22 июня 1941 года нацистская Германия напала на Советский Союз. Этот день стал самым долгим для многих бойцов и командиров Красной армии, застигнутых врасплох в приграничных округах ранним утром разрывами снарядов и бомб в казармах и полевых лагерях. Но для вермахта события вовсе не разворачивались как на учениях — в одних случаях германские войска действовали успешно, а где-то, сталкиваясь с сопротивлением советских частей, несли потери и теряли темп наступления. 22 июня положило начало ожесточенной, упорной и бескомпромиссной борьбы на советско-германском фронте, такой еще не знала мировая военная история. Почему Гитлер решил напасть на СССР? Как Сталин относился к превентивному удару? В чем заключалась сила немецких вооруженных сил? Как разворачивались боевые действия в ходе первого дня вторжения? «Лента.ру» вспоминает ход событий.
Предрассветная тишина была обманчивой. По ту сторону границы к двум часам ночи 22 июня немецкие войска приведены в полную готовность.
Танковый ас Отто Кариус вспоминал: «Каждый изображал ледяное спокойствие, хотя внутренне все мы были чрезвычайно возбуждены. Напряжение становилось просто невыносимым. За исключением нескольких офицеров и унтер-офицеров, никто из нас еще не участвовал в боевых действиях. До сих пор мы слышали настоящие выстрелы только на полигоне. Мы верили в старых вояк, имевших Железные кресты и боевые знаки отличия, а они сохраняли полную невозмутимость. У всех прочих не выдерживал желудок и мочевой пузырь».
В три часа пять минут по берлинскому времени (четыре часа пять минут по московскому) вся советско-германская граница была окутана дымом и оглашена разрывами снарядов — началась война. Через 25 минут с немецкой стороны начался авиационный налет. Бомбежкам подверглись города Минск, Киев, Рига, Севастополь, Вильнюс, Каунас, Брест и другие.
Но основные авиаудары наносились по аэродромам и воинским частям.
Типичная картина того утра предстает в мемуарах начальника штаба 4-й армии Западного Особого (Белорусского) военного округа Леонида Сандалова:
Первыми наземный удар приняли на себя пограничники и стрелковые дивизии первых эшелонов армий прикрытия.
Как правило пограничная застава состояла из 42 человек, на вооружении которых имелся станковый пулемет Максим, три ручных пулемета Дегтярева, 37 пятизарядных винтовки Мосина. Каждому бойцу полагалось по четыре ручных гранаты, также имелось десять противотанковых на всю заставу.
За спиной у пограничников в трех-пяти километрах располагались стрелковые роты и батальоны, а также личный состав оборонительных сооружений укрепленных районов (УР).
Помощник начальника штаба 4-й комендатуры старший лейтенант Михаил Цыплёнков накануне войны был послан с проверкой на 15-ю погранзаставу и взял на себя командование после того, как был смертельно ранен начальник заставы лейтенант Степан Степанковский.
По свидетельству Цыпленкова, сначала на заставу обрушился бомбовый, следом артиллерийско-минометный удар, а затем немцы численностью около батальона предприняли две попытки захватить позиции оборонявшихся.
Докладывая о своих действиях, старший лейтенант сообщил: «Мы знали, что атака повторится. Привели себя и оружие в порядок, ждали. Но у нас остались невредимыми лишь один станковый пулемет и семь человек вместе со мной...»
Отбить третью атаку помогли 13 служебных собак, которых спустили на нацистов. Когда те в замешательстве остановились, пограничники начали расстреливать врагов. Но к 10 часам утра в живых осталось только трое бойцов, которые соединились с частями РККА.
В 3 часа 42 минуты утра начальник Генерального штаба генерал Георгий Жуков экстренно позвонил Сталину и, разбудив вождя, сообщил ему о случившемся. В ответ тот приказал ему вместе с наркомом обороны маршалом Семеном Тимошенко прибыть в Кремль.
