Италия эпохи Возрождения известна не только бурным расцветом наук и искусств, но и ожесточенными политическими конфликтами. Среди прочего противостоянием папы Сикста IV и главы Флорентийской республики Лоренцо Медичи. Лоренцо войдет в историю как покровитель Пико делла Мирандола, Боттичелли и Микеланджело, книголюб, собиратель коллекции книг, ставшей впоследствии Библиотекой Лауренциана, поэт, банкир. Флоренция достигла при нем культурного и экономического расцвета. Однако папа Сикст IV называл Лоренцо Медичи «злодеем и негодяем». В издательстве «КоЛибри» вышла книга Росса Кинга «Книготорговец из Флоренции» о «короле книготорговцев» Веспасиано да Бистиччи и его эпохе. С разрешения издательства «Лента.ру» публикует фрагмент текста.
Согласно великому немецкому историку девятнадцатого века Фердинанду Грегоровиусу, Сикст IV был исполнен «чувственности, корысти и тщеславия». Вскоре после избрания папой он перевез сестер Бьянку и Лукину из Генуи в Рим. С этого времени начинается его кампания вопиющего непотизма (nipote по-итальянски значит племянник, племянница или внук). Он назначил на высшие церковные должности столько племянников, что ватиканская верхушка все больше напоминала фамильное древо делла Ровере.
Джулиано делла Ровере и Пьетро Риарио (сына Бьянки) назначили кардиналами в 1471 году. В 1477-м к ним добавились еще два племянника, Кристофоро делла Ровере и Джироламо Бассо делла Ровере, а также внучатый племянник, шестнадцатилетний Рафаэль Риарио Сансони. Когда в 1478 году Кристофоро умер, Сикст заменил его в коллегии кардиналов еще одним племянником, Доменико, младшим братом Кристофоро.
Эти назначения были частью амбициозного политического плана. С той же целью — укрепить положение семьи — папа отдал Джованни делла Ровере Сенигаллию и Мондавио, а Джироламо Риарио — Имолу. Династическим планам Сикста на каждом шагу противостоял Лоренцо Медичи, которого разъяренный папа назвал «злодеем и негодяем».
К 1477-му Сикст решил, что Флоренция нуждается в «смене правления». Хотя понтифик ясно дал понять, что не одобрит убийство Лоренцо, друзья и союзники возразили, что власть не сменить, покуда живы Лоренцо и его младший брат, двадцатитрехлетний Джулиано.
«Никто не должен умереть», — настаивал папа. Его племянник Джироламо Риарио и Франческо Сальвиати, архиепископ Пизы и родич Пацци, ответили: «Святой отец, дозвольте нам вести корабль». Сикст предоставил дело им, полагая, видимо, что Лоренцо низложат и заточат вместе с Джулиано. Джироламо Риарио, которого Веспасиано называл «вспыльчивым, опрометчивым и жестоким», задумал нечто другое.
Он начал жизнь мясником и остался мясником. В числе его товарищей по заговору был глава рода Якопо Пацци вместе с племянником Франческино. Военную поддержку должны были оказать Федерико да Монтефельтро и его сын Антонио, командующий сиенскими войсками. Само убийство поручили кондотьеру Джованни Баттисте да Монтесекко, верному воину папы.
Однако Лоренцо отменил поездку (возможно, что-то пронюхав), и заговорщики поняли, что действовать придется в самой Флоренции, а значит, нужно найти предлог, чтобы участники, в том числе Монтесекко с войском, вошли в город, не вызывая подозрений.
Предлог нашелся — им стала вспышка чумы в Пизе. В начале марта 1478 года внучатый племянник Сикста, кардинал Рафаэль Риарио Сансони, учившийся в Пизанском университете, сбежал от чумы во Флоренцию вместе со своим наставником (и по совместительству — секретарем архиепископа Сальвиати) Якопо Браччолини, сыном Поджо.
Тридцатишестилетний Якопо получил прекрасное классическое образование, учился у Гуарино да Верона и Марсилио Фичино, с которым сохранил дружеские отношения. Как пристало сыну Поджо, который первым ввел «античные буквы», Якопо обладал изумительно четким и красивым почерком, одним из лучших в столетии. Однако, если его отец близко дружил с Козимо Медичи, Якопо принял участие в заговоре против Лоренцо и Джулиано — несмотря на то, что в 1469-1471 годах был у Лоренцо секретарем.
В отличие от своего наставника, кардинал Рафаэль о заговоре не знал, хотя, возможно, и удивлялся, зачем ему в качестве эскорта опытный кондотьер Монтесекко и его восемьдесят вооруженных людей. Якопо Пацци пригласил юного кардинала поселиться на своей вилле Ла Лоджия в Монтуги, в двух милях от центра Флоренции.
