В сети вышел «Господин Ландсбергис» — новый фильм самого деятельного постсоветского режиссера Сергея Лозницы, в ноябре выигравший главный приз на престижном фестивале документального кино IDFA. В этот раз автор «Донбасса», «Майдана» и «Похорон Сталина» на протяжении четырех часов представляет историю пути Литвы к независимости от СССР — с помощью одного из главных действующих лиц тех событий Витаутаса Ландсбергиса. «Лента.ру» рассказывает, почему это стоит увидеть.
Сентябрь 1988-го. Над площадью Гедиминаса (теперь — Кафедральная) в Вильнюсе раздается звучное скандирование: «Фашисты! Фашисты!» Вокруг царит хаос: интеллигентные, очень по-советски неказисто одетые люди, включая женщин и стариков, разбегаются от нещадно орудующей дубинками советской милиции. Повод для демонстрации (и для ее силового разгона) — почти полувековой: литовцы вышли на улицы, чтобы выразить свое возмущение обнародованным за пару месяцев до того секретным протоколом-приложением к пакту Молотова — Риббентропа. Именно они закрепили страны Прибалтики в так называемой сфере интересов СССР при разделе зон влияния между Сталиным и Гитлером — и в полном соответствии с ними (вплоть до дат ввода войск) Советский Союз в 1940-м более-менее ультимативно присоединил к себе Литву.
Как наглядно показывает «Господин Ландсбергис», новый фильм живущего в Германии украинского режиссера Сергея Лозницы, этот один из самых страшных грехов советской власти за всю ее историю в конце 1980-х ей в итоге и аукнется. А именно — станет тем самым формальным, юридически безупречным поводом, который, как первая падающая карта в домике, потянул за собой все остальные и в итоге разрушил весь СССР. О значении протоколов к пакту Молотова — Риббентропа немало говорит уже то, что они станут объектом самого жаркого обсуждения уже через месяц после разогнанных дубинками протестов — на первом конгрессе «Саюдиса», движения за реформы, которое в следующие три года сыграет ключевую роль в возвращении Литве независимости. Среди выступающих на конгрессе есть и один из основателей «Саюдиса» — профессор-музыковед Витаутас Ландсбергис, которому, в свою очередь, предстоит стать одним из главных лиц Поющей революции. А также автором одной из ключевых речей первого Съезда народных депутатов СССР в 1989 году. Речь будет посвящена тем самым протоколам — и заставит немало краснеть Горбачева.
Спустя тридцать с лишним лет Ландсбергис сидит в саду своего летнего дома — щуплый, совсем не похожий на революционера 89-летний человек, которого при этом язык не поворачивается назвать маленьким. И дело не только в том, что это определение никак не увязывается с вкладом профессора в историю. Нет ничего маленького, лишнего, незначительного ни в том, что он рассказывает Сергею Лознице, ни в пронизывающей эти слова бесконечно заразительной иронии, ни в самой живости героя — дай бог всем оставаться настолько витальными на излете девятого десятка жизни. Ландсбергис последовательно рассказывает о том, как из движения за реформы «Саюдис» превратился в движение за независимость, как эта независимость в марте 1990-го была провозглашена именно им (музыковеда выбрали председателем литовского Верховного совета — к заметному недовольству возглавлявшего компартию страны и выставлявшего себя реформатором Бразаускаса), как за эту независимость в январе 1991-го литовцы заплатили человеческими жизнями во время Кровавого воскресенья. а Лозница иллюстрирует его слова фирменными погружениями в раскопанную где-то в архивах хронику, смонтированную педантично, но и не без определенной визуальной поэзии и даже не без чувства юмора (вот, например, Горбачев обещает жителям Литвы, что при нем «никаких господ в СССР не будет», а Лозница тут же, встык, дает титр с названием этого кино).
Но, к счастью, далеко не только. Да, в принципе в своих документальных работах Лозница склонен к дидактике: архивные кадры, смонтированные без какого бы то ни было закадрового комментария, конечно, как будто говорят сами за себя, но их отбор и стыки между ними уже сообщают немало, нередко навязывают зрителю диктат режиссерского взгляда, что бы ни было в кадре — похороны Сталина («Похороны Сталина»), Майдан («Майдан») или август 1991-го, увиденный ленинградцами («Событие»). В «Господине Ландсбергисе», впрочем, впервые для Лозницы хронику подпирает интервью — и фильм в неменьшей степени, чем режиссер, ведет здесь его герой. И это как раз Ландсбергис в итоге дает картине потенциал то для саркастической комедии (во всех случаях, когда речь заходит о Горбачеве), то для политического детектива (когда подробно описывается внутренняя борьба идей в «Саюдисе»), а то и для духоподъемной, проникнутой пафосом драмы (когда рассказ добирается до Кровавого воскресенья).
Проще говоря, такое присутствие Ландсбергиса — даже его, можно сказать, соавторство — в определенном смысле позволяет Лознице ослабить хватку так, как до этого в его документальных работах ему не удавалось (неудивительно, что именно здесь режиссер впервые в карьере решается произнести, пусть и за кадром, пару реплик). В итоге получается, наверное, самый зрительский из его фильмов, кино, не чурающееся временами быть увлекательным. Раньше такое можно было сказать лишь об игровых картинах режиссера, где смурые сюжеты о неприглядности русского мира, будь то в Донбассе («Донбасс») или в антураже околотюремной достоевщины («Кроткая»), обязательно уходили в издевательский инфернальный гротеск. Оттенки его, кстати, можно найти и в «Господине Ландсбергисе», но такого гнетущего эффекта они не производят, потому что обнаруживаются не в центре кадра или сюжета, а в их фоне. Строго говоря, бегству целой страны от адского, опостылевшего ей, одновременно комичного и кровавого гротеска (или, если одним словом, Совка) этот фильм и оказывается посвящен, свидетельствуя, что такое бегство в принципе возможно. Напоминание, которое лишним быть не может.
Фильм «Господин Ландсбергис» вышел на платформе FilmIn