Жизнь Юрия Гагарина навсегда изменилась после полета. На плечи скромного военного летчика-истребителя легла гигантская, невиданная прежде слава и всемирная известность первого землянина, побывавшего в космосе. Почему именно он, а не Герман Титов стал космонавтом номер один? С какими сложностями и искушениями пришлось столкнуться Гагарину? Из-за чего он едва не погиб вскоре после своего триумфального возвращения на Землю? Отчего ему запретили повторный полет в космос? Что привело к авиакатастрофе, в которой оборвалась жизнь первого космонавта? «Лента.ру» вспоминает ход событий.
«Завтра лететь, а я до сих пор не верю, что полечу, и сам удивляюсь своему спокойствию. Я все время считал мои и Германа [Титова] шансы на полет равными, и только после того, как объявили нам свое решение, я поверил в выпавшее на мою долю счастье совершить первый полет в космос», — говорил Юрий Гагарин за день до полета в космос.
На следующий день диктор Юрий Левитан торжественно зачитал по радио сообщение ТАСС о полете в космос первого землянина: «В Советском Союзе выведен на орбиту Земли первый в мире космический корабль-спутник "Восток" с человеком на борту. Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника "Восток" является гражданин Союза Советских Социалистических Республик, летчик, майор Гагарин Юрий Алексеевич».
Никита Хрущев решил организовать торжественную встречу космонавта номер один в Москве, где Леонид Брежнев вручил ему Золотую Звезду Героя Советского Союза и орден Ленина. Еще во время полета первый секретарь ЦК КПСС потребовал от министра обороны Родиона Малиновского присвоить старшему лейтенанту Гагарину внеочередное звание майора. Его малую родину Гжатск, где он жил и учился с 1945 года, начали срочно облагораживать, в том числе провели там городскую канализацию.
Всему этому предшествовала огромная работа и риск оказаться вторыми в космической гонке.
Специальная воинская часть № 26266, позже ставшая Центром подготовки космонавтов, была сформирована 11 января 1960 года. Ею командовал полковник медицинской службы Евгений Карпов. Юрий Гагарин попал в число первых 20 претендентов на космический полет, а уже к началу 1961 года вошел в шестерку лучших кандидатов вместе с Германом Титовым, Григорием Нелюбовым, Андрияном Николаевым, Павлом Поповичем и Валерием Быковским.
Психологи отмечали у Гагарина следующие черты характера: «В спортивных играх занимает место инициатора, вожака, капитана команды. Как правило, здесь играют роль его воля к победе, выносливость, целеустремленность, ощущение коллектива. Любимое слово — "работать". На собраниях вносит дельные предложения. Постоянно уверен в себе, в своих силах. Тренировки переносит легко, работает результативно. Развит весьма гармонично».
25 января 1961 года шестерка была зачислена на должности космонавтов. При этом выявились два основных претендента на первый полет — Гагарин и Титов.
Космонавтам было на кого равняться — Каманин, который руководил их отбором и подготовкой, в 1934 году стоял во главе авиаотряда легендарной семерки первых Героев Советского Союза, участвовавших в спасении челюскинцев. За тот подвиг ему была вручена медаль «Золотая звезда» под номером два. Он был боевым генералом, командовал бомбардировщиками и штурмовиками в Советско-финской войне 1939-1940 годов и Великой Отечественной, а его сын Аркадий стал самым молодым пилотом Второй мировой, начав летать в 14 лет.
Не гонясь за наградами и чинами (в звании генерал-лейтенанта пробыл с 1945 по 1967 год), жесткий и принципиальный Каманин не боялся отстаивать свою точку зрения перед начальством и вместе с тем, говоря словами Лермонтова, был «отец солдатам».
В отличие от засекреченного Главного конструктора ОКБ-1, разработчика космических кораблей Сергея Королева, Каманин стал для широкой публики одним из главных официальных лиц советской космонавтики.
А с этим следовало торопиться — Москва получила информацию, что американцы запустят человека в космос в конце апреля или начале мая 1961 года.
К тому моменту индивидуальные скафандры были готовы для троих: Гагарина, Титова и Нелюбова. Кого выбрать? Спортивного и обаятельного Юрия или более серьезного, увлекающегося поэзией Титова?
