Начало специальной военной операции России на Украине привело к слому прежней системы международной безопасности и дипломатии. В частности, страны Средней Азии оказались в невыгодном положении по отношению к США и Европейскому союзу (ЕС) из-за тесных связей с Россией и вынуждены искать способы адаптировать свою экономику к новым условиям. Из-за этого они не спешат поддерживать позицию России в украинском кризисе, декларируют свой нейтралитет и пытаются минимизировать воздействие санкций. И хотя США и ЕС пока не оказывают жесткого давления на среднеазиатские республики, угроза вторичных санкций никуда не делась, и местные власти вынуждены это учитывать. О том, что мешает странам Средней Азии твердо обозначить свою позицию относительно СВО и как эта позиция может изменить будущее региона, «Ленте.ру» рассказала научный сотрудник Центра комплексных европейских и международных исследований (ЦКЕМИ) НИУ ВШЭ Дарья Чижова.
«Лента.ру»: Как изменились двусторонние отношения России со среднеазиатскими странами после начала специальной военной операции на Украине?
Дарья Чижова: С одной стороны, специальная военная операция застала страны региона врасплох, с другой — Россия сделала все для разъяснения своей позиции и снижения рисков для партнеров.
Как мы помним, сразу после начала активных боевых действий российские первые лица побывали в странах региона и провели консультации по ожидаемым последствиям конфликта.
Да, по отношению к ним не было введено прямых и даже вторичных санкций, однако США и ЕС обещали ввести ограничения за формальную или неформальную поддержку не только самой спецоперации, но и за попытки обойти антироссийские санкции.
Какой стране пришлось сложнее всего при выработке внешнеполитической позиции?
Сложнее всего было Казахстану, для которого 2022 год начался с серьезного внутриполитического кризиса. Только миротворческий контингент ОДКБ поддержал казахстанскую государственность и помог справиться с массовыми протестами, сразу грянула специальная военная операция, которая имела серьезные экономические последствия.
Иными словами, значительная часть ВВП Казахстана формируется на границе с Россией.
А в тот период внутренний баланс в стране заново перестраивался из-за последствий внутриполитического кризиса. Властям пришлось вырабатывать позицию в условиях внутренней неопределенности.
В итоге, несмотря на негативный эффект для страны в виде роста инфляции, реальный торговый оборот между Россией и Казахстаном вырос на 10 процентов, что говорит о достижении некоего консенсуса.
Зачем, кстати, были созданы консультативные казахстанско-американские комиссии, направленные на разъяснение всех положений санкционной политики США?
Сразу после начала специальной военной операции западные страны жестко обозначили позицию по недопущению обхода антироссийских санкций. В тот период крайне выросло число визитов в регион американских и европейских политиков, которые приезжали к первым лицам.
Хоть мы и не знаем, как именно функционируют комиссии, Казахстан должен отчитываться как раз по запрету на участие в деятельности, целью которой будет обход антироссийских санкций.
Повторюсь, что значительная часть ВВП Казахстана формируется за счет торговли через Россию. Очевидно, что они были бы вынуждены отчитываться по значительной части торгового оборота. Со стороны Казахстана, комиссии не были инструментом, направленным против России, скорее всего, это была попытка спасти собственную экономику. В то время как США, очевидно, закладывали в этот инструмент задачу снизить экономическое сотрудничество России и Казахстана. По факту это не удалось.
Оправдались или нет экономические прогнозы, появившиеся сразу после начала специальной военной операции?
В целом эти патовые прогнозы не оправдались, причем не только в отношении России.
Все опасались, что отключение России от системы SWIFT и изменение всей банковской конфигурации сильнее отразятся на ситуации в регионе, и это действительно так. Для Казахстана это был вопрос экспорта собственных ресурсов, в то время как до 30 процентов ВВП Таджикистана, Киргизии и Узбекистана формируется за счет переводов мигрантов.
Такая значительная часть государственного ВВП не только формирует казну, но и позволяет улучшить социальное самочувствие людей, поскольку, например, в Узбекистане огромная демографическая динамика — экономика просто неспособна переварить такое количество людей.
Кроме того, за прошлый год мы не увидели резкого падения или снижения инвестиций со стороны России, потому что зачастую проекты имеют долгосрочный характер.
