Ровно 75 лет назад, 7 августа 1947 года, в США скончался генерал Антон Деникин — герой Первой мировой войны, лидер Белого движения, эмигрант и писатель. Он был одним из немногих вождей белых, кто дожил до преклонного возраста и умер своей смертью. Во время Великой Отечественной войны Деникин наотрез отказался сотрудничать с нацистской Германией и призвал эмиграцию поддержать Красную армию. Его даже подозревали в сотрудничестве с СССР, но генерал оставался последовательным противником большевизма. После Второй мировой он убеждал Англию и США отказаться от идеи войны с Россией, призывая не смешивать советскую власть и русский народ. Какой была жизнь генерала Деникина вдали от родины — в материале «Ленты.ру».
5 апреля 1920 года в бильярдной комнате русского посольства в Константинополе раздались выстрелы. Стреляли в бывшего начальника штаба Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) Ивана Романовского, который только что прибыл из Крыма с экс-главнокомандующим Антоном Деникиным, уступившим свое место Петру Врангелю. Стрелок не оставил генералу шансов: три выстрела в упор из парабеллума оборвали жизнь Романовского на 43-м году. В неразберихе преступнику удалось уйти.
Вопреки первоначальным догадкам, это не была расправа большевиков с одним из лидеров Белого движения. Романовского убил свой — 27-летний сын бывшего сенатора поручик Мстислав Харузин, он служил в отделе пропаганды при русском посольстве и состоял в тайной монархической организации, которая якобы приговорила генерала Романовского к смерти как ответственного за крах Белого дела. Убийца вскоре бесследно исчез, его судьба неизвестна.
Гибель близкого друга и первого помощника повергла Деникина в состояние глубокой депрессии.
«Этот удар доконал меня. Сознание помутнело, и силы оставили меня — первый раз в жизни», — не скрывал он.
Вполне вероятно, именно потеря боевого соратника заставила Деникина отказаться от любой формы дальнейшей борьбы с большевиками. Он отдалился от политики и с головой ушел в историческую работу. Так появился один из важнейших источников по истории Гражданской войны в России — «Очерки русской смуты».
В общем, пока в Крыму продолжалась эпопея Белой армии под началом теперь уже генерала Врангеля, генерал Деникин с семьей отправился в скитания по чужим землям.
Тяжелую долю эмигранта, проигравшего свою войну, полностью разделили его жена Ксения и годовалая дочь Марина. Семейный союз с Ксенией получился очень крепким, несмотря на 20-летнюю разницу в возрасте: когда-то юный подпоручик Деникин на охоте спас от кабана отца своей будущей избранницы, а через неделю присутствовал на ее крестинах. Свою жену военный знал буквально с пеленок, но не перечил ей и старался во всем угождать.
Стремясь как можно скорее покинуть Турцию после убийства Романовского, Деникин отправился в Лондон, где был принят Уинстоном Черчиллем, в то время военным министром Великобритании (в период Гражданской войны в России он выступал за поставки вооружения белым). Знакомя с гостем своего девятилетнего сына Рэндольфа, Черчилль сказал: «Вот русский генерал, который бил большевиков». Черчилль-младший очень заинтересовался мужчиной с седой бородкой и спросил, сколько большевиков он застрелил лично. Узнав, что ни одного, мальчик расстроился и сразу потерял к нему интерес.
Деникин и Черчилль встречались несколько раз. Военный министр живо интересовался происходящим в России и позиционировал своего собеседника как наиболее легитимного представителя объятой междоусобицей страны.
Но обстоятельства вынудили Деникиных перебраться в Бельгию, а затем в Венгрию. За его перемещениями следили как советские спецслужбы, так и их европейские коллеги. Однако семью не трогали.
Однажды в 1920-е эмигрантские газеты распространили сенсационную новость: прибывший в Будапешт генерал Врангель имел свидание с генералом Деникиным, речь будто бы шла о возобновлении антибольшевистской борьбы. В ту пору среди белогвардейцев действительно существовало несколько военных организаций, ставивших целью вооруженную борьбу с советской властью. Например, проживавший в Болгарии генерал Виктор Покровский планировал высадиться с отрядом на Кубани, заняться антисоветской пропагандой и проведением диверсий.
Деникин, однако, не мыслил так мелко и авантюризмом не страдал. Да и в его сотрудничество с Врангелем после их громкой размолвки едва ли можно было поверить. Тем не менее бывший главнокомандующий счел нужным прокомментировать газетную публикацию. Он лично обратился в редакцию и потребовал опубликовать опровержение, пояснив, что в Будапеште не был, с Врангелем не виделся, политикой не занимается, а живет в венгерской провинции по экономическим соображениям.
