Каждый способен на убийство, а не только серийный маньяк или асоциальный тип, считает эволюционный психолог Дэвид М. Басс. Собственно, его книга так и называется «Каждый способен на убийство». За семь лет команда Басса проинтервьировала 5 000 законопослушных людей, которые в свою очередь проанализировали 400 000 уже совершенных убийств. Выводы, которые они сделали, многих удивят. С разрешения издательства «Бомбора» «Лента.ру» публикует фрагмент книги Дэвида М. Басса.
Убийству посвящено множество исследований. Это самое пленительное, загадочное и чудовищное деяние, которое только может совершить человек. На тему убийства написаны тысячи научных статей и сотни книг. На данный момент мы располагаем достаточно точными данными по количеству убийств, половой принадлежности преступника, жертвы и их возрастном диапазоне; знаем процент раскрываемости и много других важных подробностей.
Тем не менее литература и статистика свидетельствуют, что многие общепринятые представления об убийстве ошибочны и базовая психология убийства практически не изучена.
Не вызывает сомнений одно: это бич общества. <...> По самым скромным подсчетам, в ХХ веке в Соединенных Штатах было убито более миллиона человек. Еще миллион погиб в военных конфликтах. Сопоставимые статистические данные в других странах менее надежны и часто отсутствуют, поэтому рассчитать точную статистику по миру едва ли возможно. По самым грубым прикидкам, за прошедшее столетие в мире было совершено как минимум 100 миллионов убийств. Реальная цифра, скорее всего, в два, а то и в три раза выше.
По ряду причин даже эти тревожные данные не отражают подлинных масштабов проблемы. Во-первых, они не учитывают более миллиона американцев, которые ежегодно «пропадают без вести». Хотя 99,5 процента в итоге находят, около 5000 человек исчезают без следа. Одни просто ударяются в бега, но другие становятся жертвами убийц.
Во-вторых, некоторые погибают не сразу, а через несколько дней, недель или месяцев после покушения. Поскольку в таких случаях полиция не всегда переквалифицирует преступление со статьи «Нападение» на статью «Убийство», подобные дела редко попадают в официальную статистику ФБР. Кроме того, в настоящее время бригадам «Скорой помощи» и врачам удается спасти пострадавших, которые вряд ли выжили бы в прошлом. И действительно, на каждое «успешное» убийство приходится более трех покушений, неудавшихся из-за медицинского вмешательства. <...>
Это только официально зарегистрированные случаи; неизвестное число покушений заканчивается тем, что жертва не получает травм и не сообщает об инциденте.
Именно так поступил мой друг во время кемпинга в Колорадо. Он проснулся в 4 часа утра и обнаружил, что в его машину проник незваный гость. Недолго думая, знакомый разбудил спутника, и они вдвоем попытались прогнать вора, угрожая ножом. Неожиданно преступник бросился на моего товарища и, отобрав нож, напал на него. Бедняга спас себе жизнь, схватившись за лезвие ножа обеими руками и порезав пальцы до костей. В конце концов нападавший отпустил нож и убежал. Друг не стал сообщать в полицию.
Многие потенциальные убийства не удаются благодаря эффективной самозащите. Но дело не только в этом.
Некоторые вообще предпочитают не попадать в опасные ситуации. В результате преступнику ничего не остается, как отказаться от своих намерений. Сколько таких случаев, мы никогда не узнаем. Вкратце, число покушений на убийство и число несовершенных во много раз превосходят фактическое количество трупов, отраженное в ежегодной статистике ФБР.
Общественное представление об убийствах изобилует заблуждениями. Отчасти это связано с тем, что внимание СМИ привлекают определенные его разновидности.
Серийные вызывают живейший интерес, хотя на самом деле составляют всего 1–2 процента всех насильственных смертей в Америке. Одно любопытное исследование показало: убийства, чаще всего попадающие в газеты, относятся к семи категориям:
1. Серийные (Тед Банди, Чарльз Мэнсон и другие).
2. Массовые (взять хотя бы Чарльза Уитмена, который, забаррикадировавшись в башне Техасского университета, ранил 35 человек и убил 13)
3. Групповые.
4. Наемные, совершенные профессиональными киллерами.
5. Убийства, жертвами или исполнителями которых стали известные люди.
6. В высшей степени необычные или загадочные.
