35 лет назад в Советском Союзе началась эпоха криминальных войн — на Большой Академической улице в Москве бойцы Люберецкой и Долгопрудненской группировок устроили разборку со стрельбой и автомобильной погоней. Развал СССР лишь усугубил ситуацию: бандитские «стрелки» на всем постсоветском пространстве приобрели массовый характер, а счет погибших в них шел на тысячи. Между тем одними из главных героев лихих 1990-х были спортсмены, которые когда-то считались гордостью страны, а затем — авангардом криминального мира новой России. О том, как лучшие представители советского спорта стали лидерами беспощадных группировок, преступления которых гремели на всю Россию, «Ленте.ру» рассказал писатель и исследователь преступного мира Евгений Вышенков.
Евгений Вышенков: я родился 60 лет назад в Ленинграде, в очень образованной семье — но, как и многие пацаны тех лет, жил уличной жизнью. Первый закон уличной шпаны гласил: если тебе говорят — «Эй!» — ты не оборачиваешься. Так ты показывал уважение к себе и к тому месту, где ты родился.
Тот, кто кричал тебе «эй!», как бы ставил себя выше, и, оборачиваясь, ты признавал его превосходство. Оборачиваться на такой оклик можно было только ради того, чтобы ударить. В то время, в начале 60-х, территории всех советских городов делились на улицы, районы и дворы со своими традициями драк.
Я сам был из района Гавани — и звался «гаванским». Когда ты — шпана и идешь по чужой территории, тебя могли заметить, посмотреть на твои манеры и одежду, а потом задать вопрос, важный для улицы тех лет: «Ты при делах, что ли?» Если ты уважаешь себя и не боишься, то смотришь уверенно и подтверждаешь, что да — ты при делах.
При этом ты отвечаешь за свои слова: тебя могли пропустить, а могли и по шее дать. И тогда ты дерешься — даже если один против десяти. Потому что сказал до этого, что ты не абы кто, а пацан при делах.
Мы регулярно дрались с Петроградским районом, причем драки бывали серьезными. Не было такого понятия, как драка до первой крови, — это все красивая история, которая пришла из мира дворянских дуэлей. Хотя, конечно, определенные правила были.
Например, если чужак идет по вашей территории с девушкой, его не трогали: считалось неправильным ставить парня в неловкое положение. Также нельзя было брать на драку стекло и бутылки, а еще добивать поверженного противника ногами.
Всем этим негласным правилам учились у старших. Во всех дворах бывали парни, отсидевшие по «малолетке», которые для 12-летних пацанов со двора были серьезными мужиками, повидавшими жизнь, хотя им было лет по 20. Про некоторых из них говорили — мол, они знают каких-то «блатных».
Причем эти «серьезные мужики» были своего рода культурными людьми. Мне один из таких говорил, что обязательно надо посещать театры и концерты классической музыки, которые возвышают душу. А еще в их среде категорически нельзя было ругаться матом.
На такую ругань они могли сказать: «Чего ругаешься? Активист (добровольный помощник тюремной администрации — прим. «Ленты.ру»), что ли?»
Допустим, сидят два гражданина с опасными лицами. Один что-то говорит, а второй ему в ответ: «Нет, старик, на Луне водки нет — я этого делать не буду». Сторонний человек удивится — зачем это говорить? Ведь и так понятно, что на Луне водки не найти. А разгадка в том, что когда-то долгий тюремный срок называли отправкой на Луну.
Если ты владел блатным языком, то давал понять, что понимаешь в делах. Между тем из всей этой уличной, дворовой истории для молодых пацанов было несколько путей, которые и определяли их дальнейшую жизнь.
В Советском Союзе для юноши, рожденного в 60-е годы, было несколько мощных социальных лифтов. Первый — это комсомол и партия. Чтобы идти по этой линии, нужно было проявлять активность, ходить на собрания и собирать макулатуру. Вторым лифтом была наука: если ты хорошо учился и выигрывал олимпиады, то затем поступал в вуз.
Однажды, в перспективе, это могло позволить стать доктором наук. Конечно, был вариант просто остаться на улице и уйти в воровской мир. Но был и еще один, четвертый и мощный лифт, позволявший подняться быстро, — это спорт. Им в Советском Союзе занимались все, это даже не обсуждалось — он был важнейшей составляющей в жизни страны.
Если ты не занимался спортом, значит ты либо играл на скрипке, либо был очень силен в математике — или у тебя что-то было не так от рождения. Спортивные школы и секции были в каждом городе, и тренеры выдергивали многих представителей уличной шпаны к себе в спортзал.
Многие тренеры специально искали таких — ведь у пацана, закаленного в уличных драках, был характер, необходимый спортсмену. Добавь к нему технику — и получишь быстрый результат. Впрочем, надо отметить, что советский тренер — это не сегодняшний фитнес-специалист, который старается, чтобы вам было комфортно, и предлагает свежевыжатого сока.
