В 2023 году исполняется 135 лет со дня рождения и 85 лет со дня расстрела одного из самых известных руководителей раннего СССР, любимца коммунистической партии Николая Бухарина. Реабилитировали его ровно 35 лет назад — 4 февраля 1988 года. Суд признал его несправедливо осужденным по делу так называемого «антисоветского правотроцкистского блока» — громкого процесса эпохи Большого террора, на котором за целый букет якобы совершенных против советской власти преступлений были осуждены наркомы, руководители союзных республик и именитые врачи. Под жуткими пытками их заставляли оговорить себя. Абсурдность предъявленных обвинений не вызывала сомнений. Например, Бухарина среди прочего обвиняли в причастности к убийству Максима Горького. 18 человек расстреляли в 1938 году, еще троих — в 1941-м. Впоследствии приговор в отношении почти всех осужденных отменили, а дело прекратили за отсутствием состава преступления. «Лента.ру» — о том, как по указке Сталина травили и судили Бухарина и еще 20 коммунистов.
10 декабря 1937 года любимец партии ленинских времен, а теперь измученный арестант внутренней тюрьмы на Лубянке Николай Бухарин написал письмо Иосифу Сталину. Он просил бывшего друга сжалиться над ним, чувствуя себя не в силах пережить готовившийся процесс «антисоветского правотроцкистского блока». В случае вынесения смертного приговора Бухарин просил вместо расстрела дать ему яд. Бывший главред «Известий» также предлагал применить к нему альтернативные виды наказания — например, выслать в Америку, где он повел бы «смертельную борьбу против Льва Троцкого» и перетянул на сторону Советов колеблющуюся интеллигенцию. Или сослать в лагерь на Колыму. Бухарин уверял, что организует там университет, музей и газету.
Ответа на письмо не последовало. Бухарина в числе других обвиняемых судили и 15 марта 1938-го расстреляли на подмосковном полигоне Коммунарка.
Имя Николая Бухарина мало что скажет сегодняшнему обывателю, но когда-то он стоял на одном уровне со Сталиным. Он был идеологом большевиков в первые годы советской власти, выступал с лекциями, громил врагов партии. Как вспоминал Никита Хрущев, его поколение воспитывалось на «Азбуке коммунизма», написанной Бухариным, — по этой книге занимались рабочие в кружках.
Несмотря на некоторое расхождение во взглядах по ряду вопросов, у Бухарина были очень хорошие — гораздо более близкие, чем просто у соратников по партии, — отношения с Лениным. Он считал его своим наставником, а тот называл Бухарина любимцем партии, ценнейшим и крупнейшим теоретиком, одним из наиболее компетентных молодых членов ЦК. Поговаривали даже, что Ленин рассматривает Бухарина в качестве преемника.
На взгляд доктора экономических наук Рифата Гусейнова, как экономист Бухарин был самой колоритной фигурой двух послереволюционных десятилетий, он словно зеркало отражал все перипетии идейно-политической борьбы своего времени.
«Бухарин был выдающимся публицистом, человеком необычайно популярным в партийной среде, — писал профессор в 2009 году. — Ортодоксальный марксист, он всегда находился в гуще партийных дискуссий, поддерживая и пропагандируя генеральную линию правящей партии».
После смерти вождя мирового пролетариата позиции Бухарина еще больше окрепли. 2 июня 1924 года его ввели в состав Политбюро ЦК ВКП(б), он стал одним из влиятельнейших руководителей государства и близко сошелся с генеральным секретарем партии Сталиным, который по-дружески называл его Бухарчиком.
Освободившуюся должность председателя Совнаркома (правительства) СССР, однако, занял Алексей Рыков, первый советский народный комиссар по внутренним делам. Это был рьяный революционер, партийный стаж которого тянулся с XIX века. При этом наибольшую известность в истории он приобрел благодаря отмене сухого закона в том же 1924-м и возобновлению продажи водки. По воспоминаниям писателя Михаила Булгакова, в народе ее окрестили «рыковкой»: от водки царских времен она отличалась тем, что была на десять градусов слабее, хуже на вкус и в четыре раза дороже. Говорили, что Рыков и сам любил заложить за воротник.
