По данным аналитической компании NielsenIQ, алкоголь и продукты оказались единственными категориями товаров повседневного спроса, которые в этом году показали увеличение продаж. Кроме того, в этом году вдвое вырос спрос на проведение новогодних корпоративов. В то же время, по данным Минздрава, в России в последние годы потребление алкогольных напитков уверенно сокращалось. Больше ли стали пить россияне, есть ли риск, что в целях экономии народ перейдет с качественного алкоголя на суррогаты и дешевые напитки, может ли стресс способствовать росту алкоголизации — «Ленте.ру» ответили врач, социолог, экономист и демограф, которые не во всем друг с другом согласились.
Вадим Дробиз, директор Центра исследований федерального и регионального рынков алкоголя (ЦИФРРА):
Рост затрат на алкоголь действительно отмечается. На пиво в этом году в сравнении с сопоставимыми периодами 2021 года потребители потратили на восемь процентов больше, на вино — на шесть процентов, на водку — на семь-восемь процентов. Мы говорим о росте в рублевом объеме, но продажи растут и в физическом объеме.
Рост связан не с тем, что приближается Новый год. Прежде всего в этом году у нас военная операция и социально-экономический кризис. Всегда в кризис спиртных напитков выпивают больше. Плюс в этом году у нас условно населения в России больше. В прошлом году представители среднего класса ездили отдыхать за границу и много пили там. Две-три поездки в год по неделе каждая включают в себя основательное потребление алкоголя. А теперь все это пьется в России, поэтому есть причины роста.
Люди начинают экономить на алкоголе в последнюю очередь, потому что он относится к категории остросоциальных потребительских продуктов для более чем 70 процентов взрослого населения России.
У нас практически все так и есть. Только слабоалкогольные напитки растут, но они просто замещают некоторые виды винодельческой продукции.
Никакого дефицита алкоголя у нас нет и не будет. Вы зайдите в любой магазин, посмотрите на полки. Всего навалом в любом сегменте: и водки, и пива, и вина. Дефицит — это когда пустые прилавки и нечем заменить. А у нас всего полно, причем хорошей продукции.
Что ушло-то? Дорогие марки. Вся ушедшая продукция — и попавшая в параллельный импорт, и не попавшая, — ее пили десять процентов населения, эта продукция занимает меньше одного процента в России. Поэтому тут и говорить особо не о чем. Нет «Вдовы Клико» вместе с «Моет Шандоном» (шампанские вина — прим. «Ленты.ру») — так у нас их пили два человека из ста. Аналогично и с дорогими сортами виски. Это не критическая нехватка, она легко замещается другим продуктом. То есть 85 процентов россиян отсутствия каких-то определенных марок даже не заметили. Бьет в барабаны бизнес, но он защищает не потребителя, а собственные интересы. Суррогатов и контрафакта не станет больше, чем было всегда. Плюс сейчас разрешили параллельный импорт, все привезут нормального качества.
Алексей Меринов, доктор медицинских наук, профессор кафедры психиатрии Рязанского государственного медицинского университета имени И.П. Павлова, автор научно-популярной книги «Если в доме алкоголик»:
Официальная статистика показывает, что в последние годы стали меньше пить — количество спиртного на душу населения снижается. Мы бьем в ладоши, говорим, что здорово, но есть так называемые опосредованные показатели, которые говорят, что не все так хорошо. Например, та же статистика алкогольного саморазрушающего поведения — мы не видим резкого снижения. Есть еще специфические заболевания желудочно-кишечного тракта, которые зависят от степени употребления алкоголя населением — это циррозы и тому подобное. Гепатологи вам тоже скажут, что не сильно у нас все снижается.
В интернете мне то и дело приходит реклама с предложением купить самогонный аппарат, хотя я никогда их не искал. В любом крупном торговом центре расположены одна-две точки с товарами «Все для самогоноварения». И этот объем мы учесть не можем, а он совсем не маленький. Если раньше в СССР самогоноварение считалось порицаемым злом, то сейчас производство для собственного потребления чуть ли не введено в какую-то новую религию. Считается, что для себя — значит, безопасно и качественно.
Сколько в России винно-водочных точек с легким алкоголем, я даже боюсь сосчитать. В Рязани, где я живу, их несколько на квартал. Огромное количество магазинчиков, продающих разливное «пенное», как обыгрывается в рекламе. Пиво в статистике учитывается, но с малоградусным спиртным все сложно, так как на него акциз не клеится. Мы можем ориентироваться только на официальные отчеты производителей. Надеюсь, что они не лукавят.