В 4 часа 30 минут началось совещание членов Политбюро с участием военных.
Жуков вспоминал: «Мы доложили обстановку. И. В. Сталин недоумевающе сказал:
— Не провокация ли это немецких генералов?
— Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация... — ответил С. К. Тимошенко.
— Если нужно организовать провокацию, — сказал И. В. Сталин, — то немецкие генералы бомбят и свои города...
И, подумав немного, продолжал:
— Гитлер наверняка не знает об этом».
Сомнения рассеялись, когда через полчаса посол Германии в СССР Вернер фон дер Шуленбург вручил наркому иностранных дел Вячеславу Молотову официальную ноту о начале войны.
22 июня 1940 года в Компьенском лесу, в том самом железнодорожном вагоне, где в 1918-м было заключено унизительное для Германии перемирие со странами Антанты, означавшее конец Первой мировой войны, Третий рейх принял капитуляцию Франции.
Из врагов оставалась только Великобритания, и для ее разгрома в Берлине разработали десантную операцию Unternehmen Seelöwe («Морской лев»). По плану немецкие войска должны были пересечь пролив Ла-Манш и, высадившись, наступать на Лондон.
Ввиду того что господство на море было у англичан, дату начала операции постоянно откладывали — всем было очевидно, что британский флот просто пустит на дно десантные суда и корабли вторжения.
В этой ситуации руководство Германии решило искать выход из стратегического тупика на Востоке. 31 июля 1940 года в резиденции Гитлера Бергхофе состоялось совещание с генералами.
Выступая на нем, фюрер заявил:
Несмотря на то что в августе 1939-го между Германией и СССР был заключен договор о ненападении, Гитлер поручил военным разработать план военной кампании против Советского Союза. По итогам советско-финской войны 1939-1940 годов в Берлине невысоко оценивали боевые возможности Красной армии. Там полагали, что репрессии 1937-1938 годов нанесли серьезный урон командному корпусу РККА.
Начальник Генерального штаба сухопутных войск Третьего рейха генерал Франц Гальдер законспектировал пожелания фюрера: «Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше. Операция будет иметь смысл только в том случае, если мы одним стремительным ударом разгромим все государство целиком. Начало [военной кампании] — май 1941 года. Продолжительность операции — пять месяцев».
18 декабря 1940 года, после внесения некоторых уточнений в план с рабочим названием «Отто», Гитлер утвердил документ, подписав директиву № 21, получившую условное наименование «Вариант Барбаросса» (в честь германского короля Фридриха I Барбароссы, жившего в ХII веке).
Выступая на совещании оперативного руководства вооруженных сил Третьего рейха 9 января 1941 года, Гитлер подчеркнул: «Англичан поддерживает только возможность русского вступления в войну. Будь эта надежда разрушена, они бы прекратили войну».
2 февраля 1941 года командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Федор фон Бок записал после беседы с фюрером в свой дневник его слова: «Стоящие у власти в Англии джентльмены далеко не глупы и не могут не понимать, что попытка затянуть войну потеряет для них всякий смысл, как только Россия будет повержена».
В подготовке к большой европейской войне Германия имела преимущество во времени, введя всеобщую воинскую обязанность 16 марта 1935 года, тогда как в СССР это произошло 1 сентября 1939 года.
Главной ударной мощью вермахта являлись четыре танковых группы (армии) общей численностью по 130–200 тысяч человек каждая. 1-я танковая группа генерала Эвальда фон Клейста подчинялась группе армий «Юг», 2-я и 3-я под командованием генералов Хайнца Гудериана и Германа Гота — группе армий «Центр», 4-я танковая группа генерала Эриха Гёпнера была придана группе армий «Север».
В состав групп входили два-три моторизованных корпуса, иногда придавались пехотные корпуса. Помимо бронетехники имелась многочисленная моторизованная артиллерия, вплоть до самых тяжелых калибров.
