есть теория заговора, что это искусственно создано, но я не исключаю, что Земля пытается таким образом сопротивляться нам. Человека нужно защищать от человека, настолько мы бездумно относимся к природе, настолько мы безмозглые существа. Мы перестанем существовать, а планета нет.
Приметы какие-то у вас есть, как у многих профессий?
Я знаю, что очень многие люди достаточно суеверные, но у меня примет нет. Более того, даже когда у меня бывает какое-то желание к чему-то привязаться, я от этого дистанцируюсь. Я считаю, что мысли материальны и чем больше начнешь к этому присматриваться, тем больше это начнет тебя связывать, это начнет мешать жить. Тем более, те приметы, которые россиянам кажутся бедой, в другой стране кажутся счастьем, и наоборот. Поэтому это все надуманно, не от Бога точно.
Можете дать совет кому-то, кто мог бы вдохновиться вашей деятельностью?
Секрета никакого нет — надо очень захотеть, а остальное будет прилагаемым. Нужно поставить цель, а потом ее планомерно достигать. Море и дайвинг — это увлечение для тех, кто ищет новых впечатлений, оно может утолить любой интерес. Но однозначно нужно научиться делать все правильно, иначе все может закончиться фатально, и увлечение, которое дает море позитива, превратится в трагедию.