5 апреля 1961 года Каманин записал в своем дневнике: «И тот, и другой — отличные кандидаты, но в последние дни я все больше слышу высказываний в пользу Титова, и у меня самого возрастает вера в него. Титов все упражнения и тренировки выполняет более четко, отточенно и никогда не говорит лишних слов. А вот Гагарин высказывал сомнение в необходимости автоматического раскрытия запасного парашюта, во время облета района посадки, наблюдая оголенную обледенелую землю, он со вздохом сказал: «Да, здесь можно крепко приложиться».
Не прошла мимо внимания генерала и беседа с космонавтами, в ходе которой в ответ на предложение пройти катапультирование с самолета Гагарин отнесся к идее весьма неохотно.
Каманин сделал вывод:
8 апреля Государственная комиссия по запуску космического корабля «Восток» единодушно поддержала предложение Каманина основным кандидатом на полет считать Гагарина, а Титова — запасным.
9 апреля Каманин неофициально объявил им итоги заседания: «Хотя для них это решение, зафиксированное еще в январе выпускной экзаменационной комиссией, не составляло секрета, тем не менее была заметна радость Гагарина и небольшая досада Титова».
Жена Гагарина Валентина вспоминала разговор с мужем: «Не знаю, как это получилось, но я спросила о том, о чем, наверное, не должна была спрашивать: "Кто?" — "Может быть, я, а может быть, и кто-нибудь другой…" — "Когда?" Он на секунду задержался с ответом. Всего на одну секунду: "Четырнадцатого". Уже потом я поняла, что он назвал это число только для того, чтобы я не волновалась и не ждала в канун действительной даты».
Полет стал триумфом не только Гагарина и тех, кто его готовил, но и всего СССР, опередившего США в космической гонке, — первый американский астронавт Алан Шепард отправился в космос лишь 5 мая 1961 года, совершив 15-минутный суборбитальный полет.
Гагарин отмечал: «Мне, уже испытавшему, что такое полет в космос, были интересны подробности подготовки ракеты "Редстоун" к запуску, ее старта, полета Алана Шепарда и приводнение капсулы с ним в Атлантическом океане вблизи от авианосца с вертолетами на борту. Алан Шепард сделал все, что ему позволила сделать американская наука и техника. Это смелый человек. Я дружески жму его мужественную руку и желаю дальнейших успехов ему и его семье».
Интерес к Гагарину был огромен. На своей первой послеполетной пресс-конференции 15 апреля в московском доме ученых космонавту пришлось рассказать о себе и своих корнях.
Он подчеркнул:
Его хотели видеть во многих странах, где миллионы людей с восторгом восприняли весть о том, что человечество успешно шагнуло в космос. Гагарин по праву принадлежал всем жителям Земли — без различий в вероисповедании, идеологии, образе жизни.
Сам он не заблуждался по поводу своей роли в истории. В письме главкому ВВС РККА в годы войны главному маршалу авиации Александру Новикову Гагарин писал: «Я знаю, как трудно было нашим летчикам в период Великой Отечественной войны. Их заслуги и трудности, которые они перенесли, во много раз больше моих. Я просто оказался в фокусе событий, которые подготовили народ, партия и наука. Космические полеты под силу выполнять только летчикам, если другие хотят летать в космос, то прежде они должны научиться летать на самолетах. Авиация — начальная ступень космических полетов».
Для руководства Советского Союза заграничные вояжи Гагарина стали возможностью продемонстрировать социализм с человеческим лицом, благо личного обаяния у космонавта было не занимать.
Первой зарубежной страной стала Чехословакия, где он побывал с 28 по 29 апреля, а первым из капиталистических государств стала Финляндия. Особенно бурный прием Гагарина ждал в традиционно чопорной Великобритании, куда он прибыл 11 июля 1961-го по приглашению главы профсоюза местных литейщиков Дэйва Ламберта.
Улыбающегося советского космонавта, который ехал из аэропорта Хитроу в Лондон в открытом лимузине, горячо приветствовали тысячи людей, выстроившихся по обе стороны шоссе, которые махали руками и скандировали «Гагарин!»
