На 92-м году жизни умер легендарный французский актер Жан-Луи Трентиньян. За долгую, охватившую семь десятилетий карьеру он сыграл более 160 ролей — и не будет преувеличением сказать, что без него невозможно представить европейское кино ХХ и ХХI веков. Мало кому удавалось так, как ему, передать на экране всю противоречивость человеческой натуры — в каких бы формах эта сложность ни выражалась. Трентиньян не стал звездой уровня Делона или Бельмондо, но куда выразительнее обоих мог сыграть проблемную маскулинность или доведенную до края чувствительность, экзистенциальную пустоту современной жизни или травму попадания в жернова большой истории. «Лента.ру» вспоминает главные роли великого артиста.
Трентиньян начал сниматься в кино только в 25 лет — но зато уже одна из первых ролей принесла ему настоящую славу. В проблемной на современный взгляд драме Роже Вадима «И Бог создал женщину», посвященной непониманию мужчинами феминной природы, актер играет самого незрелого из персонажей, нервного юношу, эффектно съезжающего с катушек под влиянием божественной (название фильма не врет) красоты Брижит Бардо. После успеха этой картины карьера Трентиньяна тем не менее не взлетела, а прервалась: его призвали в армию и отправили служить в Алжир.
Демобилизовавшись после трех лет службы, Трентиньян, в молодости учившийся на юриста, намеревался с актерством завязать — но передумал, получив предложение сыграть Гамлета в одном из парижских театров. И вскоре снимался уже в четырех-пяти фильмах в год — причем не только во Франции, но и в Италии (где его персонажей дублировали). Например, в большом кассовом хите Дино Ризи «Обгон», остроумном роуд-муви, которое разворачивается в декорациях итальянского экономического чуда 1960-х и по праву считается одним из лучших образцов комедии по-итальянски.
Подлинной звездой актер стал спустя несколько лет. Один из самых популярных французских фильмов всех времен, победитель Канн 1966-го, «Мужчина и женщина» Клода Лелуша не то чтобы нуждается в представлениях: даже те, кто никогда не проливал слез на этой мелодраме о встрече двух вдовствующих одиночеств, наверняка смогут напеть мотив десятилетиями звучавшей отовсюду музыкальной темы. Без тонкой, чувственной игры Трентиньяна и романтической поволоки в его грустных глазах этого кино попросту не было бы.
Трудно представить без Трентиньяна и французскую «Новую волну »— из всех главных режиссеров которой он не играл лишь у Годара. Так Клод Шаброль в упоительных в своей подрывной, антибуржуазной игривости «Ланях» превратил его более-менее в символ, в живое воплощение душевной пустоты элит, которых всего через несколько месяцев ждала отрезвляющая пощечина мая 1968-го.
Сдержанный, направленный вовнутрь, а не наружу актерский стиль Трентиньяна как влитой садился не только на персонажей авторского кино — но и идеально подходил для работы в самых разных жанрах. Так культовое «Великое молчание» Корбуччи, где француз играет немого мстителя посреди покрытой снегом Юты, вполне может претендовать на статус, возможно, лучшего вестерна в принципе — в мрачном вайбе которого считывается возмущение ни много ни мало самим ходом большой истории.
Учитывая вечную энигматичность, многослойность игры Трентиньяна, неудивительно, что он по сути был любимым актером самого лукавого и психоаналитически подкованного режиссера французского кино (и великого писателя) Алена Роб-Грийе. Трентиньян сыграл в пяти его картинах, причем везде принципиально по-разному, а за роль в «Человеке, который лжет» получил «Серебряного медведя» Берлинале.
Пожалуй, лучшего из всего множества не уверенных ни в себе, ни в экзистенции мужчин Трентиньян сыграл еще у одного классика французской «новой волны» Эрика Ромера. Это он проводит рождественскую «Ночь у Мод» — и он же оказывается в центре ромеровского замысла преобразовать идеи и мысли Блеза Паскаля в геометрически совершенную, но то и дело дрожащую от нереализованного сексуального желания киноконструкцию.
