Оленеводы-кочевники уходят на тысячи километров в тундру в поисках хороших пастбищ для оленей, но не теряют связи с миром и очень сильно от него зависят. Старший научный сотрудник Центра социальных исследований Севера «Европейского университета в Санкт-Петербурге» Кирилл Истомин совместно с исследователем Марком Двайером более десяти лет изучал навигацию, психологию и способы интерпретации поведения оленей у кочевников Севера и выпустил книгу на английском языке. «Лента.ру» поговорила с ним и узнала, почему в тундре почти нет домашнего насилия, как GPS изменила способы навигации и почему женщины из поселков все чаще выходят замуж за кочевников.
«Лента.ру»: Как вы заинтересовались темой изучения оленеводов-кочевников?
Истомин: Дело в том, что я сам из Сыктывкара, Республика Коми. Оленеводами-кочевниками интересовался со студенческих времен, потому что это очень яркая и малоисследованная часть культуры коми.
В студенческие времена я довольно долго с ними кочевал и во время одной из таких экспедиций встретил своего соавтора Марка Двайера, который приехал из Кембриджа изучать оленеводство именно в Коми. Мы провели с ним несколько совместных полевых работ.
В ту пору основным фокусом исследования у меня была этноэкология оленеводства коми: как оленеводы взаимодействуют с окружающей средой, как выбирают пастбища. Потом меня пригласили на работу в институт Макса Планка в Германии выполнять проект именно по навигации пространственной ориентации у населения тундры. Там я и напал на эту тему, которая оказалась жутко интересной, но проект был направлен не на оленеводов-коми, а на зауральских ненцев. С ними я тоже кочевал, изучая тему ориентации в пространстве. Потом взял еще один проект по этой теме, там уже вернулся в тундру Коми. Так и получилось, что родилась книга про эти две группы.
Что вас поразило больше всего?
Самое удивительное — это насколько мощными могут быть ментальные карты у человека. Например, городские жители запоминают дорогу не с помощью ментальной карты, а визуально: мимо желтого дома направо, потом мимо зеленого, синего и далее, — то есть они запоминают последовательность образов вдоль дороги. У оленеводов иначе: поскольку тундра довольно монотонна, они знают, в какой именно стороне у них что-то находится, но визуально пути не запоминают и могут найти дорогу даже в темноте. Допустим, во время полярной ночи для них главное — знать, в каком направлении они едут. Для этого есть определенные техники: они запоминают, с какой стороны дует ветер, и едут так, чтобы он продолжал дуть с той стороны. Так они могут ехать очень долго, зная лишь только направление.
К тому же сами оленеводы неоднократно мне говорили, чтобы не потеряться в тундре, необходимо быть смелым. Если ты трусишь и тебе кажется, что ты едешь не туда, возникнет желание свернуть, и тогда можно сильно запутаться.
Знания по навигации в тундре передаются детям от взрослых?
Да, конечно. Но сейчас есть большая проблема: у оленеводов дети должны учиться в интернатах, это значит, что где-то в семь лет их забирают в поселок, зимой они там живут, а к родителям приезжают только на лето или на зимние каникулы. И если раньше, как говорят оленеводы, дети уже с подросткового возраста могли ориентироваться в пространстве и никогда не терялись, то сейчас они начинают изучать землю довольно поздно, примерно с седьмого класса.
С этого времени они с кем-то изучают землю, ездят, составляют ментальные карты, потом уже ориентируются сами. Дети учатся, подражая взрослым. Знания таким образом передаются не только по навигации, но и по интерпретации поведения оленей.
По каким признакам оленеводы узнают об изменениях поведения стада?
По тому, как олени расположены относительно друг друга, где находятся ведущие особи. Если, например, стадо разошлось по пастбищу, животные находятся далеко друг от друга, это значит, что на пастбище мало корма. Если олени сбились в кучу, то на них нападают комары. Это в общем случае, потому что, конечно, существует множество разных причин, почему олени сбиваются в кучу. Оленеводы знают каких-то приметных оленей в стаде, их повадки: если стадо раскалывается и часть уходит, то их обычно уводит вот такая приметная особь.
В книге вы написали, что на миграцию оленеводов-кочевников влияют в том числе социальные и политические факторы.
Действительно, при любом перемещении большую роль играет масса факторов. Например, в группе оленеводов женщины переезжать не хотят. Чем дольше группа стоит на одном месте, тем им легче: они могут заниматься делами, топить печку, стирать белье — оно лучше высыхает. Мужчинам же всегда хочется ехать, потому что на новом месте гораздо спокойнее ведут себя олени и требуется меньше труда, чтобы их пасти и держать вместе. Эти противоречия между группами очень интересны.
Кроме того, современные оленеводы в какой-то мере зависят от покупных продуктов: все едят хлеб, всем нужно подсолнечное масло и другие товары, которые можно купить в поселке. Поэтому когда оленеводы перемещаются, то в первую очередь хотят как можно быстрее дойти до того места, откуда можно съездить в поселок. Важно для них и место, где недалеко стоит другая бригада, ведь с ней можно общаться, ездить в гости. Разумеется, это оленеводы тоже любят.