А какую роль играет Евразийский экономический союз (ЕАЭС) для поддержания отношений России со странами Средней Азии?
ЕАЭС — экономический союз, он призван форматировать пространство для выгоды всех стран блока. В свете санкций США и ЕС мы увидели значительное количество «плюсиков», однако в блок входят не все страны региона: только Киргизия и Казахстан, тогда как Узбекистан является наблюдателем. Две страны как минимум получили значительное количество преференций, так как с момента подписания соглашения о ЕАЭС фактически было синхронизировано законодательство.
Блок опирается на четыре свободы: свободу движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы на всем пространстве ЕАЭС. Фактически, все они проявились так или иначе в прошлом году: перенос российских производств и уход российского рынка в Казахстан стал своеобразным плюсом для властей страны, которые начали привлекать к себе крупные компании. Плюсом также стало формирование параллельного импорта и создание условий для реэкспорта. Кстати, российские компании открывают бизнес в Центральной Азии, тот же самый Ирбитский мотоциклетный завод, производящий мотоциклы Урал, открыл линию сборки в Казахстане.
А еще ведь есть Организация Договора о коллективной безопасности — ОДКБ...
Да, это так. Еще недавно все задавались вопросом: «А чем занимается ОДКБ?» И вот во время политического кризиса в Казахстане все узнали ответ на этот вопрос.
Узнали, как ОДКБ в своей сфере действует эффективно и очень точечно. Коллективный миротворческий контингент быстро собрали и направили в Казахстан. Его ввели фактически сиюминутно после обращения президента Касым-Жомарта Токаева, а сразу же после завершения — вывели.
Если посмотреть на рынки стран региона, то функцию ОДКБ никто не перекрывает. Та же самая Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) не имеет своего контингента и включает в себя значительно больше игроков, таких как Индия и Пакистан, что усложняет альтернативность реагирования такой большой структуры.
То есть можно сказать, что страны региона не столкнулись с серьезными экономическими и политическими последствиями и заняли выжидательную позицию?
С начала конфликта все страны региона заняли подчеркнуто нейтральную позицию. Если говорить об Узбекистане, то он действительно не поддержал публично ни одну из сторон конфликта, поскольку внешнеполитическая доктрина страны — это равноудаленность от центра. Узбекистан существует в системе многовекторности более 30 лет. Политическая система, кроме того, довольно жестко контролирует все общественные акции и настроения.
Несколько иная ситуация в Казахстане: там такие движения действительно заметны. Более того, казахстанцы наиболее активно собирают гуманитарную помощь, за что президент Украины Владимир Зеленский регулярно благодарит своего коллегу Касым-Жомарта Токаева.
Более того, в Казахстане большое присутствие иностранных НКО.
Что же касается Киргизии, то это большой рынок, где присутствуют все, и в этом гвалте не слышно какой-то отдельной позиции. В Таджикистане в принципе довольно жесткое национальное законодательство, поэтому там не слышно каких-то громких политических акций.
Чем при этом объясняется санкционирование митингов в Казахстане в поддержку Украины, которые сопровождаются штрафами за наклейки Z и V в поддержку России?
Подобные инициативы были и в Киргизии, но надо отметить, что там проходили и пророссийские митинги. В Казахстане действительно выписывали штрафы за наклейки, и такие ситуации встречались также в Киргизии.
Не отрицаю, что штрафы такие есть, но при этом скандалы, которые раздувают из-за этого, нерелевантны существующим прецедентам.
Для внутриполитической ситуации Казахстана российский фактор становится все более значимым даже не потому, что раздуваются различные истории, например, якобы Россия хочет завладеть Северным Казахстаном, или что специально создаются языковые патрули для дестабилизакции ситуации внутри страны.
Такие прецеденты, особенно их вынесение в публичную плоскость, зачастую являются попыткой разлома российско-казахстанских отношений. На этом строятся целые информационные кампании, явно не в интересах обеих стран.
За последний год, кстати говоря, в регион приехало немало россиян. Как это повлияло на экономическую и политическую ситуацию в странах региона?
Поток приехавших релокантов сильно повлиял на инфляцию, потому что это был значительный приток рублей, который экономике было сложно переварить. В то же самое время были простимулированы сферы общепита и аренды, это дало положительный эффект национальной экономике.