7. Убийства, связанные с ключевыми политическими вопросами (например, эффективно ли работает система уголовного правосудия).
В совокупности они составляют не больше 5 процентов от общего количества погибших. Неудивительно, что люди получают искаженное представление о том, как и почему происходит большинство преступлений.
<...>
Другое заблуждение — убийства преимущественно совершают закоренелые преступники. Дэвид Лестер, один из ведущих специалистов по убийствам, утверждает: «Подобная точка зрения в корне ошибочна». Так, согласно результатам одного исследования, всего 6 процентов условно освобожденных впоследствии снова попадают в тюрьму за аналогичное преступление. Хотя некоторые уголовники-рецидивисты действительно преступают закон повторно, большинство убивает только один раз.
Некоторые в самом деле безумны или страдают психическими расстройствами. В ходе вскрытия в мозге Техасского снайпера Чарльза Уитмена обнаружили опухоль.
Не исключено, что именно она могла вызвать неконтролируемое желание убивать. Джеффри Дамер, серийный убийца, который употреблял жертв в пищу и хранил части тела в морозилке, был явно ненормальным. Тем не менее, как показал наш обзор мичиганских убийств, только у 4 процентов обвиняемых был диагностирован психоз или другое расстройство, достаточное для признания их невменяемыми.
Проанализировав статистику, мы обнаружим ряд весьма неожиданных закономерностей. Прежде всего, подавляющее большинство убийств совершают мужчины. Из года в год доля преступлений, совершаемых американцами мужского пола, колеблется вокруг отметки 87 процентов. Как ни странно, они не только убивают чаще, но и чаще становятся жертвами. В среднем мужчины составляют 75 процентов от общего числа убитых. С годами показатель практически не меняется: в 1964 году он равнялся 74 процентам, в 1974 – 77 процентам, а в 1984 – 75 процентам. Но как часто одни мужчины убивают других? Согласно расчетам, 65 процентов всех убийств — это убийства, где мужчина лишает жизни мужчину, и только 22 процента — убийства, где мужчина лишает жизни женщину.
Касаемо женщин, в 10 процентах случаев их жертвами становятся мужчины и лишь в 3 процента — другие женщины.
Если посмотреть на статистику однополых убийств — мужчины убивают мужчин, а женщины женщин, — мы обнаружим, что 95 процентов — это преступления, где оба участника мужского пола. Примечательно, что данный показатель не зависит от культуры. Согласно статистике, собранной на основании 35 исследований, репрезентирующих широкий спектр культур, подавляющее большинство однополых убийств совершают мужчины: 97 процентов в Бразилии, 93 процентов в Шотландии, 94 процента в Кении, 98 процентов в Уганде и 97 процентов в племени тив в Нигерии.
Вышеприведенные цифры могут навести нас на мысль, что мужчины просто больше склонны к насилию, чем женщины. Так и есть, однако это не объясняет, почему, когда и по отношению к кому они проявляют крайнюю жестокость. Ниже постараемся найти более убедительное объяснение этим поразительным гендерным различиям. На самом деле с преступностью и правонарушениями в целом коррелируют множество личностных переменных, сцепленных с полом. К ним относятся импульсивность (действия без достаточного сознательного контроля), жажда острых ощущений (готовность рисковать с целью получения новых впечатлений), детская агрессивность, отсутствие эмпатии и нарушения морального мышления.
Однако, как показывают исследования, ни одна личностная переменная не может считаться надежным предиктором убийства.
Вернемся к вопросу, кто убивает и кого. Другая удивительная закономерность относительно общих характеристик жертвы и убийцы связана с возрастом. Чаще всего преступают закон лица мужского пола в возрасте от 20 до 29 лет; при этом вероятность совершения убийства начинает расти с 15 лет и остается относительно высокой вплоть до 40–50 лет. Аналогично обстоят дела и с жертвами: несмотря на достаточно широкий возрастной диапазон, большинство погибают в возрасте от 20 до 30 лет.
Возьмем статистику по США. В возрастной группе от 10 до 14 лет ежегодный показатель смертности в результате убийства составляет всего 1,6 на каждые 100 000 человек, от 15 до 19 лет — 10, от 20 до 24 лет — 17,8. Затем начинается плавное снижение: в возрастной группе от 25 до 29 лет — 16,3 человека; от 30 до 34 лет — 13,9; от 35 до 39 лет — 12. Как показывают цифры, резкое возрастание происходит, когда мужчина вступает в период репродуктивной конкуренции, достигает пика после 20 лет, а затем постепенно снижается.