Обладая полной механизацией, любая танковая группа могла действовать самостоятельно в отрыве от основных сил группы армий и предназначалась для развития успеха на решающем направлении. Слаженность родов войск была отработана в ходе польской и французской кампаний.
В отличие от германских бронетанковых сил, представлявших собой четыре сверхмощных «кулака», 29 советских механизированных корпусов, имевшихся в РККА на начало войны, напоминали «пальцы» различной толщины. При официальном штате в 36 тысяч человек и 1031 танке, ряд мехкорпусов находился в стадии доукомплектования, а личный состав учился воевать.
Выступая на совещании высшего командного состава Красной армии в декабре 1940 года, начальник Главного автобронетанкового управления РККА генерал Яков Федоренко сообщил:
Предполагалось, что подготовка танковых рот к наступательному и оборонительному бою завершится к июню 1941 года, а отработка боевых навыков в составе полков, дивизий и корпусов планировалась на более поздние сроки.
В отличие от немецких танковых групп, обладавших значительной долей автономности и самостоятельности в принятии решений, советские мехкорпуса входили в состав армий прикрытия или находились в окружном подчинении.
Еще одним важным элементом молниеносной войны стали наступательные действия германской пехоты, отработанные в конце Первой мировой войны и получившие известность как тактика штурмовых групп.
Разгром врага достигался массированным использованием маневра и огня: наступающие подразделения с помощью полковых и противотанковых пушек, а также станковых пулеметов, уничтожали уцелевших после артогня солдат противника, обходя его оборону с тыла и флангов.
С продолжающими стрельбу долговременными огневыми точками расправлялись специальные блокировочные группы саперов, которые под прикрытием дымовой завесы подползали к дотам и подрывали их минами.
После чего в дело вступали огнеметчики, выжигая внутреннее пространство казематов. В особо трудных случаях использовались 88-миллиметровые зенитные орудия, которые пробивали дыры в фортификационных сооружениях неприятеля.
На вооружении вермахта имелись подкалиберные снаряды, которые поражали на ближних дистанциях и тяжелые танки, такие, как советские КВ.
К июню 1941-го вермахт знал не только как наступать, но и где.
К 1941 году в ее составе было четыре эскадрильи, на вооружении которых были и специально изготовленные для миссии высотные разведчики Ju86P.
К началу боевых действий подчиненные Ровеля выполнили над территорией СССР более 500 полетов, многие из которых проходили на высотах порядка 12 километров, что было недоступно для советской ПВО.
Впрочем, были и исключения: старший лейтенант П. М. Шалунов из 46-го истребительного авиационного полка 15 апреля 1941 года сбил над Ровно Ju86P, вылетевший из Кракова.
Летчик и наблюдатель успели после аварийной посадки взорвать камеры и оборудование кабины, прежде чем были арестованы. На допросах оба унтер-офицера утверждали, что всего лишь заблудились в ходе тренировок по слепым полетам, но им предъявили найденную в самолете топографическую карту Советского Союза. Впоследствии при наступлении немецких частей они были освобождены и вернулись в команду Ровеля.
К июню 1941 года люфтваффе до мелочей отработало тактику уничтожения вражеской авиации и захвата господства в воздухе. Одним из излюбленных приемов являлись удары по вражеским аэродромам. Эту методику немцы впервые применили в ходе гражданской войны в Испании в 1936-м и отточили в ходе боевых действий против Польши (1939) и Франции (1940).
Военное и политическое руководство СССР не могло не заметить у своих границ все более увеличивающееся количество германских войск. В ответ 8 марта 1941 года началась частичная скрытая мобилизация — на большие учебные сборы в РККА было призвано из запаса 900 тысяч человек. С апреля с Дальнего Востока к западным границам началось выдвижение армий второго стратегического эшелона прикрытия.
В приграничных округах приступили к усилению укрепрайонов, но все эти меры запаздывали.
Назначенный начальником инженерных войск Прибалтийского Особого военного округа генерал Василий Зотов отмечал:
Помня о том, что лучшим способом обороны является нападение, Жуков 15 мая предложил на рассмотрение Сталина 15-страничную записку превентивного удара по Германии.