Вы упомянули, что женщины больше, чем мужчины, хотят, чтобы бригада оставалась на месте. Почему?
Разделение труда — это в любом случае культурный феномен. Если ты постоянно находишься в пути, тебе сложнее шить малицу, например. Если бригада стоит на месте, то женщина успевает сшить больше одежды, сделать меховую аппликацию, расшить женскую шубу. Например, у ненцев считается, что чем богаче шуба украшена, тем больший престиж она дает той, которая ее носит. Это означает, что женщина — хорошая мастерица. У мужчин, соответственно, по-другому: если они переедут к какому-то озеру, то смогут поймать больше рыбы, а когда переводят стадо на новое место, его легко пасти. Там много корма, олени далеко не расходятся, можно их оставить и поехать заняться своими делами. А если ты неделю стоишь, то корма мало, и олени постоянно пытаются убежать с пастбища, что доставляет неудобства.
Кто становится оленеводом-кочевником?
В первую очередь оленеводами обычно становятся люди из оленеводческих семей. Очень-очень редко бывает, что оленеводами становятся люди из поселков. Ты родился и вырос в тундре, считаешь ее своим домом. Едешь в тундру — значит, едешь домой. Если мы говорим о стандартной картине, то для мальчика чум — это дом, а интернат — что-то чужое. Это ведь очень большой стресс, когда тебя забирают из дома и отвозят в поселок, где все говорят на чужом языке, пища отличается от той, к которой ты привык, другие социальные отношения. Но тем не менее бывает, если не считать тенденцию последнего времени у оленеводов-коми: у них происходит так называемый гендерный дрейф. Это общая черта всех народов Севера, потому что у них женщины социально мобильнее, особенно в молодом возрасте: они пытаются уехать в поселок, выйти замуж и в тундру больше не возвращаться, поэтому в тундре получается недостаток женщин. Оленеводам приходится жениться на женщине из поселка. Сейчас уже все чаще бывают такие ситуации.
Оленевод из оленеводческой семьи обычно, к сожалению, не очень высокого уровня образования. Те, кто оканчивал десять (теперь одиннадцать) классов, в тундру обычно не возвращаются, устраиваются в поселке. Кроме того, когда живешь в тундре, то учишься решать какие-то задачи, которые важны исключительно для жизни в этой местности: находить дорогу, интерпретировать поведение оленей.
Вы сказали, что оленеводы все чаще женятся на женщинах из поселков. А почему женщины выбирают такой брак?
Не сказать, что на Севере оленеводы обладают высоким социальным статусом. В 90-е годы они действительно были довольно богаты: в то время как в поселках не было работы, у них было мясо, и таким образом жизнь их представлялась довольно привлекательной благодаря ресурсам, которых в поселке не было.
Одна женщина также мне говорила, что в тундре хорошо жить, потому что ты знаешь, что тебя не будут бить. Оленеводы живут в чуме на восемь человек. Обычно это две семьи на двух половинах чума. Они не могут позволить себе скандалы, а тем более рукоприкладство. Если люди начинают ругаться, то им обычно говорят: либо молчите, либо в тундру идите ругаться. Конфликты гасятся, и таким образом домашнего насилия в тундре очень мало. Алкоголизма тоже очень мало. Оленеводов считают пьющими людьми, но они могут пить только когда приезжают в поселок. В тундре негде купить алкоголь, и оленеводы пьют очень мало по сравнению с поселковыми. Думаю, что эти факторы могут быть привлекательными для поселковых невест, по крайней мере они сами мне их называли.
Различаются ли жизненные ценности и умения у оленевода-кочевника и поселкового жителя?
Для оленевода часто очень значимы умения, которые в поселковой жизни не играют большой роли: умение хорошо арканить, запрячь оленя, рассчитать поклажу так, чтобы оленям было одинаково удобно ее нести. Умение шить одежду, обувь из оленьих шкур тоже важно, в поселке это все менее значимо. Что касается экономических вещей, то деньги для оленеводов тоже важны: они зависят от того, чтобы что-то покупать, и деньги вполне себе здорово считают, получше, может быть, некоторых поселковых жителей.
Как современные технологии повлияли на жизнь и быт оленеводов-кочевников?
Повлияли сильно. Вертолеты появились давно, еще в советские времена. Снегоходы повлияли настолько, что сейчас на них пасут оленей в зимний период. В летний — все еще на упряжках. Большинство оленеводов сейчас очень хорошо умеют починить снегоход. Они знают его устройство, могут сказать, какие свечи им нужны для него.
Кроме того, сейчас стали важны мобильные телефоны, особенно в зауральской тундре. Они позволяют общаться. Раньше в совхозах были рации, которые на бригаду выдавали, и оленеводы могли связаться только с соседней бригадой по рации. Что касается навигационных систем, то GPS тоже стала популярнее.