Статистические исключения позволяют лучше понять глубинные мотивы. Одним из исключений является неожиданно высокий показатель убийства младенцев, составляющий 7,2 на каждые 100 000 новорожденных. Вторая аномалия касается женщин, которые гораздо моложе мужей. В таких браках жены подвергаются особенно высокому риску насильственной смерти. В одной из следующих глав мы узнаем причину.
В пожилом возрасте количество убийств незначительно увеличивается. В основном это обусловлено практикой эвтаназии, при которой смертельно больного мужчину или женщину убивает супруг. Впрочем, известны случаи, когда родственники умышленно ускоряли смерть пожилого человека, чтобы получить наследство.
Как ни странно, идентифицировать преступника достаточно легко. Убийства имеют самый высокий «процент раскрываемости». Преступление считается таковым в двух случаях: а) если полиция арестовала предполагаемого преступника, предъявила ему обвинение и передала материалы дела в суд и б) если имеются неопровержимые доказательства вины, но преступник не может быть арестован по независящим от полиции причинам (например, скрывается, бежал из страны или был убит). Если процент раскрываемости ограблений не превышает 14 процентов, поджогов — 15 процентов, а краж имущества — 20 процентов, то убийств обычно составляет порядка 69 процентов. Высокий уровень обусловлен еще одной особенностью, которую часто недооценивают. Хотя на данные случаи затрачивается больше усилий, чем на любое другое преступление, основная причина высокой раскрываемости в том, что многие убийцы знают своих жертв. Лишение жизни знакомых, друзей и членов семьи происходит гораздо чаще, чем незнакомцев. В связи с этим друзья и родственники часто оказываются важными свидетелями или могут подсказать, у кого был мотив.
Это связано с тем, что человек не только тщательно планирует действия, но и старается обеспечить безупречное алиби. Склонность заметать следы — еще одно доказательство, что многие убийства совершаются умышленно, а вовсе не под влиянием иррациональных импульсов или неконтролируемых страстей, вызывающих временное помешательство.
Если большинство убийств совершают не серийные убийцы, не закоренелые преступники и не сумасшедшие, как объяснить, почему люди убивают? Просматривая научную литературу, я обнаружил одну удивительную вещь: оказывается, теорий, почему человек решается на убийство, практически не существует. Зато есть множество, объясняющих насилие и преступность в целом. В их рамках убийство рассматривается как крайность в континууме других насильственных или противозаконных действий.
Как мы увидим далее, все данные теории несостоятельны: убийство качественно отличается от прочих форм насилия. Чаще всего оно представляет собой тщательно организованный акт, а не просто вспышку агрессии, и мотивы не имеют ничего общего с мотивами других форм насилия, таких как избиение, вооруженное ограбление или изнасилование. Более того, не все они принципиально одинаковы.
Взять хотя бы убийство жены, соперника, родного ребенка, пасынка или массовое во время войны. Все преступления совершаются разными способами и разным типом людей, которые руководствуются разными причинами. Общие теории насилия просто не могут объяснить различия между многочисленными видами лишения жизни, с которыми мы сталкиваемся в современном мире.
Впрочем, прежде чем отмахнуться от этих гипотез, рассмотрим их более подробно. Только так можно понять, в чем кроются главные недостатки. Чаще всего насилие пытаются объяснить сквозь призму теорий социальной среды. Простейший (и самый популярный) вариант — теория социального научения Альберта Бандуры, постулирующая: социальное поведение человека формируется в процессе наблюдения и подражания другим. На первый взгляд она объясняет, почему мужчины убивают чаще, чем женщины.
Как утверждает ведущий специалист по агрессии Леонард Берковиц, «современное западное общество... учит детей, что физический способ разрешения конфликтов гораздо более приемлем для мужчин. Популярная литература и средства массовой информации изобилуют сценами сражений между мужчинами, но не женщинами. Мальчикам покупают игрушечное оружие, а девочкам — куклы. Родители чаще одобряют и поощряют агрессивное поведение сыновей, чем дочерей. Снова и снова, прямо и косвенно, дети убеждаются в том, что мужчины агрессивны...».