В ней отмечалось: «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар».
В документе подчеркивалось, что, вероятнее всего, главный удар вермахт нанесет на Украине, наступая в сторону Ковеля, Ровно, Киева, поэтому Юго-Западному фронту необходимо разгромить основные силы противника на этом направлении, отрезав Германию от южных союзников. А затем Красной армии следует обрушиться на вражеские войска центра и северного крыла с целью овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии.
В 60-х годах Жуков вспоминал, что Сталин был крайне разгневан запиской и заявил, что он как председатель Совета народных комиссаров более осведомлен о перспективах отношений с Германией, чем начальник Генштаба, а реализация данных предложений играет лишь на руку врагам Советской власти.
Как ни парадоксально, но в какой-то мере вождь был прав: Генеральный штаб неверно оценил направление — немецкие войска намеревались нанести главный удар в Белоруссии.
При этом на двигающиеся колонны советских мехкорпусов обрушилась бы вся мощь люфтваффе.
13 июня Тимошенко позвонил Сталину и попросил его дать разрешение на приведение войск приграничных округов в боевую готовность. В ответ Сталин посоветовал читать завтрашнее сообщение ТАСС.
14 июня 1941 года в советских газетах появилось сообщение, в котором говорилось о том, что в английской и вообще иностранной печати стали усиленно распространяться слухи о близкой войне между СССР и Третьим рейхом.
В связи с этим подчеркивалось:
15 июня Тимошенко и Жуков доложили Сталину о полной готовности немецких войск к нападению, напомнив в очередной раз о необходимости приведения армии в боевую готовность. В ответ вождь возразил: «Вы что же, предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война!»
Тревожные сигналы тем временем нарастали. В девять часов вечера 21 июня 1941 года немецкий ефрейтор Альфред Лисков переплыл Буг и сдался дозору 90-го пограничного отряда. На допросе он сообщил, что война начнется 22 июня.
Об этом был немедленно оповещен Сталин, который распорядился подготовить директиву войскам Ленинградского военного округа, Прибалтийского Особого военного округа, Западного Особого военного округа, Киевского Особого военного округа и Одесского военного округа — с копией наркому Военно-морского флота Николаю Кузнецову.
В директиве наркомата обороны сообщалось, что в течение 22-23 июня возможно внезапное нападение немцев.
Частям приказывалось в течение ночи на 22 июня скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе; рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию и тщательно замаскировать; войска привести в боевую готовность и держать рассредоточенно.
Передача директивы была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года, после чего командующие округов начали телеграфировать указания Москвы в свои соединения. Но кое-где проводная связь была уже перерезана диверсантами, а где-то войска получили указания уже после начала войны.
По свидетельству Сандалова, телеграмма командующего Западным Особым военным округом генерала Дмитрия Павлова была получена в шестом часу утра.
Командующий 4-й армией генерал Александр Коробков невесело пошутил: «Ну вот теперь наконец все убедились, что война началась. А коль так, и от нас требуют действовать по-боевому. Я выезжаю в Брест, а вы оставайтесь здесь и налаживайте связь с войсками».
Утром 22 июня Прибалтийский, Западный и Киевский Особые военные округа были преобразованы в Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты, Одесский военный округ стал Южным фронтом.
Наибольший нажим испытывал Западный фронт, на правом фланге которого наступала 3-я танковая группа вермахта, на левом — 2-я.
Гудериан вспоминал, что перед ним были поставлены амбициозные цели: «Моя танковая группа получила задачу: в первый день наступления форсировать реку Западный Буг по обе стороны Брест-Литовска (Бреста), прорвать фронт русских и затем, быстро используя первоначальный успех, выйти в район Рославль, Ельня, Смоленск».
