В российский прокат вот-вот выйдет обладатель «Золотой пальмовой ветви»-2022, новый фильм уже двукратного лауреата этого приза Рубена Эстлунда «Треугольник печали». В Каннах эта сатира на капитализм, в которой фигурируют русский олигарх, пара топ-моделей и марксист-алкоголик в исполнении Вуди Харрельсона, нашумела не в последнюю очередь благодаря центральной сцене массового несварения желудка на лакшери-яхте. «Лента.ру» рассказывает о том, не ждет ли та же беда и зрителей «Треугольника печали».
«Чем я занимаюсь? Дерьмом!» — с характерным густым акцентом провозглашает в разговоре олигарх Дмитрий (Златко Бурич). И не шутит — немедленно следует пояснение, что свое богатство корпулентный, лишенный стыда мужчина сделал на продаже навоза и удобрений (вовремя подсуетившись во время приватизации). Не самый благообразный бизнес, но разве другие как будто лучше? Во всяком случае среди других пассажиров лакшери-круиза на суперъяхте похвастать этически бесспорным и не пахнущим во всех смыслах слова заработком не может никто. Ни опрятная британская семейная пара в возрасте — они уже много десятилетий торгуют оружием, не брезгуя связями ни с какими покупателями. Ни застенчивый финский айтишник — очень удачно продавший какую-то мутную технологию и не беспокоящийся о ее дальнейшем применении корпорациями. Ни даже пара топ-моделей Карл (Харрис Дикинсон) и Яя (Чарлби Дин, скончавшаяся при странных обстоятельствах всего через три месяца после премьеры «Треугольника печали» в Каннах) — с которыми фильм знакомит нас раньше всех и которые в свою очередь конвертируют в деньги, статус и бесплатные услуги (вроде этого самого круиза) собственные молодость и красоту.
О том, какое место уготовано в капиталистической системе всем без исключения — будь то олигархи, модели или прислуживающий всем пассажирам яхты, более-менее бесправный персонал, — готов лишний раз напомнить капитан судна (Вуди Харрельсон), убежденный марксист, которому, впрочем, сначала надо выйти из запоя. А если пассажиры не прислушаются к нему, то сомалийские пираты с их специфической функцией в глобальной экономике тоже недалеко. Не станет избавлением от иерархических, неизбежно несправедливых в плане распределения тех или иных ресурсов (включая секс) и принимающий часть персонажей необитаемый остров, где разворачивается вторая половина «Треугольника печали», а на верхушку микросоциума вдруг выплывает та, что прежде чистила за всеми остальными унитазы (филиппинская актриса Долли де Леон).
Жюри Каннского фестиваля решило, что вполне — и наградило «Треугольник печали» «Золотой пальмовой ветвью», которая для шведского режиссера Рубена Эстлунда стала уже второй (первую он получил пять лет назад за довольно невыносимо высмеивавший арт-тусовку и одержимость современного мира политкорректностью «Квадрат»), позволив ему войти в элитную компанию двукратных победителей самого престижного киносмотра планеты. Что ж, по поводу этой сцены, в которой шторм, капризный нрав капитана и подпорченные по воле жены олигарха продукты приводят к превращению морской болезни в феерическое массовое гастропомрачение. Очевидно, что можно сколько угодно раз о ней прочитать и все равно окажешься не готовым к тому, как она снята, как долго длится и до каких дерьмодемонических глубин Эстлунд в ней опускает своих персонажей. Без шуток, впечатляюще.
Вот только этим центральным эпизодом — который по своему положению в сюжете и катарсическому накалу делит «Треугольник печали» более-менее пополам — подлинные удачи фильма Эстлунда, пожалуй, и ограничиваются (заметим также, что, в сущности, он позаимствовал кульминацию у «Большой жратвы» Марко Феррери, который при этом работал куда яростнее и одновременно изящнее). Эстлунд заставляет зрителя провести двадцать минут, наблюдая за спором Карла и Яи о том, кто будет покрывать счет в дорогом ресторане, — и этот открывающий фильм скетч больше всего напоминает экранизацию кошмара мизантропа, который в каждом мужчине видит социопата, а в каждой женщине — содержанку. Время, проведенное «Треугольником печали» на яхте (за исключением эпизода шторма), раз за разом провоцирует приступы кринджа — потому что классовая сатира Эстлунда не сильно остроумнее, чем некогда была в журнале «Крокодил», а обаяние Вуди Харрельсона с его цитатами из Маркса преступно ограничено теми двумя десятками минут, что он присутствует в кадре. Или швед отправляет героев на необитаемый остров — но и там у него выходит не столько «Повелитель мух», сколько слегка приукрашенный сюжетом и набором персонажей «Последний герой».
Нет, конечно, наверняка найдется немало зрителей, которых вполне удовлетворит и эстлундовский уровень социального комментария — в конце концов, и центральная в «Треугольнике печали» идея о том, что красота представляет собой один из самых ходовых товаров, более-менее вечна, а значит, вполне терпит повторение (а кому-то, возможно, пригодится и наглядная иллюстрация того, как меняются выражения лиц моделей, задействованных в рекламе H&M, когда их зовут сниматься для Balenciaga). Другое дело, конечно, в том, что дальше этого расхожего откровения фильм, строго говоря, и не заходит — разве кого-то, например, удивит знание о том, что красотой (как, впрочем, и счетом в швейцарском банке или «ролексами») ни рыбу не выловишь, ни костер не разожжешь? Такая сатира, какая получается у Эстлунда, по глубине ближе всего даже не к работающему на той же тематической территории сериалу «Белый лотос» или — понизим планку — например, условным скетчам от Saturday Night Live, а к подборке высмеивающих современность мемов, собранных в Twitter-тред. Вот только если интернет-троллю на высказывание хватило бы 140 знаков, то у двукратного лауреата «Золотой пальмовой ветви» получается уложиться лишь в 140 бесконечно долгих минут.
Фильм «Треугольник печали» (Triangle of Sadness) выходит в российский прокат 1 декабря