Один из вопиющих недостатков теории в том, что она не способна объяснить, почему даже в тех культурах, где влияние СМИ исключено, мужчины убивают намного чаще, чем женщины. Половые различия в убийствах универсальны, а не уникальны для современной западной культуры.
Кроме того, не учитывается факт, что диапазон наблюдаемых моделей поведения необычайно широк. Последние варьируют от хороших мужчин, совершающих героические поступки, до плохих парней, которые горько расплачиваются за жестокость. Вместе с тем с самого раннего возраста нас учат: убийство недопустимо и преступления невыгодны. Теория социального научения не объясняет, кому в итоге мы будем подражать — какую модель выберем.
Нередко убийство пытаются объяснить с помощью патологических теорий преступности и насилия. Согласно им, склонность к убийству возникает вследствие повреждения мозга и серьезной психологической дисфункции, обусловленной жестоким обращением в детстве, злоупотреблением алкоголем, генетическими нарушениями и другими подобными факторами. Одни сторонники ссылаются на повреждение миндалевидного тела — структуры мозга, участвующей в регуляции таких социальных эмоций, как ревность и ярость. Другие говорят о патологии лобных долей, вызывающей притупление чувств и безразличие к страданиям окружающих.
Хотя в некоторых случаях патология мозга и тяжелые психологические расстройства, несомненно, играют важную роль, наше исследование мичиганских убийц показало: подавляющее большинство не страдало ни тем, ни другим. Кроме того, человек с повреждением мозга, скорее всего, будет совершать случайные, бессмысленные или очень странные убийства. Что же касается «нормальных» убийств, коих большинство, теории патологии едва ли могут их объяснить. Наконец, как отмечает невролог Джонатан Пинкус в книге «Base Instincts» (букв. «Основные инстинкты»), «лишь очень небольшой процент людей с повреждениями мозга проявляют крайнюю жестокость». Также теории патологии не объясняют универсальные половые различия и многие другие закономерности в общей картине убийств, которые мы обсудим в книге.
Немалой популярностью пользуются социологические теории, акцентирующие особенности общества в целом, такие как капитализм, бедность или экономическое неравенство.
Из всех видов преступной деятельности социологические теории больше всего подходят для объяснения грабежей и, возможно, распространения наркотиков — преступлений, совершаемых с целью получения финансовой выгоды. Хотя бедность сама по себе не является надежным предиктором криминогенной обстановки, экономическое неравенство тесно связано с уровнем преступности. В регионах, где большой разрыв в доходах — одни богаты, а другие бедны, — число как имущественных, так и насильственных преступлений обычно выше. Тем не менее, по мнению криминологов Ли Эллиса и Энтони Уолша, нельзя сказать, что убийства или любые другие преступления более распространены в капиталистических, чем в социалистических странах.
К сожалению, до сих пор не проведено ни одного исследования, посвященного связи неравенства доходов с разными типами убийств, тем более с не предполагающими экономической выгоды. Таким образом, социологические теории мало что говорят о том, почему люди убивают.
То же можно сказать и об эволюционной теории. Все ее предложенные варианты не годятся для объяснения многочисленных разновидностей убийства, рассматриваемых в данной книге. Некоторые ученые-эволюционисты — в частности, Джон Туби, Леда Космидес и Ричард Рэнгем — выдвинули убедительные эволюционные теории войны, или коалиционного убийства. Туби и Космидес, например, утверждают, что мужчины идут на войну в основном из-за женщин (тему войны мы затронем в главе 9). Хотя это согласуется с моей теорией, нет объяснения большинства убийств «по соседству». Это и неудивительно — она предназначена для другого.
Чтобы понять первопричины и мотивы, необходимо проникнуть в самые глубины нашей психологии.
<...>
Великий кинорежиссер Альфред Хичкок часто касался темы убийства в своих картинах. Его классический фильм «Незнакомцы в поезде», снятый по роману Патриции Хайсмит, указывает на возможную функцию гомицидальных фантазий. В одной из сцен главный злодей — Бруно Энтони — является на прием и предлагает гостям игру — он просит их представить, как бы они избавились от ненавистного им человека. Миссис Каннингем принимает вызов: «Я как-то читала об одном деле, — со смехом говорит она. — Мне кажется, это замечательная идея. Я могу отправиться с ним [мужем] на машине в какое-то очень уединенное местечко, потом стукнуть его молотком по голове, засунуть в машину, облить все бензином и поджечь». Позже Бруно использует гипотетические фантазии, чтобы вовлечь незнакомца в дьявольский заговор с целью двойного убийства. Сами того не подозревая, Хичкок и Хайсмит вскрыли один из важнейших психологических механизмов, запрограммированных в мозге убийцы, — составление сценария.