Я даже боюсь, что скоро те навыки ориентации, которые я описал в книге, начнут исчезать. Сейчас молодежь активно пользуется такой современной навигацией, многие все же могут ориентироваться без них, но берут с собой на случай пурги. Раньше у оленеводов это была большая проблема: если заставала пурга, нужно было ложиться в снег и спать, так как дорогу найти сложно. Сейчас же с помощью GPS дорогу можно найти. Хотя когда они едут, она просто у них в кармане лежит по большей части и даже не включена.
Вы больше десяти лет работали над книгой. Какие еще изменения в быте кочевников вы заметили в ходе исследования их навигации?
Получается, что первый раз в поле я поехал в 1998 году. С тех пор, конечно, видел, как все меняется, зафиксировал как раз появление GPS. Она была до 2004 года запрещена в России, нужно было лицензировать такое устройство, а лицензий у оленеводов не было. Потом этот запрет отменили, GPS появилась у рыбаков, чтобы прятать сети, постепенно дошла и до оленеводов. И как раз в последние десять лет появились мобильные телефоны и начали исчезать DVD-проигрыватели. Мой научный руководитель говорил, что раньше оленеводы зимой рассказывали друг другу сказки. Я этого уже не застал, при мне они больше DVD-диски смотрели. Опять же, люди стали лучше знать русский язык, дети смотрят мультфильмы на русском языке. В то же время я бы не сказал, что национальные языки в тундре исчезают, они больше исчезают в поселках.
Возникали ли трудности во время исследования оленеводов-кочевников в связи с религиозными верованиями?
Скорее нет. Оленеводы-коми исповедуют православие с XVII века, с ненцами я не ходил на священные места. Один раз меня отвезли в поселок, потому что посчитали, что из-за меня не ловится рыба. Правда, это были не оленеводы, а рыбаки. Я приехал, жил с ними. Начался сезон нереста рыбы, они не могли долго поймать рыбу, а она для них очень важна, потому что они меняют ее на бензин. И вот из-за того, что ее не было, они посчитали, что я не нравлюсь духу хозяина местности, и отвезли меня обратно.
На священные места я с оленеводами не ходил, сразу сказал, что мне интересно больше хозяйство и умения. Бывало, что я наблюдал довольно интересные вещи: как, например, отец ругался с сыном из-за исполнения родственных обязанностей. Это большое счастье для этнографа. Разумеется, есть еще определенные вещи, которые нужно знать: например, что мужчине нельзя садиться на женские нарты. Для мужчин таких запретов довольно мало, так что я запомнил их довольно быстро.
С какими трудностями сталкиваются оленеводы и как с ними справляются?
Плохая видимость, например. В тумане плутают довольно часто, или пурга держит на одном месте. На моей практике было, что человек из семьи, с которой я кочевал, попал в пургу и три дня пролежал под нартами в снегу, потому что не мог ехать. Тут только можно не переживать, когда что-то происходит против ожиданий.
Оленеводы привыкли к всякого рода непредвиденным обстоятельствам. Если городской житель в тундре запланировал уехать через две недели, а вертолет прилетает только через четыре, для него это стресс. Оленеводы очень любят в карты играть. Может быть, так стресс снимают. Устраивают карточные турниры, играют в азартные игры.
Есть ли моменты, которые не вошли в книгу, но кажутся вам интересными?
В книгу не вошло многое, она ведь посвящена довольно узким аспектам. Например, нет информации о том, как организована власть в бригадах оленеводов, из кого состоит бригада. Да, упоминается, что бригада у коми чаще всего состоит из двух семей, которые живут в одном чуме, а у ненцев каждая семья имеет свой чум. На самом деле все гораздо сложнее. Там есть такой момент, когда оленеводы принимают человека из другой бригады, чтобы он помогал пасти оленей.
Что вы подразумеваете под властью в бригаде?
Властную иерархию внутри семьи, кочевой группы. Есть человек опытный и старший, его считают главой группы — бригадиром. Он определяет, когда нужно кочевать, когда нужно сниматься и ехать. Есть распределение обязанностей и вещи, за которые ответственны разные люди. Когда бригада приезжает за покупками в город или поселок, то сначала женщины должны закупить продукты, после этого мужчины покупают запчасти для «Бурана», патроны, материалы для юрты. Потом опять идут женщины и закупают одежду на оставшиеся деньги. Все зависит от того, сколько денег удалось выручить за продажу мяса. И мужчины, и женщины в данном случае должны рассчитывать бюджет, чтобы им на все хватило.
На какие расстояния от населенных пунктов чаще всего уходят кочевники?
Зависит от группы. Могут кочевать через всю тундру и проходить 300-400 километров в одну сторону, иногда до 500 или даже до 1000 на Ямале.
Чувства изоляции от мира у них не возникает, как я понимаю?
Нет. В кочевой группе все постоянно друг с другом общаются и должны ладить. Ну и в тундре всякий народ есть — нефтяники, вездеходчики. В гости время от времени кто-то да приезжает, раз в три недели, например, либо из соседней бригады кто-то заглянет или даже какие-нибудь туристы пройдут.