Одна из них, 23-летняя медсестра Оливия Брайден, буквально набросилась на Гагарина и, обвив руки вокруг его шеи, звонко поцеловала в щеку. Подоспевшим репортерам она заявила: «О, до чего же это было прекрасно, невероятно! Я без ума от него. Я запомню это на всю жизнь!»
В чем-то это походило на битломанию, которая через несколько лет охватит западный мир.
Искушению повидать звездного визитера поддалась даже британская королева, которая пригласила его в Букингемский дворец на завтрак. Этот визит быстро оброс легендами. Согласно одной из них, Гагарин, которого посадили рядом с Елизаветой II, тихонько потрогал ее за коленку, чтобы удостовериться, что все это ему не снится. Монарх деликатно сделала вид, что ничего не заметила.
По другой, не знающий тонкостей светского этикета космонавт начал есть салат ложкой, с улыбкой предложив: «Давайте есть по-русски!» Королева поддержала его, взяв ложку, и обратилась к гостям: «Господа, давайте есть по-гагарински».
Затем последовал визит в Польшу и турне по Южной и Северной Америкам, в ходе которого советская делегация с Гагариным и Каманиным побывала в Исландии, Канаде, Бразилии, на Кубе, Антильских островах. Космонавт № 1 осматривал местные достопримечательности, участвовал в различных фестивалях дружбы, встречался с политиками и общественностью, принимал награды от глав государств.
И отвечал, отвечал, отвечал на самые разные вопросы, в том числе и от журналистов («Что вы почувствовали, когда вас поцеловала Джина Лолобриджида? — «Я почувствовал, что меня поцеловала одна из самых красивых женщин»).
Десятки встреч в день, торжественные мероприятия, застолья, перелеты и переезды, экзальтация дам. Молва приписывала Гагарину романы с самыми разными деятельницами искусств, в том числе и советскими, например, с актрисой Светланой Светличной или певицей Эдитой Пьехой.
При этом надо было быть бодрым, свежим, обаятельным — на тебя смотрит весь мир, тебе многие подражают. Новая ипостась была для Гагарина в чем-то даже сложнее, чем полет в космос, — он не готовился стать публичным общественно-политическим деятелем.
Выручали стрессоустойчивые черты характера, которые подметили еще психологи ЦПК:
Гагарину были рады везде, даже в Бразилии, с которой у СССР не было дипломатических отношений с 1947 года. Именно его приезд в июле 1961-го послужил началом для возобновления политических контактов между двумя странами.
21 июля 1961 года в космосе побывал второй американский астронавт Вирджил Гриссом. Первый же длительный полет совершил с 6 по 7 августа 1961 года на корабле «Восток-2» Герман Титов, став советским космонавтом № 2. Он ощутил на себе все «прелести» невесомости: у него наблюдались боли в голове и глазах, рвота, головокружение, отсутствие аппетита и расстройство вестибулярного аппарата.
Летнее турне Гагарина завершилось посещением Венгрии. 3 сентября 1961 года он поступил в Военно-воздушную инженерную академию имени Н.Е. Жуковского, а 14 сентября вместе с женой в составе группы сотрудников ЦПК (Каманин, Титов и другие) вылетел на отдых в Крым, разместившись на бывшей даче Максима Горького в двух километрах от основной базы санатория «Форос».
Местные власти радушно встречали космических гостей, устраивая регулярные застолья. Это едва не привело к гибели космонавта № 1, который в ночь на 4 октября был найден лежащим на дачной садовой скамейке с лицом, залитым кровью. Врачи Черноморского флота сделали на месте операцию, заключив, что пробита надбровная кость, но рана не смертельна, со временем над левой бровью останется лишь шрам.
Что же произошло?
Каманин записал 4 октября в дневнике:
Прыжок с двухметровой высоты не получился: в темноте Гагарин зацепился ногами за виноградные лозы, потерял равновесие и рухнул лицом на цементную бровку асфальтированной дорожки.