При этом генерал пришел к выводу, что овладеть Брестской крепостью с ее укреплениями, отделенной двумя реками и многочисленными рвами, может только пехота, но не стремительная танковая атака — у Гудериана был опыт штурма крепости в 1939-м, когда ее защищали польские войска. К июню 1941-го в окрестностях крепости были возведены доты 62-го укрепрайона, и для прорыва узла обороны требовалось вмешательство артиллерии большой мощности.
Был нанесен удар, в котором участвовала батарея 600-миллиметровых самоходных мортир «Карл». Взрыв снаряда мортиры поднимал столб дыма и пыли на высоту 170 метров, а величина воронки составляла 15 метров в диаметре и пять в глубину. Кроме того, немцы использовали при обстреле советских укреплений 150-миллиметровые и 210-миллиметровые снаряды, а также реактивные минометы «небельверфер», в том числе калибром 280 миллиметров.
Военнослужащий 45-й пехотной дивизии вермахта, которой предстояло штурмовать крепость, Герман Вильд ничего подобного никогда не видел:
В кратком боевом донесении советской 6-й стрелковой дивизии отмечалось: «Командный состав, подвергшийся в своих квартирах нападению, был частично уничтожен. Уцелевшие командиры не могли проникнуть в казармы из-за сильного заградительного огня, поставленного на мосту в центральной части крепости и у входных ворот. В результате красноармейцы и младшие командиры без управления со стороны средних командиров, одетые и раздетые, группами и поодиночке, выходили из крепости».
Пользуясь паникой и неразберихой после налета, части 45-й пехотной дивизии ворвались в крепость. Однако защитники крепости уже начали приходить в себя и оказали ожесточенное сопротивление. 3-й батальон 135-го полка был контратакован, его командир капитан Пракса убит, остатки подразделения оттеснены в здание бывшей церкви, служившей гарнизонным клубом, и столовую комсостава.
Штаб 45-й пехотной дивизии докладывал:
Немецкие штурмовые группы терялись в лабиринте укреплений и казематов, которые соединялись между собой подземными ходами. На открытые люки экипажей штурмовых орудий (самоходные артиллерийские установки) сверху сыпались гранаты, из окон и бойниц стреляли защитники крепости и территория, занятая было наступавшими, вновь перешла под контроль оборонявшихся.
К исходу дня в журнале боевых действий 45-й пехотной дивизии констатировалось: «В самой цитадели дивизия еще не является хозяином положения. Враг защищается здесь с силой, неожиданной для дивизии после сильного огневого налета и уверенных первых сообщений воинских частей. Положение постоянно меняется, так как противник появляется в хорошо известных ему бастионах или других местах, ведя огонь по нашему передвижению».
Тем временем 2-я танковая группа обходила Брест с юга и севера, медленно переправляясь по мостам через Западный Буг.
В своем дневнике фон Бок записал: «Мы продвигаемся вперед; больше всех в этом смысле преуспела танковая группа Гота, которая вечером перешла под прямое командование группы армий. У танковой группы Гудериана дела обстоят далеко не так гладко. Проблемы на переправах у Бреста затрудняют доставку горючего».
Группа армий «Центр» нанесла два удара под основание Белостокского выступа, который оборонялся 10-й армией Константина Голубева, очертив контуры будущего кольца окружения. Одновременно был совершен мощный артиллерийский удар по Гродно, в котором участвовали орудия крупных калибров, после чего последовала атака германской бронетехники.
На подступах к Гродно немцев ждал 11-й мехкорпус генерала Дмитрия Мостовенко. По его словам, тридцатьчетверки произвели впечатление на врага: «Танки противника, пытавшиеся атаковать наши танки, были подбиты, а оставшиеся держались за обороняющейся пехотой».
Действия советских танкистов немцы оценили весьма высоко:
3-я танковая группа Гота действовала и в полосе Северо-Западного фронта генерала Федора Кузнецова, наступая на Вильнюс. Левее нее двигались части 4-й танковой группы, наносившие главный удар в сторону Риги. На острие войск Гёпнера находился 56-й моторизованный корпус, который, прорвавшись на стыке 11-й и 8-й советских армий, на 60 километров углубился на территорию СССР.