Бухарин и Рыков встали на сторону Сталина и оказали ему значительную поддержку в схватке сначала с Львом Троцким, а затем с Григорием Зиновьевым и Львом Каменевым.
Но в конце 1920-х оба выступили в поддержку нэпа и против ускоренной коллективизации, из-за чего были обвинены в правом уклоне — участии в правой оппозиции внутри ВКП(б). Бухарину предлагали признать свои заблуждения и публично покаяться, намекали на возможность эмиграции, но он предпочел остаться в СССР и в основном от своих убеждений не отрекся. Правда, после вывода из Политбюро 17 ноября 1929 года он все же согласился признать свои ошибки и объявил об отходе от правого уклона.
В итоге Бухарин будто бы заслужил прощение Сталина и вновь погрузился в серьезную работу. В первой половине 1930-х он занимал пост главного редактора «Известий» и руководил Институтом истории науки и техники АН СССР. К нему тянулась интеллигенция, видевшая в хорошо образованном и пребывающем с ней на одной волне Бухарине надежду на улучшение своего положения в советском обществе. Например, он заступался перед Сталиным за Осипа Мандельштама и, как считается, в 1934 году уберег его от расстрела за стихотворение «Кремлевский горец», начинавшееся знаменитыми строками «Мы живем, под собою не чуя страны». Впрочем, исследовавший этот вопрос историк Леонид Максименков убежден, что Бухарин лишь отсрочил на несколько лет гибель поэта.
«После изгнания с постов руководителя Коминтерна и фактического главного редактора "Правды" Бухарин работал руководителем научного отдела ВСНХ, — уточнил Максименков в разговоре с «Лентой.ру». — На этом посту он многое сделал для защиты технической интеллигенции и старых специалистов от несправедливых обвинений в саботаже и вредительстве. Остались свидетельства о помощи Бухарина представителям литературы и искусства. Помимо широко известной материальной и творческой поддержки Мандельштама, были и другие эпизоды. Так, 24 марта 1934 года писательница Мариэтта Шагинян просила Бухарина помочь [писателю Михаилу] Зощенко с получением комнаты в Москве, путевки в санаторий, с публикацией благоприятной статьи о его творчестве».
Бухарин быстро нашел Зощенко комнату и предложил ему поехать на отдых в Кабардино-Балкарию. Когда в «Правде» ошельмовали А. Зорича (творческий псевдоним писателя Василия Локтя), Бухарин пытался защитить его перед Сталиным, назвав талантливым фельетонистом и очень скромным, тяжело больным человеком. Как и в случае с Мандельштамом, заступничество Бухарина, по словам Максименкова, «лишь отсрочило арест и казнь Зорича на пару лет».
Историк считает, что Бухарин сознательно или бессознательно пытался создать то, что в Чехословакии при Александре Дубчеке назовут «социализмом с человеческим лицом».
По убеждению историка, этот большевистский либерализм, пацифизм и гуманизм отчетливо видны на страницах редактируемой Бухариным газеты «Известия». В сравнении с ближайшими «учениками и соратниками» Сталина он «казался инопланетянином».
Что до Рыкова, то он тоже после осуждения правого уклона показательно покаялся и покорно ушел на понижение: в конце 1930 года он перешел с должности председателя советского правительства на пост наркома почт и телеграфа.
«В нашем музее есть зал, посвященный нормативно-правовой базе репрессий, — рассказала в разговоре с «Лентой.ру» старший научный сотрудник Музея истории ГУЛАГа Татьяна Полянская. — Там приведены цитаты из идеологов системы. Значительная часть зала отведена Бухарину. Он обосновывал крах демократии и необходимость диктатуры пролетариата. Есть цитата о том, что пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи. Бухарин также определил категории населения, которые являются врагами пролетариата в период становления советской власти: это буржуазия, зажиточное крестьянство, офицерство, духовенство».