Плюс давайте не забывать про всякие спиртовые настойки, предназначенные вроде бы для медицинских целей: боярышник и прочее. Дворы в некоторых кварталах завалены этими пустыми бутылочками, люди их пьют. И еще один нюанс — товары импульсного спроса на кассе супермаркета. Там вроде должны стоять те товары, которые ты забыл взять, когда ходил по залу супермаркета: жвачки, батарейки, шоколадки. А у нас, кроме этого, стоят флаконы по 100-150 миллилитров с водкой, виски, коньяком. Это тоже как-то странно.
Есть ли риск, что в связи с санкциями и затруднением поставок импортного спиртного народ начнет больше потреблять контрафакта и суррогатов и за счет этого больше травиться? У нас есть понятие ГОСТ, или стандартов, как в любой стране. В России, если говорить про официальных алкопроизводителей, ничего не мешает им делать относительно недорогие, но качественные спиртные напитки, которые не будут за счет каких-то примесей убивать сразу. То есть это не вопрос импортного и неимпортного, речь о качественном и некачественном. Проблемой может стать именно цена. Почему люди покупают суррогат? Мы берем среднюю цену бутылки водки. Я не знаю, сколько она сейчас стоит, допустим, в пределах 200 рублей. И простой человек — рабочий, пенсионер, увы, пьющий ежедневно, — либо может ее купить, либо она ему уже не по карману. Такие потребители и ранее никогда не покупали односолодовый виски по 5 или 20 тысяч.
Есть богатый алкоголизм, средний и бедный. Так вот, суррогаты — это про бедных. Мы здесь говорим о тех, кто не способен покупать самый дешевый алкоголь, но качественный, тот, что продается в магазинах. Значит, они будут приобретать в каком-то окошке, подворотне, то, что сделано подпольно.
Ситуация сейчас непростая. Это создает повышенный градус стресса у населения, что способствует поиску способов как-то выйти из этого состояния. К сожалению, алкоголь — это наиболее доступное и не самое дорогое средство, чтобы отключиться и забыться. Поэтому предположу, что риск того, что алкоситуация может сдвинуться в нехорошую сторону, существует.
Человек, чтобы не пить и чувствовать себя уверенно в этой жизни, должен хорошо стоять на ногах и быть уверенным в завтрашнем дне, в социальной, экономической поддержке. Когда появляется состояние неопределенности, к сожалению, всякие бяки имеют тенденцию расти, в том числе и склонность к росту злоупотребления алкоголем. Логично предположить, что появятся люди не просто злоупотребляющие, а заработавшие алкогольную зависимость.
Через какой срок регулярного потребления можно получить алкогольную зависимость? Как пойдет, начиная от двух-трех лет, если вам конкретно не повезло с генетикой или дозы потребления у вас огромные. Традиционно считается, что есть три скорости развития алкогольной болезни. При высокопроградиентной в алкоголика можно превратиться за два-три года регулярного употребления. При среднепроградиентной — за семь-десять (а иногда и больше) лет. При низкопроградиентной благодаря генетическим особенностям организма весь процесс способен растянуться до 15-20 лет. В России преобладают средние и высокопроградиентные типажи. Поэтому важно, в каком возрасте человек познакомился со спиртным, в каком возрасте он начал более-менее систематически выпивать и в каком возрасте у него разовьется синдром зависимости от алкоголя. У нас встречаются алкоголики и в 20 с небольшим лет. Но основной пик приходится на 30-35-летних.
Даниил Александров, социолог, профессор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» в Санкт-Петербурге:
Причины роста количества новогодних корпоративов сегодня очень понятны. Во-первых, в России они всегда были приняты, а во время ковида их было меньше. Во-вторых, сейчас нервное время, и нам всем хочется как-то сплотиться и согреться. Давайте поговорим о роли корпоративов подробнее.
В других странах вместо корпоративных «праздничных» пьянок существуют разные вечеринки (пати), которые устраиваются даже чаще, чем в России. В академических учреждениях, которые я знаю хорошо, такие приемы нередко устраиваются в частном порядке — коллег приглашают к себе домой. Я знаю профессоров, которые регулярно приглашают в свой дом на лужайку широкий круг коллег или устраивают прием для аспирантов. И тут на передний план выходит не потребление алкоголя, а функции неформального общения и формирования солидарности. Они-то и есть самые важные.
Неформальное общение — важнейший цемент, держащий организацию вместе. И оно гораздо эффективнее лицом к лицу при как бы случайных обстоятельствах, нежели по телефону и видеосвязи. Это понятный социально-психологический механизм: легче в кафетерии или на вечеринке о чем-то спросить человека и получить таким образом важнейшую информацию, чем затевать специальный разговор, которому неизбежно придается больше значения, чем вы бы хотели. Представьте, на вечеринке вы можете небрежно спросить помощницу руководителя о чем-то, а если вы ради этого специально ей позвоните, то она, может, вам и не скажет, да и начальнику сообщит, чем вы интересовались. Во время ковида у нас такое неформальное общение было потеряно, когда люди виделись только на онлайн-совещаниях. Когда нет встреч лицом к лицу, то все социальные связи в организации ослабевают.