Фасад виллы украшал монументальный терракотовый рельеф, на котором герб Рене Анжуйского был соединен с дельфинами Пацци — напоминание о давнем споре между Медичи и Пацци, когда старший брат Якопо, Пьеро, принимал у себя анжуйского претендента на неаполитанский трон. Покушение Пьеро на короля Ферранте не удалось; теперь Якопо и его родичи готовили свой убийственный заговор.
Прибытие во Флоренцию такого высокого церковного сановника требовало от Лоренцо проявить официальное гостеприимство. Через шесть недель после приезда кардинала Лоренцо дал в его честь роскошный пир на вилле Медичи во Фьезоле. Монтесекко и его люди приготовились нанести удар, однако нападение отложили, поскольку Джулиано на пир не явился.
Заговорщики решили дождаться следующего дня, 26 апреля, воскресенья перед Вознесением. Кардинал Рафаэль выразил желание посетить собор Санта Мария дель Фьоре и осмотреть сокровища флорентийского дворца Медичи. Лоренцо пригласил его на пасхальную мессу, за которой должен был последовать еще один пир.
Никто, писал друг Веспасиано, поэт и ученый Анджело Полициано, «не заподозрил никакого коварства». План вновь пришлось срочно менять, когда выяснилось, что и на этом пире Джулиано не будет. А поскольку оба брата должны были присутствовать на мессе, двойное убийство перенесли из дворца в церковь.
Однако у Монтесекко проснулась совесть — он отказался проливать кровь в святом месте. Более того, очарованный гостеприимством Лоренцо, он охладел к порученной миссии. Надо было срочно искать новых убийц. Заговорщики выбрали несколько человек, затаивших личные обиды на Медичи. В их числе был пятидесятишестилетний промотавшийся купец Бернардо Бандини де Барончелли, а также два священника — Антонио Маффеи из Вольтерры и Стефано да Баньоне, служивший учителем латыни у незаконной дочери Якопо Пацци.
Выбор убийц оставлял желать лучшего, а время для нападения — когда священник поднимет Святые Дары — указывает на страсть к театральному драматизму. Зазвонил колокол, как всегда в этот момент службы, и, по рассказу миланского посла, Лоренцо и Джулиано, «как было у них в обычае», принялись расхаживать по храму «на значительном расстоянии друг от друга».
Покуда Джулиано умирал на полу от девятнадцати колотых ран, два священника бросились на Лоренцо, но успели лишь ранить его в шею, после чего их оттеснили.
Лоренцо укрылся в ризнице, где молодой друг отсосал ему кровь из раны на случай, если кинжал отравленный. «Мы все были в полной растерянности, — написал позднее один из прихожан. — Люди бегали туда-сюда, церковь гудела от криков». Тем временем священники-убийцы выскользнули наружу, направляясь в сторону улицы Книготорговцев.
Позже Лоренцо появился в окне фамильного дворца, по-прежнему в окровавленной одежде. «Успокойтесь и дайте свершиться правосудию, — призвал он толпу на Виа Ларга. — Не причиняйте вреда невинным».
Через несколько минут после нападения в церкви Якопо Пацци выехал на площадь Синьории верхом, выкрикивая: «Popolo e libertà!» («Народ и свобода!») — лозунг республиканцев, считавших, что Медичи украли их политические свободы. Однако флорентийцы не последовали призыву возвращать республиканские вольности. Вместо этого на улицы высыпали вооруженные сторонники Медичи, скандируя лозунги в их поддержку, а колокол на башне Палаццо делла Синьория сзывал новые толпы.
Якопо и его племянник Ренато, сын Пьеро, бежали из города. Днем позже их, переодетых крестьянами, схватили в деревушке милях в тридцати к северу от Флоренции. Якопо предлагал деньги за то, чтобы ему дали покончить с собой, но их с Ренато избили и вернули во Флоренцию. Там обоих подвергли пыткам, а затем — все так же в крестьянской одежде — повесили.
К этому времени возмездие настигло архиепископа Сальвиати и его кузена Франческино. Архиепископа вместе с Якопо Браччолини взяли, когда те пытались захватить Палаццо делла Синьория, Франческино — в Палаццо Пацци на улице Книготорговцев, откуда его, все еще истекающего кровью из раненого бедра, поволокли по улицам. Всех троих повесили в окнах Палаццо делла Синьория: Сальвиати в церковном облачении, двух других — голыми.
Один из свидетелей, Полициано, сообщил невероятную подробность («Хотя все это видели, я думаю, что никто и не понял, была ли это какая-то случайность или выражение ярости»): когда они раскачивались на веревках, Сальвиати, задыхаясь, вонзил зубы в голую грудь Франческино.
В следующие дни и недели продолжались кровавые расправы над другими участниками заговора. Веспасиано утверждал, что более пятисот человек были убиты в наказание за «гнусное преступление» в церкви. «Не мне описывать такие зверства», — заключил он.
Перевод Е. Доброхотовой-Майковой