Сложно сказать, насколько сильно поток релокантов изменил конфигурацию. Напротив, массовый приток людей и рублей, неконтролируемый въезд и выезд запустили инфляцию — национальным правительствам надо как-то регулировать этот вопрос. Именно поэтому в Казахстане недавно отменили «визаран», в соответствии с которым можно было прожить 90 дней в стране, выехать на день и вернуться обратно.
Другие страны региона могут последовать примеру Казахстана и отменить «визаран»?
Такой информации нет, так что говорить об этом пока не приходится. Напротив, Киргизия и Узбекистан заинтересованы в привлечении работающего и квалифицированного персонала в национальные компании.
С учетом структуры экономик это сильно влияет на национальные рынки. Да и пока нельзя сказать, что эти страны — излюбленное направление для россиян.
Как на этом фоне меняется политика других крупных игроков в регионе? Совсем недавно государственный секретарь США Энтони Блинкен совершил поездку в страны Средней Азии. США действительно активизировали попытки закрепить свою роль? В каких странах им удается наращивать влияние?
Наиболее значительное влияние США в регионе — в Казахстане. Если посмотреть по нефтяным компаниям на западе страны, значительная доля в них принадлежит именно американцам.
USAID, фонды «Открытое общество» Джорджа Сороса и другие объединения довольно активно работают во всем регионе. Безусловно, там есть и некоторые экономические проекты. Но надо понимать региональные интересы США, которые недавно вышли из Афганистана.
А как бы вы охарактеризовали интересы ЕС в регионе?
Несколько лет назад Европейский союз собирался запустить программу «Глобальный шлюз», которая была нацелена на развитие качества человеческого капитала, экономической стабильности и безопасности. Если смотреть экономическую часть, то у ЕС она намного серьезнее, чем у США.
Более того, Европейский союз крайне внимательно относится к миграционным кризисам, особенно после конфликта в Сирии. Поэтому страны региона рассматриваются как естественный заслон, в том числе и от экспорта терроризма из Афганистана. ЕС осторожен в этом вопросе, даже несмотря на то, что к талибам (движение «Талибан», запрещенная в России террористическая организация) изменилось отношение.
Еще один важный региональный игрок — Китай. Как изменилось его присутствие в регионе?
Если смотреть на китайскую политику в регионе, то она в основном заточена и вращается вокруг экономических интересов Китая.
При этом, безусловно, у Китая есть интересы во всей пятерке, особенно в Туркменистане, который экспортирует газ фактически на 70 процентов именно в Китай.
Еще важный момент, за которым тоже стоит Китай, это позиция по Синьцзян-Уйгурскому автономному району (СУАР). В западных СМИ очень часто пишут про то, что тюркское население СУАРа страдает, его всячески притесняют, в связи с чем Казахстан призывают защитить братьев-тюрков от китайцев.
Это большой вызов для того же Казахстана, потому что беженцы регулярно пытаются получить статус политических беженцев, а власти, в свою очередь, каждый раз страшно изворачиваются, чтобы не признавать за ними такого статуса. За этим очень внимательно следит Китай, который не допустит осуждения своей политики в отношении собственной территории.
Кстати, если говорить о тюркском вопросе, то как в глазах политических элит региона выглядит идея «Великого Турана»?
Надо понимать, что в странах активно идет формирование внутренней идеологии и идентичности, собственной системы миропонимания.
Четыре из пяти стран региона — тюркские страны. Только Таджикистан относится к другой языковой и этнической группе — к персам.
За все эти годы Турции удалось создать систему собственных университетов и образовательных центров, чьи выпускники занимают государственные посты среднего менеджмента. Кроме того, культурно-историческое единство стран региона выстраивается именно на тюркскости.
Пока Турция сама находится в довольно сложном экономическом положении.
В какой из стран живее всего отклик на этот проект?
Социология показывает, что доля тех, кто поддерживает Турцию в качестве ключевого партнера, из года в год растет. Однозначно нельзя сказать, что турецкий сегмент доминирует по отношению к российскому или хотя бы приближается к нему, но он присутствует и растет.
Это говорит об общерегиональном интересе к контакту с Турцией в культурно-гуманитарной сфере и включении компонента тюркской идентичности в общенациональную идентичность.
То есть если для стран региона Турция — это партнер, то для России — один из альтернативных центров силы, притягивающих регион.