Как бы то ни было, в СССР уже чувствовалось приближение 1937 года. Тучи вновь сгустились над Бухариным, как и над Рыковым, когда фигуранты первого московского процесса (Зиновьев, Каменев и некоторые другие) дали против них показания. Судя по всему, они не желали тонуть в одиночку и хотели свести счеты с давними политическими оппонентами. В тот раз Прокуратура СССР не нашла состава преступления в действиях Бухарина и Рыкова, однако в начале 1937-го показания против них дали уже обвиняемые на втором московском процессе. Это был зловещий период ежовщины — двухлетняя эпоха пребывания во главе НКВД Николая Ежова.
Бухарина и Рыкова травили в газетах, исключили из партии и 27 февраля 1937 года арестовали.
Третий московский процесс, в то время официально называвшийся процессом по делу антисоветского правотроцкистского блока, начался 2 марта 1938 года в Октябрьском зале Дома союзов. Помимо Рыкова и Бухарина, обвинялись предшественник Ежова на посту наркома внутренних дел Генрих Ягода (при нем проходил первый московский процесс), нарком финансов СССР Григорий Гринько, нарком земледелия Михаил Чернов, первый замнаркома юстиции Николай Крестинский, экс-председатель правительства УССР Христиан Раковский, директор музея Горького Петр Крючков и другие.
Газета «Правда» преподносила процесс обществу как суд над «пойманной с поличным бандой троцкистско-бухаринских шпионов, убийц, вредителей и диверсантов». Подсудимых официальная печать старалась выставить в максимально неприглядном свете и не скупилась на хлесткие эпитеты. Так, Бухарина советские пропагандисты окрестили коварным, двуличным, слезливым и злым ничтожеством. Все вместе фигуранты, по версии «Правды», являлись агентами кулака, адвокатами буржуазии и слугами реставрации капитализма в СССР. Государственным обвинителем на третьем московском процессе, как и на двух предыдущих, выступал Андрей Вышинский, председательствовал Василий Ульрих.
Протоколы допросов Бухарина, Рыкова и других фальсифицировались следователями. Их принуждали давать ложные показания путем угроз, насилия и обмана. При этом на первых допросах Бухарин не признавал себя виновным. Он подтверждал разногласия со Сталиным по вопросам политики и экономики, но отрицал какую-либо противозаконную деятельность со своей стороны.
Так, бывшего члена Политбюро, в 1918-1922 годах наркома финансов Крестинского доставили в санчасть Лефортовской тюрьмы с допроса в бессознательном состоянии. По воспоминаниям очевидцев, немолодого государственного деятеля избили до такой степени, что его спина представляла собой сплошную рану.
На одном из заседаний Крестинский неожиданно отказался от показаний, данных на предварительном следствии. Тогда прокурор Вышинский объявил перерыв по причине усталости присутствующих. Подсудимого увели. Когда заседание возобновилось, Крестинский попросил слова и заявил, что отказ от показаний был с его стороны малодушием.
В конце концов согласился со всеми выдвинутыми против него обвинениями и Бухарин: якобы он вместе с другими обвиняемыми занимался террором, шпионажем, вредительством, да и вообще превратился в ожесточенного контрреволюционера и изменника социалистической родины. В своем последнем слове он лишь категорически отверг свою причастность к убийствам первого секретаря Ленинградского обкома Сергея Кирова, председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского, члена Политбюро Валериана Куйбышева, писателя Максима Горького и его сына Максима Пешкова.
По свидетельству присутствовавшего в зале писателя Ильи Эренбурга, его близкий друг Бухарин, а также хорошо знакомые ему Крестинский и Раковский рассказывали чудовищные вещи, а их жесты и интонации были непривычными.
Бухарин, Рыков, Чернов и начальник управления Наркомата внешней торговли СССР Аркадий Розенгольц признавались виновными в том, что в 1932-1933 годах по заданию враждебных СССР иностранных государств организовали преступную группу заговорщиков — «правотроцкистский блок», в состав которого также входили Раковский, сотрудник секретариата НКВД СССР Павел Буланов, врач-консультант лечсануправления Кремля Лев Левин и другие.