Но не везде продвижение нацистов проходило столь быстро и гладко.
1-я танковая дивизия вермахта в лоб попыталась взять небольшой городок Таураге на западе Литвы. 51-й корпусной артиллерийский полк РККА, расположенный восточнее населенного пункта, открыл мощный заградительный огонь из 152-миллиметровых гаубиц. 210-миллиметровые и 150-миллиметровые немецкие гаубицы вступили в артиллерийскую дуэль. Противотанковые германские пушки отражали контратаку краснозвездных танков.
К четырем часам дня немцам удалось в целом взять город под контроль, но последние советские части были оттеснены на северо-восточные окраины Таураге только к полуночи.
По итогам сражения в боевом донесении 1-й танковой дивизии сообщалось:
Ожесточенный многочасовой бой завязался и за небольшой литовский город Гаргждай, который 61-я пехотная дивизия вела до самого вечера. Гаргждай был взят, но в журнале боевых действий немецкого соединения оптимизма не было: «Дивизия достигла поставленных на день целей, однако тяжелые бои первого дня дают представление о том, что будет впереди».
События на Юго-Западном фронте генерала Михаила Кирпоноса развивались чуть менее интенсивно, чем у соседей: осторожный фон Клейст придерживал ввод танковых дивизий, ожидая, когда пехота прорвет советскую оборону. Для блицкрига необходимы были дороги с твердым покрытием, а они проходили через позиции Владимир-Волынского, Струмиловского и Рава-Русского укрепрайонов.
Несмотря на то что эти укрепрайоны были недостроены, орудия и пулеметы долговременных огневых точек простреливали пространство не только с фронта, но и с тыла, а сами доты были оснащены бронеколпаками.
Немецким саперам приходилось под огнем красноармейцев вплотную подбираться к дотам и подрывать двери и бронеколпаки изрядным количеством взрывчатки (от шести до десяти килограммов). После чего внутрь бросали гранаты или использовались огнеметчики.
Но даже взятые с боем советские долговременные огневые точки зачастую нельзя было считать полностью уничтоженными.
В журнале боевых действий 6-й германской армии отмечалось:
Сопротивление, оказываемое уровцами, позволяло командованию Юго-Западного фронта выиграть время и подтягивать из глубины стрелковые соединения.
87-я дивизия под командованием генерала Филиппа Алябушева при поддержке двух танковых батальонов контрударом отбросила части 298-й немецкой дивизии на шесть-десять километров от Владимира-Волынского, деблокировав при этом гарнизоны дотов укрепрайона, которые оборонялись уже в неприятельском тылу.
В половине восьмого вечера 41-я стрелковая дивизия генерала Георгия Микушева, усиленная 209-м корпусным артиллерийским полком, северо-западнее Равы-Русской обрушилась на правый фланг германской 262-й пехотной дивизии. Решительный контрудар заставил немцев отступить и попытаться создать оборону по линии дороги Руда Журавецка — Махнув.
Достигнув успеха, Микушев на этом не остановился и так же во фланг ударил по второй немецкой пехотной дивизии — 24-й, отбросив ее левое крыло, застрявшее перед советскими дотами, назад, к государственной границе. Тем не менее по итогам дня 29-му армейскому корпусу и 11-й танковой дивизии вермахта удалось прорваться через советские укрепрайоны и выйти на оперативный простор.
Будучи мощнейшей армией мира, опередив РККА в отмобилизованности и сосредоточении войск, вермахт на широком фронте нанес 22 июня 1941 года советским частям прикрытия ряд тяжелых ударов, очертив контуры будущих котлов и окружений. Однако перед ним был совсем иной противник, чем на Западе: долгий и кровавый путь к Берлину начинался именно тогда, в самый первый день войны. Но об этом еще никто не знал.