Если у тебя был характер и ради результата ты был готов умирать — спорт забирал тебя полностью. Ты жил тренировками, здоровым питанием и спортивными костюмами. И как только мальчик или девочка начинали показывать результаты, спорт договаривался со школой.
Учителя не относились к этому снисходительно, но понимали: пускай школьник слабо учится и пропускает уроки — но это все ради великого советского спорта. Цель была в том, чтобы где-нибудь в Европе, на соревнованиях, наш парень или девушка взяли золото — а потом весь стадион встал бы под гимн Советского Союза.
И этот гимн в тот момент играл бы для всех и каждого, кто работал с этим победителем. Сами молодые спортсмены не обсуждали советскую власть — они жили ради мечты. И когда директор школы на линейке с гордостью говорил, что условный Андрей выиграл районные или тем более городские соревнования, это было куда почетнее, чем быть отличником.
Победители олимпиад по математике таких почестей не имели и близко. В итоге к концу 70-х годов в СССР появилось огромное спортивное сообщество, выходцы из которого благодаря многочисленным общим сборам хорошо знали друг друга.
Уже к концу эпохи Брежнева многое стало меняться — социализм дряхлел, а самыми желанными женихами становились люди с деньгами: мясники, заведующие магазинами, официанты и спекулянты. Девушки тянулись к тем, у кого были деньги, и в коллективном разуме тысяч молодых спортсменов это порождало обиду.
Вместе с тем стремительно развивались серый и черный советские рынки, где крутились колоссальные средства. При этом государство их никак не контролировало — тогда бизнес в принципе был вне закона. А советские рестораны и бары, как магнит, притягивали торгашей, жуликов, фарцовщиков, дельцов и девушек не слишком тяжелого поведения.
При этом все проблемы, связанные с такой публикой, директора трестов, ресторанов и столовых должны были решать самостоятельно. В итоге советская торговля, выражаясь современным языком, стала нуждаться в своих службах безопасности.
И самыми подходящими кандидатами на роли охранников как раз оказались молодые спортсмены, в первую очередь — боксеры и борцы. Им стали предлагать поддерживать порядок в барах и ресторанах. Мастеров спорта оформляли гардеробщиками, а неформально их называли «воротчиками», от слова «ворота» — вход.
Они следили за порядком: чтобы гости раздевались, платили, не приносили еду и напитки с собой. Особо буйным такие охранники поясняли, что конфликтовать не надо, а то будет хуже. И, конечно, такой сотрудник получал не 42 рубля, как бабушка-гардеробщица.
Эти парни стали нарасхват — им предлагали в день месячную стипендию. А еще вместе с деньгами они получали статус: с «воротчиками» старались знакомиться, ведь именно через них попадали в бары и рестораны, где мест всегда не хватало.
Так во всех серьезных заведениях начала 80-х годов очень быстро стали появляться молодые и крепкие парни с подбитыми скулами, в рубашках и галстуках — новое воплощение советской мечты. Именно гардеробщики-спортсмены стали прологом того, что совсем скоро станет называться братвой.
Молодые спортсмены попали в запретный для советского человека мир, где увидели масштаб денег, которые вращались там. Они разобрались, как получать месячную зарплату за один день и договариваться с милицией. А еще поняли, что хозяевами жизни их делают бары и положение в обществе, а не золотые медали соревнований.
Самые талантливые из них быстро становились барменами — «офицерами» этого подпольного мира. С точки зрения советского человека, бармены зарабатывали немыслимые деньги: один из них, мой знакомый, 8 марта 1983 года за вечер заработал 1200 рублей — при средней зарплате 100 рублей в месяц.
Но на сером и черном рынках хватало тех, кто имел характер и лагерную закваску: «блатных», уголовников, шулеров и воров — все они, оказываясь в ресторанах, не собирались легко уступать каким-то боксерам. Конечно, шулер или вор, который хамил спортсмену, падал быстро.
И вечером следующего дня проигравший приходил с уголовниками, которые не знали правил ринга. Они привыкли бить внезапно, носили в карманах соль и перец, чтобы бросать их в лица противникам, а под рукой всегда держали шила и кастеты. Победить нескольких уголовников, не знавших правил, было невозможно.
Тогда «воротчик» обращался за помощью к равным себе — таким же боксерам, стоящим на других дверях. Это называлось «подержать спину». Так среди спортсменов, ставших частью теневого мира, налаживалась взаимовыручка. И когда грянула перестройка, сеть этих людей уже была готова, причем по всему Советскому Союзу.
До 90-х годов их никто не называл бандитами, существовало другое понятие — «движение». Если раньше шпана говорила, что человек «при делах», то теперь стали говорить, что он «в движении». Спортсмен, который был в нем, имел множество полезных связей, хорошо одевался и много качался, чтобы поддерживать форму.