Все они якобы хотели ликвидировать советский строй и восстановить власть буржуазии. Итоговой целью преступников, по версии следствия, являлось отторжение от СССР Украины, Белоруссии, Приморья, республик Средней Азии и Закавказья. И каждый, если верить суду, занимался реализацией коварного плана на своем направлении: Чернов сокращал урожай и поголовье скота, Бухарин вредил в лесном хозяйстве, а Рыков — на промышленных предприятиях. Более того, экс-премьер хотел убить Сталина, Вячеслава Молотова, Лазаря Кагановича и Климента Ворошилова. Не оставались в стороне и врачи, якобы неправильно лечившие Горького, Куйбышева и Менжинского.
Одним из тех, кому предстояло решить судьбу обвиняемых, был Никита Хрущев. В своих мемуарах он признавался, что в 1938-м был поражен и возмущен тем, что «вожди, члены Политбюро, большевики с дореволюционным стажем» оказались связаны с иностранными разведками и позволяли себе действовать во вред государству. Абсурдность процесса, скорее всего, он осознал только время спустя. Обвинения в адрес Бухарина, выдвинутые на третьем московском процессе, Хрущев в итоге назвал сказкой для малолетних и несостоятельной клеветой. Обвинения даже против главного «злодея» Ягоды по прошествии десятилетий казались ему несерьезными, хотя во время суда Хрущев явно придерживался иной позиции.
«Когда Ягоду обвиняли в том, что он предпринимал шаги, чтобы Максима Горького поскорее привести к смерти, доводы были такие: Горький любил сидеть у костра, приезжал к Ягоде, и тот приезжал к Горькому, поскольку они дружили, — вспоминал Хрущев. — Ягода разводил большие костры с целью простудить Горького, тем самым вызвать заболевание и укоротить его жизнь. Это было немного непонятно для меня. Я тоже люблю костры и вообще не знаю таких, кто их не любит. Здоровый человек просто сам регулирует костер. Горького ведь нельзя привязать к костру и поджаривать. Говорилось, что добились смерти Максима Пешкова, сына Горького, а потом и Горький умер, а Ягода играл здесь какую-то роль».
Военная коллегия Верховного суда СССР выносила вердикт на основании решения специальной комиссии под руководством Анастаса Микояна, в которую вошли 35 человек, в том числе Ежов, его будущий преемник Лаврентий Берия, Хрущев, а также вдова Ленина Надежда Крупская и его сестра Мария Ульянова.
18 человек приговорили к расстрелу с конфискацией всего имущества — всех, кроме доктора Дмитрия Плетнева (ему дали 25 лет тюрьмы), Раковского (20 лет) и дипломата Сергея Бессонова (10 лет). Впрочем, их та же участь настигла в 1941-м.
На взгляд историка, отъезд Бухарина за границу был малореален, тем более там его особо никто не ждал.
«Большевистский подбор, расстановка и воспитание кадров такого развития сюжетов не предполагали, — заключил он. — Оставались "переход на сторону врага" или участь перебежчика. Но давайте трезво посмотрим на эту альтернативу. Во-первых, по указу от 1934 года изменнику Родине грозила смертная казнь, а членам его семьи — длительные сроки тюремного заключения. Во-вторых, кому на Западе был нужен Бухарин, который в течение нескольких лет был руководителем штаба мировой революции — Коминтерна? Это не лучшая рекомендация для прошения о политическом убежище в Великобритании или во Франции. В нацистской Германии или фашистской Италии его тоже явно не ждали. Хотя возможности остаться за границей у него были».
Реабилитация осужденных по делу «антисоветского правотроцкистского блока» началась после XX съезда КПСС. Первым в 1956 году реабилитировали подручного Ежова — секретаря НКВД Павла Буланова, который участвовал в подготовке первого и второго московских процессов. Некоторых казненных посмертно реабилитировали и восстановили в партии в конце 1950-х — 1960-х. Главных фигурантов, однако, признать невиновными тогда почему-то не захотели.