Анализируя гомицидальные фантазии, которые мы записали, я вдруг подумал: а что, если мысли, фантазии, грезы, внутренний диалог, планирование и составление сценариев уничтожения другого человека приносят ощутимую выгоду в решении жизненных проблем, которую совершенно упускают из виду социологи?
Наше исследование, в котором приняли участие тысячи людей из разных слоев общества и разных стран, показало: фантазии об убийстве выполняют несколько функций. Они используются для построения и проработки сценариев, содействуют отказу от убийственных намерений в пользу других способов отмщения, а также применяются для моделирования и репетирования самого акта убийства. Решение, стоит ли воплотить фантазию в реальность, зависит от эмоций, которые человек испытывает в данный конкретный момент.
Хотя многие мысли мимолетны, большинство весьма детализировано и тщательно проработано. Обычно они включают составление и проработку в высшей степени специфических сценариев, обдумывание различных способов, прогнозирование последствий и оценку целесообразности.
Изучая данные фантазии, я понял, что они не просто помогают выплеснуть опасные страсти, хотя почти всегда сопровождаются сильнейшими эмоциями. Как показывает анализ, мысли об убийстве подвержены четким закономерностям. Мужчины, например, фантазируют об убийстве по совершенно иным причинам, чем женщины. На самом деле наши фантазии содержат весь спектр потенциальных оснований для убийства.
Одним словом, смертоносные фантазии — это не просто ничего не значащие грезы о поступках, которые мы никогда не решимся совершить.
Учитывая выявленные закономерности в триггерах, запускающих эти мечты, я утверждаю: все мы обладаем особыми психологическими системами, которые вызывают мысли об убийстве. Я убежден, что в силу эволюции наш разум просто не может не помышлять об убийстве в некоторых ситуациях — так уж он устроен. Вот почему подобные фантазии весьма распространены; вот почему большинство людей хотя бы раз в жизни задумывались о том, чтобы кого-нибудь убить. В наш мозг изначально встроены психологические механизмы, порождающие мысли автоматически. Именно по этой причине преступают закон не только безумцы, депрессивные психопаты или профессиональные злодеи.
<...>
В тот или иной период жизни мысли об убийстве посещают большинство нормальных людей; даже родственники и друзья, в чьей доброте мы не сомневаемся, — приветливые коллеги, преданные мужья, терпеливые почтальоны — подумывают кого-нибудь убить.
Чтобы понять, почему подобные мысли могут быть частью психологии человека, рассмотрим когнитивную деятельность, посвященную другой важной вещи, о которой многие размышляют довольно часто, — сексу. Сексуальные мысли возникают до действий, но приводят к ним не всегда. Фактически подавляющее большинство остается просто мыслями. И к счастью! Тем не менее эротические сценарии, разыгрываемые в уединении сознания, выполняют огромное количество чрезвычайно полезных функций. Во-первых, позволяют определить, что нас возбуждает, а что вызывает отторжение. Во-вторых, мы можем визуализировать интрижки на стороне, не ввязываясь в них в реальности. В-третьих, фантазии дают возможность тщательно проанализировать последствия сексуальных намерений до их осуществления. Мы можем в подробностях вообразить сексуальную сцену и только потом решить, стоит ли воплотить это на практике. Наконец, данные мысли мотивируют предпринимать шаги, на которые прежде не хватало смелости.
Помимо прочего, мысли об убийстве позволяют моделировать альтернативные сценарии, а также взвешивать риск, выгоду и последствия каждого.
<...>
На одну реальную попытку приходятся сотни, даже тысячи мыслей, которые остаются нереализованными. Хотя размышления об убийстве обычно предшествуют фактическому убийству, они не всегда приводят к конкретным действиям. Это подтверждает и наше исследование мичиганских убийств. На самом деле большинство фантазий содействуют торможению гомицидальных импульсов, подавляя «жажду крови»: обычно мы приходим к выводу, что цена слишком высока, и выбираем более эффективные и менее рискованные решения.