«Врангель старался собрать прежних русских бойцов, создать военную организацию с местопребыванием в Париже, — писала в книге «Мой отец — генерал Деникин» его дочь Марина. — В нее записывались все, кто когда-то воевал в Белой армии, надеясь в случае изменения международной ситуации или какого-нибудь иностранного вторжения в Советскую Россию быстро воссоздать прежние формирования для участия в освобождении родины. Что касается Деникина, то он был убежден, что в 1920-х годах никакое иностранное вторжение в Россию было невозможно, да он и не желал этого. Усилия Врангеля оживить за границей политический призрак прежнего государства и создать настоящую армию, по мнению Деникина, могли только вызвать враждебную реакцию европейских стран».
В 1932-м, после 12 лет молчания и почти отшельнической жизни Деникин неожиданно решил окунуться в дела русской эмиграции. В то время в Европе сформировалось настоящее «государство» из людей, покинувших Россию и СССР по политическим, идеологическим и экономическим причинам. Вынужденные переселенцы не любили термин «эмигранты», предпочитая называть себя беженцами, многие из них мечтали однажды вернуться домой. По данным французской переписи населения, в середине 1930-х годов в стране проживали более 91,5 тысячи русских. Эта статистика не учитывала прибывших нелегально и имевших паспорта Франции или третьих стран. По данным министерства труда, перед Второй мировой войной во Франции насчитывалось около 100 тысяч русских. Осевшие во Франции эмигранты из России оценивали русскую диаспору в 400 тысяч человек.
Был среди них и Деникин с женой и дочкой. Периодически они испытывали нужду и по сравнению с некоторыми более предприимчивыми соотечественниками жили бедно. Генерал, однако, всегда гордился тем, что не думал об обогащении в то время, когда имел почти неограниченную власть. Зарабатывал бывший военный чтением лекций и написанием статей.
Еще в 1938 году генерал не сомневался в грядущей войне Германии с СССР и считал ее делом времени.
«Участие наше на стороне захватчиков российской территории недопустимо! — сказал он в одном из своих выступлений перед эмигрантами. — Наш долг, кроме противобольшевистской борьбы и пропаганды, проповедовать идею национальной России и защищать интересы России вообще».
Принципиальная позиция по острым политическим вопросам не позволила Деникину объединить русскую эмиграцию и стать ее лидером.
«Перед русской эмиграцией встала проблема политического и нравственного выбора, — указывает историк Георгий Ипполитов в биографии Деникина. — Но свои четкие контуры она получила с падением Парижа (которое, судя по воспоминаниям, потрясло не только французов, но и многих русских парижан, за исключением германофилов и фашистов). Дифференциация отношения русской эмиграции к немецкому фашизму резко ускорилась. В том есть и заслуга Деникина, ибо его принципиальная позиция оценки гитлеризма как врага России стала еще больше импонировать многим эмигрантам. Но яркая антикоммунистическая зашоренность, абстрактность и умозрительность его построений помешали сделать позицию Деникина более доступной для эмигрантских кругов».
Начало Великой Отечественной войны потрясло и генерала, и его жену.
Особенно тяжело Деникин переживал поражения Красной армии на начальном этапе войны. Корректируя сформулированные им ранее задачи русской эмиграции, он вместо тезиса: «Борьба с советской властью и защита России» вывел: «Защита России и свержение большевиков». Бывший вождь белых презрительно относился к коллаборационистам и замечал, что «на поклон к немцам шли прохвосты, мракобесы и часть сбитой ими с толку мирной эмиграции».
В ноябре 1943 года пожилой генерал запретил своей дочери знакомиться с бойцами Русской освободительной армии (РОА) Андрея Власова, которые базировались рядом с местечком, где жили Деникины.
Марина Деникина вспоминала, что в дни поражений РККА ее отец замыкался в себе, при этом поражение вермахта под Москвой вызвало у него бурную радость — он даже достал графин с разбавленным спиртом.
При этом генерал оставался последовательным антисталинистом. В том же послании он заключил, что в СССР нет основных свобод и раскрепощения труда, царит «кровавый произвол НКВД».
В январе 1942 года в скромное жилище Деникина прибыл немецкий генерал, передавший предложение Гитлера принять командование над русскими частями, составленными из военнопленных. То есть бывшему царскому генералу посулили то место, которое потом занял генерал Власов. Деникин ответил категорическим отказом, а на недоуменный вопрос гостя об общем враге предложил не путать большевиков и русский народ. Получили от ворот поворот и эмиссары имперского министра народного просвещения и пропаганды Йозефа Геббельса, которые пригласили одного из создателей Белого движения жить и работать в Германию.
«На этом закончились мои отношения с оккупантами, — вспоминал Деникин. — Когда объявили обязательную регистрацию русских, мы с женой не зарегистрировались».
