На Mubi вот-вот выйдет «Королевство: Исход», третий сезон культового сериала одного из самых провокационных и мизантропских режиссеров современности Ларса фон Триера. После двадцатилетнего перерыва кинематографист решил вернуться к своему хулиганскому телевизионному детищу, а в процессе съемок обнаружил у себя болезнь Паркинсона и объявил о временном перерыве в кинокарьере. Вероятно, «Исход» еще долгое время будет оставаться последним произведением датчанина. «Лента.ру» рассказывает, каким он получился.
Что ж, за 20 лет холод и сырость, поднимающиеся из-под земли, так и не уничтожили Королевство — называемый так копенгагенский госпиталь Ригсхоспиталет пережил, кажется, парочку капитальных ремонтов, но атмосферу средневековой массовой истерии сохранил почти в первозданном виде. На вертолете в больницу прибывает новый король — шведский врач Штиг Хельмер-младший (Микаэл Персбрандт), гордый сын одиозного главврача отделения нейрохирургии из первых двух сезонов. Штиг («-младший»!) немедленно разворачивает операцию по внедрению в Королевстве свежайших политкорректных трендов. Впрочем, состоящий в основном из датчан медицинский коллектив во главе с доктором Понтопиданом (Ларс Миккельсен) нововведения заносчивого шведа не сильно жалует — иностранца жестоко накачивают аквавитом и бросают в бессознательном состоянии на крыше госпиталя.
Тем временем в печально известное отделение нейрохирургии задним числом при помощи подпольного штаба шведских хакерш (привет, «Девушка с татуировкой дракона»!) записывается Карен Свенссон (Бодиль Йоргенсон), только что досмотревшая второй сезон триеровского «Королевства» на DVD и грезящая спасением духов госпиталя, оставшихся «без нормальной концовки». Помогает ей в священной мета-миссии больничный швейцар-простачок Бальдер (Николас Бро), безропотно принявший на себя роль исполнительного пажа.
Кажется, препятствия, не дававшие фон Триеру снять третий сезон «Королевства» еще в начале нулевых, были сплошь надуманы. Да, режиссер жаловался, что вместе с соавтором сценария Нильсом Верселем завел себя в творческий тупик, не зная, как привести многочисленные сюжетные линии и мистерии к достойной развязке, а тут еще и ведущие актеры сериала начали умирать. В 1998-м ушел из жизни Эрнст-Хуго Ярегорд, непревзойденный исполнитель роли Штига Хельмера-старшего, два года спустя скончалась сыгравшая пациентку Друссе Кирстен Рольффес.
В «Исходе», однако, замена ключевых персонажей проходит совершенно безболезненно — новый дуэт Карен и Бальдера от фрау Друссе и ее туговатого сына ничем не отличается, хотя и предстают они не родственниками, а незнакомыми друг с другом людьми без прошлого (сколько бы Бальдер ни пытался рассказать свою предысторию, Триер нас от нее уберегает, уверяя, что она усыпительно скучна). Перед нами архетипы «Королевства» — сердобольная бабуля и мощный простачок — которым уготовано совершить нечто судьбоносное, так что и смерть этому не помеха. Штиг-младший, который почти весь сериал пробегает с тетрапаком и автомобильными дисками от Volvo, тоже оказывается достойным преемником своего родителя.
Триер утверждал, что решиться на съемки продолжения его вынудил очередной депрессивный период — нужно было чем-то занять руки, и финал «Королевства» казался наименее трудоемкой задачей. Вероятно, помог и нашумевший релиз «Твин Пикс: Возвращение», еще одного важнейшего сериала 1990-х, вернувшегося на экраны десятилетия спустя.
Вообще, без «Твин Пикса» никакого «Королевства», вероятно, и не было бы — проект Дэвида Линча, вышедший на несколько лет раньше, стал для телевидения того времени явлением настолько революционным, что статус культового завоевал чуть ли не во всем мире. Датское ТВ предложило Триеру, в те времена известному по артхаусным «Эпидемии» и «Европе», снять нечто подобное. Режиссер — отчасти ради денег — согласился, и вместо линчевского полицейского детектива взял за основу медицинскую мыльную оперу (под этот жанр, к примеру, стилизованы вступительные титры сериала). Добавив к этому толику мистического хоррора и провокационный черный юмор, Триер превратил «Королевство» в национальное достояние.
С «Твин Пиксом» сериал роднит не только жанровая мешанина и в принципе революционный по тем временам подход к телевизионному медиуму. В «Исходе» Триер неоднократно указывает на наследственность своего творения — совы тут тоже не то, чем кажутся, ключевые герои также обзаводятся зловещими доппельгангерами, да и свой Черный вигвам — сведенборгианский — у них имеется. Но куда важнее аллюзий и отсылок то, чем «Исход» от «Возвращения» отличается.
Если Линч с ходу нанес всем желающим поностальгировать по атмосфере уютного провинциального американского городка травму, швыряя их в совершенно непохожий на оригинал, алогичный и вообще телевидению чужеродный сюжет (да и можно ли это назвать сюжетом в привычном понимании?), то Триер, как ни парадоксально, поначалу зрителя бережет, убаюкивающе воссоздавая атмосферу привычного и знакомого шоу. «Исход» даже начинается с финальных титров к последней серии второго сезона, техника съемки не претерпевает никаких изменений, и очень быстро кадр погружается в фирменную сепию, чтобы не оставалось сомнений — «Королевство» вернулось. И хотя кинематографист утверждал, что перед съемками продолжения целиком свой сериал даже не пересматривал, «Исход» к первоисточнику обращается с регулярной частотой — то в рассуждении о его событиях, то в нарезке архивных кадров, то в воспроизведении целых сцен.