В менеджменте есть дисциплина «Изучение организационного поведения» о том, как ведут себя в организации. Мои коллеги в этой области специально изучали, как неформальное общение и некоторый уровень слухов и сплетен в коллективе оказывают благотворное влияние.
Современные консультанты в области менеджмента, в частности мои реальные коллеги из зарубежных университетов, всегда рекомендуют обеспечить возможность неформальных отношений между подразделениями компании. Если начальники конкурируют друг с другом, то им выгодно, чтобы их секретарши дружили, потому что тогда за счет общения секретарш у них будет неформальная поддержка и распространение информации. Множество таких взаимодействий создают социальную ткань жизни организаций, без которых организации формализуются и теряют эффективность. Для меня это базовые теоремы организационного поведения, я про них студентам рассказываю. И вот на корпоративных праздниках такие неформальные связи укрепляются.
Теперь о той роли вечеринок, которую можно назвать терапевтической. Последние три года мы все живем в довольно нервном состоянии. Сперва были два года эпидемии ковида. Для тех, кто всерьез боялся, не знал, где и как ковид прилетит, потому что вирус в воздухе невидимый, — это стресс. Те, кто не верил в ковид, верили в то, что их обманывают и какие-то мировые компании придумали эту болезнь, чтобы продать свои лекарства, и с ненавистью относились к ношению масок. И те и другие группы находились в постоянном стрессе. Из напряженного состояния с ковидом мы сразу же перешли в ситуацию военного и международного напряжения. То есть мы, не тормозя, из эпидемии въехали в новый большой кризис мирового значения. В этой ситуации неформальное корпоративное общение имеет очень важную положительную функцию социально-психологической поддержки людей.
Нам всем не хватает приятной дружеской атмосферы, а она необычайно важна для психического здоровья. Многие из нас давно не разговаривали друг с другом и давно не спорили в какой-нибудь неформальной обстановке. Все нервные, все одинокие, все не знают, как будет выглядеть будущее. Эта неопределенность должна компенсироваться какой-то человеческой поддержкой. Мне кажется, что это и есть главный источник спроса на корпоративные мероприятия. И здоровье людей будет тем лучше, чем больше дружеской поддержки они получат на разных мероприятиях.
Возможны ли плохие последствия? Люди в России всегда на Новый год много пили, тут ничего нельзя поделать, и мы знаем, что новогодние каникулы приводят к большому употреблению спиртного. Никакой пользы для здоровья у новогодних каникул нет ни для кого, кроме узкого слоя людей с доходами, достаточными для безбедного отдыха в Сочи или на иных курортах. Значительная часть населения вместо отдыха просто будет больше пить. Но я не думаю, что в результате корпоративных мероприятий, о которых мы говорим, у нас катастрофически вырастет употребление алкоголя. Просто люди в каком-то смысле добавят каплю в море. Для здоровья населения больше всего опасно длительное употребление больших объемов алкоголя.
Не думаю, что от ковидного стресса количество запоев в стране увеличилось, люди [в Москве и крупных городах], скорее всего, в целом стали пить больше и каждый день пили понемногу, а это относительно безвредно для здоровья. Мы знаем, что в странах со средиземноморским модусом потребления довольно хорошее здоровье населения.
Потребление алкоголя стало больше в этом году, как нам сообщает ТАСС, пересказывая доклад Минздрава: число сельских жителей, зависимых от алкоголя, за 2022 год выросло на семь процентов, примерно такой же рост психических заболеваний на селе. Это важный момент неравенства в России.
Судя по всему, стресс последнего времени, связанный с военной операцией, мобилизацией и общим международным напряжением, приводит к росту алкоголизации. Но эта проблема не обеспеченных работников компаний, проводящих корпоративы, а бедного сельского населения страны. Мы знаем, что в процентном отношении было больше мобилизованных во всяких сибирских и дальневосточных регионах. Это связано не с географией, а с бедностью. Возможно, сейчас я выскажу странную мысль, которая может кому-то не понравиться.
У многих жителей в этих регионах, особенно в сельской местности, практически нет альтернативы: либо запой, либо пойти мобилизоваться. С точки зрения такой науки, как социальная эпидемиология, это все рисковое поведение российского населения: опасное вождение, запои либо участвовать в СВО. И это рисковое поведение — ответ на условия жизни. Многие спрашивают, почему люди в добровольцы записываются — так вот потому, что у этих людей не так много жизненных альтернатив.