Невротики, приспособленцы, ловко маскирующиеся под добропорядочных обывателей социопаты — таких персонажей Трентиньян переиграл, возможно, больше, чем любой другой большой артист современности. Кульминационный подобный его выход — конечно, в «Конформисте» Бернардо Бертолуччи, где Трентиньян на пике актерской формы, кажется, умещает подспудный, персональный груз итальянской истории первой половины ХХ века в каждом трепыхании лицевых мускулов.
Не только «Конформист», но и любое по-настоящему важное кино рубежа 1970-х было по своей сути политическим. Никто, впрочем, не высказался о больных вопросах и кровоточащих ранах эпохи так прямо и убедительно, как Коста-Гаврас в «Дзете» (или просто Z), буквально на пальцах показывающей, как легко и стремительно демократическое на первый взгляд общество может быть подмято фашиствующей властью. Участь переживать на глазах зрителя шок от столкновения с коррупцией и бесчеловечностью зарвавшихся правых отведена именно Трентиньяну — идеалистов на киноэкране он тоже мог изображать мастерски.
В семидесятых всегда невероятно работоспособный Трентиньян и вовсе начал сниматься с маниакальной частотой — и нередко именно что в маниакальных, психопатических ролях: истязателей, насильников, садистов в полицейском мундире и без него. В «Полицейской истории» фараоны (в лице Алена Делона) как раз охотятся за его героем — реальным гангстером и врагом Франции номер один Эмилем Бюиссоном, обладателем эффектной клички «Неуловимый» и абсолютно ледяного презрения к человеческой жизни.
Вслед за Ромером, Шабролем и Рене к таланту Трентиньяна обратился и еще один звездный режиссер «новой волны». В своем последнем фильме «Скорей бы воскресенье» Франсуа Трюффо признавался в любви к кино через любовь к одной из самых эффектных страниц в его истории — американским криминальным драмам 1930-х и 1940-х (на которых, к слову, и ковался тот формальный язык, которым до сих пор говорит голливудское кино). Свою версию типичного для нуаров персонажа, вдруг против воли оказавшегося игрушкой злой судьбы, Трюффо нашел в зрелом Трентиньяне — что неудивительно.
Трентиньян всегда был восприимчив к самым разным режиссерским представлениям о человеке и о кинематографе — Лелуш, например, после «Мужчины и женщины» называл его актером, работа с которым научила его быть постановщиком. Поэтому можно только позавидовать Жаку Одиару, которому удалось в своем первом же фильме «Смотри, как падают люди» заполучить такого мастера — в девяностых уже вышедшего на роли сложных стариков — чтобы тот сыграл пожилого преступника с менторской жилкой (и подавленным гомосексуальным влечением во взгляде).
Стихией Трентиньяна всегда был невидимый внутренний конфликт, моральный кризис, разрывающий его внешне пассивных, скупых на проявления эмоций персонажей. Логично, что именно он, в девяностых почти переставший сниматься ради игры в театре, занимает центральное место в «Три цвета: Красный», третьем и лучшем фильме «французской» трилогии Кшиштофа Кесьлевского, режиссера, сумевшего обернуть свою одержимость моральными исканиями в, возможно, самый амбициозный европейский кинопроект 1990-х.
Старость, кажется, только обострила фирменный, основанный на экономичности присутствия в кадре при перегрузе внутренней, лишь во взгляде угадывающейся интенсивности переживаний стиль Трентиньяна (тем обиднее, что в какой-то момент он почти перестал появляться на экране). Поэтому и та трагедия столкновения с умиранием любимого человека, которую он играет в «Любви» Михаэля Ханеке, приобретает почти вселенский по драматизму характер.
Четыре года назад Трентиньян объявил о том, что окончательно уходит из кино. К счастью, притяжение кинематографа оказалось в его случае все-таки слишком сильным — от соблазна вновь вернуться к роли из «Мужчины и женщины» он устоять не смог — и сыграл в триквеле легендарной мелодрамы, картине Клода Лелуша «Мужчина и женщина: Лучшие годы». Пожалуй, есть определенная высшая логика в том, что с миром актер попрощался именно этой ролью — несмотря ни на что, включая поджидающую за порогом смерть, преисполненной не отчаяния, раздражения или озлобленности (а эти эмоции Трентиньян всегда отыгрывал образцово), но надежды.