Каманин отметил: «Как рассказала медсестра Аня, она после смены с дежурства зашла в комнату отдохнуть, лежала на кровати одетой и читала книгу. Гагарин вошел в комнату, закрыл дверь на ключ и со словами: «Ну что, будешь кричать?» — пытался ее поцеловать. В это время раздался стук в дверь, и Гагарин выпрыгнул с балкона».
В тот же день генерал написал доклад о случившемся в ЦК КПСС и министру обороны, подчеркнув, что до 24-25 октября Гагарину прописан постельный режим. ЧП вызвало серьезное недовольство политического и военного руководства страны. Главком ВВС главный маршал авиации Константин Вершинин заявил Каманину: «С космосом справились, а на Земле начудили».
17 октября 1961 года в Москве открылся XXII съезд КПСС, итогом которого стал вынос тела Сталина из мавзолея. Одним из делегатов должен был стать Гагарин. В западных СМИ объяснили его отсутствие тем, что космонавт якобы заболел лучевой болезнью. Однако 24 октября Гагарин появился на форуме, при этом следы ранения на лице были почти незаметны.
Для широкой советской и мировой общественности была предложена героическая версия случившегося. В беседе с корреспондентом газеты «Труд» Гагарин рассказал: «На курорте в Крыму забавлялся с дочкой Галкой и споткнулся. Спасая дочь, я высоко поднял ее, а сам ударился лицом о камень. До Галкиной свадьбы заживет и даже раньше — до очередного космического полета».
Каманин не стал читать ему нотаций, лишь подчеркнул, что нужно сделать выводы на всю жизнь. Гагарин ответил: «За эти дни я многое передумал, наделанных глупостей я сам себе не прощу, необходимо менять курс поведения».
Но бороться с собой невероятно сложно, когда ты себе не принадлежишь, — вскоре вновь возобновились заграничные поездки. С ноября 1961-го по февраль 1962-го Гагарин с супругой побывали в ряде стран Южной Азии и Африки. В составе делегации был и генерал Каманин.
Вновь последовали встречи с руководителями стран (в частности с премьер-министром Индии Джавахарлалом Неру и его дочерью Индирой Ганди, будущим главой правительства страны), выступления на митингах, посещения университетов и научных организаций, пресс-конференции с сотнями журналистов, общение с обычными людьми.
В одной только Калькутте за первые шесть часов пребывания Гагарина видели и приветствовали более миллиона человек. Программа пребывания была настолько плотной, что в Хайдарабаде Гагарин отказался идти на незапланированный прием в Индийско-советском культурном обществе (ИСКО), пожаловавшись Каманину: «Николай Петрович, меня "высосали" до предела. Я прошу не перегружать программу встреч». Но визит вежливости в ИСКО все же пришлось нанести.
Цейлон (ныне Шри-Ланка) встретил советскую делегацию сильной жарой и высокой влажностью. Каманин попросил местные власти сократить количество мероприятий, ссылаясь на усталость от пребывания в Индии и недавно перенесенную Гагариным операцию. Но услышал в ответ: «У нас даже королева Великобритании выполняла нашу программу визита. Если сократить программу встреч Гагарина с народом, то могут быть проявления недовольства и плохие высказывания в прессе».
По дороге в южную часть страны кортеж с Гагариным под палящим солнцем более 15 раз останавливался, члены делегации поднимались на трибуны и произносили речи. Послушать космонавта № 1 пришли несколько миллионов человек.
Каманин не без тревоги наблюдал за своим подопечным:
Начал чудить и космонавт № 2 Советского Союза, периодически в нетрезвом виде попадая в дорожно-транспортные происшествия, стал реже ночевать дома. Каманину пришлось признаться себе: «Титов оказался более трудным, своенравным и капризным по сравнению с моими представлениями о нем до полета. До этого он производил впечатление стойкого, очень выдержанного человека, а сейчас какой-то мятущийся, все время спешит, все делает на ходу».
Оба молодых офицера ВВС вели себя как юные курсанты, вырвавшиеся в увольнительную из стен училища. Например, за два месяца до полета в космос, дурачась, Гагарин перебрался по карнизу пятого этажа из своей квартиры в квартиру Титова. А между тем оба они были выбраны в Верховный Совет СССР. Двух майоров нужно было срочно загружать практической работой.