У высокостатусных, хорошо зарабатывающих людей существует масса разных способов бороться со стрессом или кажущейся безысходностью жизни — психотерапевты или понемногу дорогого качественного алкоголя и так далее. Если же вы бедный, безработный из стрессированной группы населения, то много дешевого алкоголя — самый простой способ работы со своими трудностями.
И это не только в России такая проблема отсутствия альтернатив для бедных, она очень остро стоит во многих европейских странах и особенно в Америке, где среди бедного белого населения растет употребление всевозможных веществ, самоубийства, рисковое поведение и в итоге смертность. Ученые назвали этот рост смертности — смертность от отчаяния. Вот и в России смертность от тех же причин. Часть таких людей может решать свои проблемы тем, что они идут воевать. Те, кто не идет воевать, начинают больше пить, а может, и потреблять какие-то наркотики, в том числе и самопальные.
Алексей Ракша, независимый демограф:
Сколько стали пить — мы точно не знаем. Колебания продажи алкоголя в рознице зависят от многих факторов, даже чисто экономических. Например, если акцизы повышаются, то производители могут что-то отгружать, что-то нет. Опять же, от повышения акцизов зависит активность и контрабандистов, и подпольных производителей и прочее. Поэтому плюс-минус десять процентов продаж за какой-то один месяц — это не очень релевантная информация.
Но то, что в этом году увеличились продажи легального алкоголя в рознице, — фактор не очень приятный. Однако такое за последние годы уже было неоднократно. По данным бюллетеня «Естественное движение населения Российской Федерации» Росстата, в 2021 году по причинам смерти, обусловленной алкоголем, умерли 47 393 человека, в 2020 году — 50 435, в 2019-м — 47 427, в 2018-м — 48 786 человек.
Официальные цифры по причинам алкогольной смертности я обычно умножаю на три, потому что в других классах смертей алкоголь также встречается. Как показывают исследования, 80 процентов убийств, половина самоубийств совершаются под воздействием алкоголя, с ним связано огромное количество болезней: ишемическая болезнь сердца, болезни систем кровообращения, цирроз печени и прочие.
Тренд на снижение алкогольной смертности в России начался в 2006 году, когда из-за неграмотного внедрения ЕГАИС возникли проблемы с реализацией алкоголя в рознице. В этот год умерли на 172 тысячи человек меньше. И как раз с того года начался резкий рост продолжительности жизни, который продолжался вплоть до апреля 2020-го.
Но этот процесс замедлился, стимулировать его бросили. В России очень сильно водочное лобби. В последние годы у нас были постоянные нападки на пивоваров, подняли им акцизы, запретили продавать пиво в пластике, еще что-то. То есть бороться стали с любым алкоголем и со слабоалкогольными напитками тоже. А как таковая борьба с водкой практически не велась. Ближе к середине 2010-х годов стал виден предел — слишком сильное повышение акцизов в условиях коррупции приводило к падению продаж легального алкоголя, росту продаж нелегального, что снижало доходы бюджета.
Наряду с ростом акцизов требуется просто сокращение времени продаж и затруднение работы точек продаж крепкого алкоголя: сокращение их количества, регулировка их размещения, чтобы они были неудобно расположены, чтобы потребителям пришлось бы до них куда-то далеко идти или ехать. Любая трудность в доступности к чему-то — физическая или материальная — всегда отсекает большую часть людей, которые просто ленятся доставать «дефицит». Понятно, что какая-то часть все равно находит варианты. Иногда им попадается некачественный спирт, например метиловый. Мы видим в прессе громкие скандалы по этому поводу. Но, поверьте, даже десятки жертв, которые случились в Оренбургской области, — это капля в море смертей от легального этилового спирта.
В России алкоголизация географически нарастает на север и на восток. Самые пьющие в России — дальневосточные и северные регионы: Чукотка, Тува, Якутия, Амурская область, Еврейский автономный округ, Хабаровский край, Забайкальский регион, Бурятия, Коми. То есть это регионы с суровым климатом, с не очень хорошей экономикой. Там же больше и убийств, и самоубийств. Самые благополучные регионы в отношении алкоголя — Чечня, Ингушетия, Дагестан. То есть в исламских регионах на Северном Кавказе пьют меньше и умирают меньше от этого.
В среднем на одного россиянина в год, по разным оценкам, приходится от 9 до 13 литров чистого алкоголя. В странах Запада потребление примерно такое же. Но весь вопрос в том, какая часть этого спирта приходится на водку, пиво и вино. То есть вопрос в крепости напитков, которые пьют россияне, и паттерне потребления. В России, к сожалению, преобладает северный тип, когда употребляется большое количество напитков за раз. Это очень опасно и смертельно, в отличие от южного типа, когда регулярно потребляются не очень большие дозы алкоголя — вина или пива. Между этими двумя типами потребления принципиальная разница в смертности.