А еще у него обязательно был свой личный святой — тот самый тренер, который в детстве выдернул его с улицы. Спортсмены до самой смерти вспоминали своих тренеров чаще, чем родных отцов, и непременно цитировали их.
Частная торговля в СССР активно развивалась еще до подписания указа о свободной торговле в 1992 году. И институт братвы стал формироваться, когда к группировкам спортсменов в прямом смысле слова проросла народная тропа. Люди просили помощи у парней из «движения».
К примеру, «челнок» вез дубленки из Турции и хотел сдать их под процент в магазин. Он просил: «Ребята, встретьте меня и постойте со мной в магазине — тогда меня не кинут». Конечно, он платил за такую услугу. Тогда же появились ласковые эпитеты «братки» и «братишки».
Изначально люди сами просили братву: мол, мы готовы платить, но нам нужна помощь — помогите защитить наше дело. И сам термин «братва» поначалу имел положительное значение, он подразумевал сообщество дружных и сильных мужчин-спортсменов, готовых выручить, если нужно.
В понимании советского человека братки, в отличие от уголовников, были своими, народными защитниками. То, что позже стало называться рэкетом, изначально было защитой коммерсантов от разного рода криминальных элементов, да и друг от друга — благо обмана в среде начинающих бизнесменов хватало.
Но спрос рождает предложение — да и на легкие деньги люди подсаживаются быстро. И вот братки взяли под охрану одного «челнока» с дубленками, но сразу же обращают внимание на второго такого же. Они подходят и спрашивают — мол, с кем из спортсменов вы работаете?
И если «челнок» говорил, что ни с кем, то ему доходчиво поясняли, что сейчас так нельзя — на улице много хулиганов. Именно там начиналась тонкая грань между помощью и рэкетом.
Коммерсанты быстро поняли правила игры и разобрались, кому платить. Вспоминается фраза из фильма Марка Захарова «Убить дракона»: «Единственный способ избавиться от дракона — это иметь своего собственного». В 90-е можно было или ждать, пока к тебе подойдут и навяжут условия, или самому выбирать «крышу» через знакомых.
Кто-то знал условных «пермских», с которыми жил в доме, а другой говорил, что знает «малышевских» — мол, они защищают и лишнего не берут. Это был рынок, где каждая братва предоставляла свои услуги по своему прейскуранту. Между тем к 1991 году всю страну заполонили ларьки, магазинчики и рынки.
Тут-то и выяснилось, что мастеров спорта очень много для спорта, но мало для нового рынка услуг «крышевания». Таких людей не хватало — но они благодаря своим знакомствам и опыту становились «офицерами» мира рэкета. В их услугах нуждались все больше людей — и они начинали расширять свои сферы влияния.
Именно так в Москве и Санкт-Петербурге появились все эти «пермские», «тамбовские» и «воркутинские»: каждый лидер набирал в свою группировку знакомых или земляков.
Нравилось ли это спортсменам? Конечно же, нет. Но выбирать не приходилось — так качество перешло в количество. А группировки спортсменов стали превращаться в орду, которая ездила по улицам в поисках новых хлебных мест. И вот едет такой экипаж: машина, два пистолета ТТ, беглец в розыске. Видят вход на углу дома: там в помещении идет ремонт.
Дальше они с ноги открывают дверь, и завязывается нехитрая беседа.
— А что тут будет? — Мясной магазин! — Хозяин, а ты с кем из парней работаешь? — Еще ни с кем, я только открываюсь. — Ну все, значит, с нами работаешь.
Доходило до того, что бизнесмены, которые хотели открыть дело в любом городе бывшего СССР, вплоть до Москвы и Санкт-Петербурга, шли в местную администрацию и пытались оформиться.
А им там говорили: «А вы с кем из братвы договорились? Можем посоветовать Витю Пензенского или Гагика Шустрого. Расценки разные, но оба уважаемы в нашем городе. Вот вам номер». Чиновники понимали, что они ставят штампы. Но вот наложить резолюцию могла только местная братва.
К 1993 году это стало настолько естественным, что люди перестали понимать, как можно иначе. К тому времени в Тольятти на «АвтоВАЗе» без братвы не решались никакие вопросы. То же самое было с «Уралмашем» в Екатеринбурге, «Нефтанком» в Санкт-Петербурге и с множеством других предприятий. В руках братвы оказались колоссальные средства.
Маленькие деньги поделить легко — но миллионы долларов делить крайне сложно. К 1993 году преступные группировки вступили в эру жестоких криминальных войн с взаимным тотальным геноцидом. Начиналось это так: встречались мастера спорта — «дворяне» мира мафии, со своими интересами, но уважающие мастерство другого человека.