Как и ранее, действие сериала делится на две основные сюжетные линии. Одна, детективно-мистическая, посвящена разгадыванию сверхъестественных тайн и поиску призраков, вторая (в которой тоже бесовщины достаточно) повествует о буднях датского госпиталя. В первых двух сезонах медицинское сообщество Королевства получило от Триера отрезвляющую пилюлю — режиссер наглядно продемонстрировал, как надменное отвержение духовного в угоду абстрактной науке приводит человека к формированию тех же самых культов или и вовсе скатывает к банальному фашизму (и к идее, например, устроить скачок напряжения в госпитале, чтобы выкосить всех неизлечимых калек). Немудрено, что в коллективе Королевства Триер зашифровал Данию — и именно ей (да и, чего уж мелочиться, всей Европе целиком) теперь оглашает, наконец, финальный приговор.
Чем же живет Королевство 20 лет спустя? Ну, понятно, пьет, а еще спорит из-за гендерно-нейтральных местоимений, неловко пытается освоить ранее неведомые способы коммуникации с женщинами в эпоху скандалов с сексуальными домогательствами, бесстыдно лицемерит, объявляя политику открытых дверей и скрываясь за семью замками, и, конечно, на пустом месте разжигает межнациональные конфликты. Все это фон Триер преподносит под соусом фирменного мизантропического юмора, перерастающего в кафкианскую сатиру, — вот и Хельмар-младший уже запирается в кабинке туалета, чтобы с адвокатом (Александр Скарсгард) обсудить судебный иск от подчиненной за фривольное письмо. Адвокат, разумеется, из Швеции, и он же одновременно представляет интересы истицы.
Словом, общество это хоть и пережило косметический ремонт с вливанием конской дозы политкорректности, но во многом остается архаичным — чуть что, вспоминает способы террора Фракции Красной армии и прибегает к тактике ведения войны нацистской Германией, да и средневековыми методами наказания провинившихся не гнушается. Благо, ИКЕА нынче предоставляет широкий ассортимент колодок. Своеобразный приговор выносится, кажется, и молодому киносообществу, беспощадно и бесплодно мучающему актеров в надежде запечатлеть на экране какое-то смутно представляемое откровение — выходит, однако, лишь белый шум.
Непосильная задача ложится на плечи хрупкой Карен, которая, в отличие от самодовольных и поглощенных мелочными распрями врачей, тонко чувствует, что Королевство медленно гниет изнутри. Проблема даже не в фундаменте, стоящем на месте труда суеверных и дремучих отбеливальщиков — сами стены госпиталя под слоями трескающейся краски испещрены жуткими «плодами Вавилона».
Интуитивно Карен понимает, что с этим делать — именно она в приступе сомнамбулизма и объявляет, что «чтобы спасти Королевство, надо принять его раны». Раны эти и есть призраки прошлого, которые, быть может, перестали плакать в лифтах или копошиться по темным углам, но все еще терзают человечество. Впрочем, план героини о том, что именно с этими травмами делать, весьма туманен — она и сама это осознает, плача, что не привязана ни к богу, ни к духам, и вообще мало чего понимает: «Мне что-то снится, но я запоминаю только кусочки, которые кажутся бессмысленными».
Руководствуясь крайне смутными представлениями об общении с призраками — а также по-детски наивными концепциями о добре и зле — Карен и Бальдер пытаются эти эфемерные болячки расковырять, рассортировать и категоризировать, то есть буквально разделить духов прошлого на темных и светлых. Словно выжимая эту педаль до предела, Триер превращает процесс излечения в театр абсурда, полный странных, будто взятых из воздуха ритуалов — создается впечатление, что для такого эффекта режиссер и актеры в финальных сценах импровизировали на ходу.
В конце концов, Триер не просто так из эпизода в эпизод завещал «принимать добро только со злом» — то есть не пытаться самостоятельно провести между ними границу, которая все равно окажется куда менее четкой, нежели даже границы современной России. Тем более — не делать этого, руководствуясь обрывками гуманистических представлений, с виду современных, но корнями уходящих в средневековое христианство со всеми его, мягко скажем, грехами.
Сам режиссер в «Исходе» на это указывает совсем поверхностно, прибегая к довольно многозначным аллегориям. За более четким триеровским пониманием христианской дихотомии нужно обращаться к другим его работам — «Антихристу», «Меланхолии», «Мандерлею». Призрачные травмы прошлого кинематографист тоже изображает весьма абстрактно — на себя он бремя их врачевания взваливать, конечно, не собирается, предпочитая куда более веселую роль наблюдателя за разворачивающимся хаосом и вытекающим из него бергмановским макабром. Наблюдателя, этот хаос не просто предвидевшего, но терпеливо ждавшего. Роль Сатаны, если угодно.
Сериал «Королевство: Исход» (Riget: Exodus) можно посмотреть на платформе Mubi