Немцы решили отправить всех русских мужчин и женщин моложе 55 лет в концентрационные лагеря, схватили и Ксению Деникину. Впрочем, вскоре ее освободили и даже извинились, заверив, что не знали, кого арестовали. Впоследствии пошли слухи о связи Деникина с советской разведкой, поговаривали, что он якобы прятал одного разведчика вместе с рацией у себя в квартире (в 1999-м эту версию с чужих слов пересказал ветеран Белой армии Мирон Рейдель).
Существует легенда о том, что из сочувствия к русским солдатам Деникин на собственные средства собрал для них вагон медикаментов, чем поставил советское руководство в сложное положение: отказываться от помощи было глупо, но как объявить дарителя? Окончательное решение вроде бы принимал лично Сталин. В итоге медикаменты приняли, но имя адресата утаили. Впрочем, эта красивая история, получившая распространение в 1990-е, архивными документами не подтверждена.
Дочь генерала Марина в 1999 году заявила историку Ипполитову, что ее отец никогда не состоял в каких-либо отношениях с СССР. О том же свидетельствует желание Деникина уехать из Франции, где ощущалось советское влияние: он хорошо помнил о судьбе генералов Александра Кутепова и Евгения Миллера, похищенных советскими спецслужбами, и не хотел разделить их участь.
«Во Франции, по личной оценке генерала, "стало душно": нет свободной печати, так как русские газеты выходят под "прямым или косвенным советским контролем". Деникину была закрыта возможность высказывать свои взгляды в печати. В 1945 году старый воин почувствовал, что вокруг его имени началась какая-то непонятная суета. И он, по утверждению [эмигрантского публициста] Николая Тимашева, от греха подальше, дабы не искушать судьбу, из Франции уехал за океан, где и остановился в США», — заключил историк Ипполитов.
В Америке пожилой генерал подружился с Дмитрием Леховичем, который в Гражданскую служил у него в кавалерийских войсках, а в эмиграции увлекся историей и даже защитил диплом в Колумбийском университете. Ветеран Белой армии проникся глубоким уважением к Деникину и стал его биографом. Если верить Леховичу, бывший вождь белых с волнением следил за ростом коммунистического влияния в Европе и предполагал, что столкновение СССР с Англией и США «грозило бы русскому народу неисчислимыми бедствиями».
11 июня 1946-го Деникин отправил американским и британским властям меморандум под названием «Русский вопрос». Разбирая в нем внутреннее положение дел в СССР, он отмечал, что в данный момент Сталину не нужна третья мировая война. В то же время он считал, что конечной целью коммунизма остается мировая революция, и потому советское правительство будет стремиться «взорвать мир изнутри» или по крайней мере ослабить его в такой степени, чтобы он стал легкой добычей. Генерал указывал, что Франция, Италия и Испания могут легко поддаться соблазну коммунизма.
На взгляд Деникина, если бы будущая война (которую он считал практически неизбежной) велась не против России и ее суверенности, то вполне могло произойти падение большевизма при помощи народного восстания или внутреннего переворота.
Когда западные союзники начали выдавать СССР бывших белогвардейцев (сотрудничавших во время войны с Третьим рейхом), казаков и власовцев, Деникин, понимая, что их там ждет, обратился к генералу Дуайту Эйзенхауэру с письмом, в котором «как солдат солдата» просил не допустить гибели этих людей. Ответа не последовало.
Постепенно силы покидали генерала, у него появились проблемы с сердцем, он перенес инфаркт. Последние месяцы жизни Деникин провел в библиотеке, где продолжал работать над автобиографией. Но здоровье генерала все ухудшалось, и его поместили в больницу.
«Папа совсем не отдавал себе еще отчета, что было плохо, говорил мне: "Вот был бы анекдот, если бы я упал, не добрив головы". Но доктор не велел разговаривать — полный абсолютный покой. Под его палаткой было на 20 градусов ниже, чем снаружи. Совершенно дикая тропическая жара. Очень скоро положение стало ухудшаться. Он задыхался, ему стали впрыскивать морфий. Делали переливание крови и всякие вещи, которые мучили его. Но медицина должна была сделать все, что может», — вспоминала Марина Деникина.
7 августа 1947 года генерал Деникин умер, не дожив до 75. По свидетельству жены, последними его словами были: «Вот не увижу, как Россия спасется!»
Его похоронили в Детройте с воинскими почестями — как бывшего главкома союзной армии. Через несколько лет останки Деникина перенесли на православное казачье кладбище в штате Нью-Джерси, а в 2005 году прах генерала и его жены перевезли в Россию, как он завещал, и похоронили в Донском монастыре. Месяц спустя в возрасте 86 лет скончалась их дочь Марина Деникина, незадолго до смерти получившая российское гражданство.