«После XX съезда партии началась реабилитация многих жертв сталинского террора, — отмечал историк Горелов. — Но среди них не было Бухарина, хотя шпионом и вредителем его называть перестали. В ЦК КПСС тогда поступило заявление, подписанное [Еленой] Стасовой, [Вячеславом] Карпинским и другими старыми большевиками, в котором говорилось: "Человек, названный Лениным законным любимцем партии, не может оставаться в списке предателей и отверженных от партии". Но в те годы политическая и партийная реабилитация Бухарина, как и Рыкова и [Михаила] Томского, не была осуществлена».
Как подчеркнула историк Полянская, процесс реабилитации в СССР нужно рассматривать в контексте исторического развития и политической ситуации, которая складывалась после смерти Сталина. Например, руководители Узбекистана Икрамов и Ходжаев никогда не были в оппозиции к Сталину, поэтому их реабилитировали одними из первых. Это соответствовало партийной и государственной установке после XX съезда, когда реабилитация была крайне выборочной.
«Бухарин же выступал против экономического курса, — заметила она. — Он был противником коллективизации, при этом колхозы служили основой сельского хозяйства вплоть до распада СССР. Поэтому реабилитация Бухарина в 1950-1960-е означала бы признание властью его правоты и необоснованности выдвинутых против него обвинений. Известно, что Анна Ларина, вдова Бухарина, подавала заявления с просьбой пересмотреть дело мужа, однако ей было отказано».
В свою очередь, историк Леонид Максименков напомнил, что Хрущев проявил немало усердия и энтузиазма в травле Бухарина. По его словам, комиссия по изучению материалов московских процессов, приступившая к работе после ХХ съезда, делала зигзаги вместе с оттепелью, которая постоянно сменялась заморозками — то ускоряла свою работу, то фактически прекращала. И разобраться с посмертной судьбой фигурантов московских процессов оказалось намного сложнее, чем с маршалами Михаилом Тухачевским, Александром Егоровым и Василием Блюхером. Поэтому при Хрущеве были полностью реабилитированы только участники дела Тухачевского, а также другие советские военачальники.
Полянская подчеркнула, что в годы перестройки произошли серьезные экономические изменения, были восстановлены права на частную собственность, пусть и с элементами командно-административной системы.
«Считаю, это повлияло на реабилитационный процесс в отношении тех, кто был обвинен как противник коллективизации, — сказала историк. — Это позволило пересмотреть дела не только Бухарина и Рыкова, но и кулаков, а также депортированных народов. Вершиной стал принятый в 1991 году закон "О реабилитации жертв политических репрессий"».
Главным инициатором реабилитации «любимца партии» стал поэт Евгений Евтушенко. 30 июня 1987 года он отправил генеральному секретарю ЦК КПСС Михаилу Горбачеву письмо с просьбой о реабилитации «несправедливо обвиненных в свое время и казненных деятелей партии», и в первую очередь Бухарина. Евтушенко указывал, что письмо подписано представителями передовой части рабочего класса с КАМАЗа, но под ним могли бы подписаться и «все лучшие представители нашей интеллигенции». Как заверял генсека поэт, «реабилитация Бухарина давно назрела».
4 февраля 1988-го пленум Верховного суда СССР отменил приговор 50-летней давности в отношении Бухарина, Рыкова, Раковского, Чернова, Розенгольца, Буланова, Левина, Казакова, Максимова-Диковского и Крючкова. Дело было прекращено за отсутствием в их действиях состава преступления.
«Бухарин и Рыков рано примкнули к революционному движению, подвергались репрессиям со стороны царского правительства, принимали непосредственное участие в Великой Октябрьской социалистической революции, — говорилось в постановлении пленума. — На разных этапах революционного обновления страны Бухарин и Рыков занимали иногда особые позиции в оценке политического момента, расстановки классовых сил, путей строительства социализма в СССР. Некоторые из их взглядов, а в ряде случаев и практическая деятельность, были расценены руководящими органами ВКП(б) как ошибочные и неправильные. Однако эти ошибки, признанные в свое время Бухариным и его сторонниками, сами по себе не образуют состава преступления».