Сильные уважали сильных — ударам по затылку там места не было. Но когда группировки стали превращаться в орду, она тоже стала участвовать в эти встречах. И все стало по-другому: оскорбления, неожиданные удары ножами и арматурой, обвязанной изолентой. Кстати, бейсбольных бит, вопреки стереотипам, не было — их просто не продавали у нас.
Ко всему прочему развал Советского Союза привел к развалу армии, откуда потекло оружие. И дело не в прапорщиках, которые могли перекинуть автомат через забор. Оружия стало столько, что его просто некуда было девать.
А когда начинается стрельба, все преимущества мастера спорта заканчиваются: застрелить его может любой 18-летний отморозок. Так криминальные войны покончили с правилами, и начались бесконечные «стрелки» — от слова «стрелять»: на них сразу ехали готовыми идти до конца и убивать.
В таких ситуациях правил не было, и ты знал, что от противника на «стрелку» едут такие же заряженные на убой люди. Я сам знал человека, который придумал схему: по условному сигналу — например, хлопку руки — его люди падали на землю, а из стоящей рядом машины начинали вести огонь на поражение по их оппонентам.
Это были необходимые уловки, придуманные на коленке. Иногда на «стрелки» приходило по 30 человек с каждой стороны, а иногда приезжал один против 30 — он говорил, что уполномочен говорить. Ему начинали дерзить — мол, ты что тут, Илья Муромец? «Не торопись: может, я один, а может, тебя в прицел видно», — парировал одиночка.
Комбинаций проведения «стрелок» было очень много. Но тут важно отметить: страшные потери в ходе криминальных войн были вызваны не бандитскими разборками — как ни странно, там убивали довольно редко. Куда чаще убивали у парадных, кабаков и на выходах из магазинов.
К середине 90-х годов преступные сообщества стали огромными кланами с шефами, бригадирами и влиянием на самых разных уровнях. Но больше всего братков полегло не в межклановых противостояниях, а во внутренней резне за деньги, власть и влияние.
Деловым переговорам и долгой жизни не способствовала и атмосфера тех лет — ночные клубы, кокаин, множество женщин легкого поведения. Вчерашние герои с правильными понятиями подсаживались на дешевые «понты» и наркотики, творили безобразные поступки. Выжить в этом мире было почти невозможно.
Это сегодня стрельба из пистолета в центре Москвы — событие федерального уровня. А тогда, в 90-е, в каждом крупном городе ежедневно убивали от трех до десяти человек: это были рядовые будни. Братки, которые когда-то были гордостью советского спорта, стали демонами девяностых.
Когда легендарный американский гангстер Аль Капоне в День святого Валентина устроил резню, в которой погибли семь человек, Голливуд снял об этом четыре фильма. Рязанская ОПГ «Слоны» за раз оставила 13 трупов: если бы ее участники приехали в Чикаго 30-х годов, я бы не поручился за итальянцев и Аль Капоне.
К 1998 году человеческие потери в криминальных войнах стали просто катастрофическими, многие кланы были уничтожены, и вся эта резня к 1999 году постепенно сама собой начала стихать.
Конечно, к нулевым годам наше государство пришло в себя и стало сильным. Но к 90 процентам уничтоженных гангстеров оно не имело никакого отношения — эти бандиты перебили сами себя. Власть пришла уже на руины криминальной войны.
Выжившие и оставшиеся на свободе братки к нулевым смекнули, что к чему, и стали капиталистами. Таким предпринимателям, авторитетным бизнесменам, легализовавшим свои доходы, вместо орды теперь была нужна лишь небольшая группа безопасности — от лишних людей просто избавлялись.
Вместе с окончательной легализацией вышли из моды золотые цепи и стрельба из пистолетов ТТ. Выжившие «демоны» огляделись, поняли, как мало их осталось, и вернулись в спорт, с которого начинали когда-то. Они включились в ветеранские движения, начали воспитывать молодежь и поддерживать спортклубы.
Сегодня такие люди приезжают в спортшколы своих городов, покупают туда маты и перчатки, причем делают это не для самопиара, а лично для себя.
Тут можно вспомнить знаменитого петербургского криминального авторитета Константина Яковлева, известного как Костя Могила, — его застрелили в 2003 году. Могилу уважали в Москве и Санкт-Петербурге, он строил церкви, во многих из которых можно найти таблички с его именем.
А еще Яковлев был яростным патриотом и противником Запада — это та черта, которая также отличает авторитетных бизнесменов. Я знаю ветеранов «движения», которые сегодня служат в храмах и самым активным образом помогают посылать гуманитарные грузы в Донбасс.
История этих людей насчитывает более 30 лет. Она о том, как гордость нации превратилась в ужас нации, а потом те, кто выжил, проделали обратный путь. И сегодня они не хотят вспоминать о том, что было.