В июне 1988 года Комитет партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС восстановил Бухарина и Рыкова в партии, учитывая необоснованность политических обвинений, предъявленных им при исключении. Был самый разгар перестройки, и считалось, что идеи Бухарина «нужны в грандиозном деле созидания нового мира».
Заведующему Международным отделом ЦК КПСС Анатолию Добрынину поручили выяснить реакцию зарубежных коммунистов на реабилитацию Бухарина и Рыкова. Французские товарищи назвали эту меру частью общего процесса оздоровления советского общества и восстановлением привлекательности образа марксизма, тогда как в Болгарии одновременно с радостью из-за реабилитации болгарина Раковского призвали не ворошить старое и не говорить слишком много о трагедиях прошлого. В Польше признались, что целое поколение местных коммунистов училось марксизму-ленинизму по книгам Бухарина, а в компартии Германии просто порадовались торжеству справедливости и озаботились судьбой своих коммунистов, репрессированных в 1930-е.
В СССР мнения по поводу реабилитации Бухарина и Рыкова разделились. Часть граждан встретила это известие с воодушевлением и восторгом, другие не испытывали к бывшим руководителям страны особого сочувствия.
И все же пересмотр их дела в какой-то степени стал поворотной точкой. По словам историка Полянской, реабилитация таких крупных фигур вызвала определенный резонанс в обществе и дала толчок к пересмотру других дел.
«Я бы не стала называть Бухарина и Рыкова частью сталинского руководства, — сказала она. — После обвинения в правом уклоне они уже не играли важной роли в политической ситуации, не участвовали в руководстве. С другой стороны, они были создателями и идеологами советского государства в первые годы его существования».
В августе 1988-го председатель КПК Михаил Соломенцев заявил, что власть в равной мере интересуют судьбы и видных деятелей партии, государства, и рядовых граждан — рабочих, крестьян, служащих, партийных, советских и хозяйственных работников, представителей интеллигенции. Поэтому было принято решение рассматривать дела подобного рода и без заявлений, просто исходя из самого факта их существования.
В апреле 2015 года Верховный суд России отказался реабилитировать Ягоду. Дело бывшего руководителя советских спецслужб рассматривали в закрытом режиме, кто выступил с инициативой отменить обвинительный приговор 1938 года — неизвестно.
«Сложилась парадоксальная с юридической точки зрения ситуация, — говорит Полянская. — Все фигуранты третьего московского процесса, обвиненные в попытке захвата власти, шпионаже, попытке реставрации капитализма были реабилитированы, "правотроцкистский блок" и само это дело были признаны сфальсифицированными. И есть один Ягода, который не реабилитирован и остается обвиненным в этих же преступлениях. Будет ли он реабилитирован? Это зависит от исторического развития страны и политической ситуации. Я думаю, в обозримом будущем он не подлежит реабилитации».
Под реабилитацией обычно понимается не только отмена необоснованного обвинения и признание государством ошибки в отношении конкретного человека или группы лиц, но и возвращение человеку честного имени, пояснила эксперт. Она добавила, что использовать это слово в отношении Ягоды невозможно. Хотя известен прецедент: в 1994-м действия министра госбезопасности в 1946-1951 годах Виктора Абакумова были переквалифицированы с государственной измены и контрреволюционной деятельности на должностные преступления. Еще через три года ему посмертно заменили наказание — вместо смертной казни с конфискацией имущества назначили 25 лет тюрьмы.
«Что касается Ягоды, то он был одним из самых активных деятелей ВЧК — ОГПУ — НКВД, под его руководством был учрежден ГУЛАГ, увеличилась сеть исправительно-трудовых лагерей, началось строительство Беломорско-Балтийского канала силами заключенных, — напомнила Полянская. — Слова "Ягода реабилитирован" звучали бы слишком громко. Потребуются серьезные обоснования. Не думаю, что кто-то на это пойдет и начнет заниматься этим вопросом. Для истории 85 лет, прошедших с Большого террора, — все-таки небольшой период. Память о Ягоде еще жива. Что и говорить, он действительно совершал преступления, находясь на высоких должностях».