Весной 1962 года Титов в составе советской делегации побывал в США. Он встретился с астронавтом Джоном Гленном, первым из своих коллег по NASA [Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства], совершившим орбитальный полет, и вместе с ним был принят в Белом доме американским президентом Джоном Кеннеди.
Познакомился Титов и с Аланом Шепардом, а 4 мая на приеме в честь московского гостя в советском посольстве в Вашингтоне присутствовал и один из основоположников американской космонавтики немецкий ракетный конструктор Вернер фон Браун.
Космонавт № 1 взялся за ум. 14 июля 1962 года Каманин записал в дневнике: «Приходил Гагарин, официально представился мне в новом звании — подполковник. Юра молодец, он не посрамит любое звание. Гагарин с честью выдержал 15-тимесячное испытание такой лавины приветствий и восторгов, какой на долю одного человека еще никогда не выпадало. Свою маленькую форосскую ошибку он оценил правильно, и я верю ему, из него выйдет хороший руководитель в борьбе за освоение космоса».
Куда больше Каманина беспокоил бывший дублер Гагарина: «Два дня тому назад Герман Титов на своей машине увез к себе из ЦПК Пономареву и Кузнецову. Обе они провели всю ночь в квартире Германа. Девчонки поступили глупо, а еще неразумнее действия Титова. Его влияние на космонавток скорее принесет им вред. Здесь, на старте, не время заниматься Титовым, но заняться им нужно, и очень серьезно».
Ограничились выговорами и предупреждениями.
Число космонавтов, побывавших на околоземной орбите, — все увеличивалось. В августе 1962-го туда слетали Андриян Николаев и Павел Попович, в июне 1963-го настал черед Валерия Быковского и первой женщины-космонавта Валентины Терешковой. В октябре 1964-го путешествие к звездам совершили Владимир Комаров, Константин Феоктистов и Борис Егоров. В марте 1965-го впервые в истории в открытый космос вышел Алексей Леонов, его подстраховывал Павел Беляев.
О повторном полете Гагарина до поры до времени речи не шло: он, ставший одним из символов СССР, готовился на роль руководителя Центра подготовки полетов. В ноябре 1963-го он получил звание полковника, пройдя за три года путь от старшего лейтенанта — дистанцию, на которую у обычного офицера требуется 15-20 лет.
Гагарин активно вникал в работу ЦПК: выезжал на космодром Байконур, в качестве инструктора участвовал в подготовке своих товарищей, общался с Королевым и вместе с Каманиным объяснял начальнику Генерального штаба Вооруженных сил СССР маршалу Матвею Захарову тонкости космической отрасли.
Начальство с трудом понимало специфику, видя в офицерах ЦПК обыкновенных военнослужащих. Первый заместитель главнокомандующего ВВС маршал авиации Сергей Руденко, посетив в январе 1963 года Центр, вместо того чтобы поблагодарить коллектив за напряженную и плодотворную работу, придрался к Гагарину и Титову. Военачальника возмутило, что они пришли не в казенных форменных ушанках, а в шапках из серого каракуля.
Поставив в присутствии многих офицеров по стойке смирно начальника ЦПК Карпова и Гагарина, Руденко, по-барски сидя, принялся их распекать за недисциплинированность. Гагарин хладнокровно выслушал маршальский разнос, ответив, что зимнее обмундирование шили в военном пошивочном комбинате, а там прекрасно знают уставные требования. Он не стал сажать высокое начальство в лужу и напоминать, что, согласно приказа министерства обороны, «офицерам разрешается носить шапку-ушанку из серого каракуля при повседневной форме одежды вне строя».
Карпов был отстранен от управления ЦПК, а на его место назначен генерал Михаил Одинцов, до этого командовавший авиационной дивизией. Но руководить космонавтами оказалось куда сложнее: с первых же шагов новый начальник, который встал на путь сухих служебных отношений, не понравился подчиненным. Назревал серьезный конфликт, в котором Руденко выступил не на стороне космонавтов: «Одинцова нужно поддержать, а Гагарину объявить выговор, провести закрытое партийное собрание отряда и указать критиканам их место».
17 апреля 1963 года за сопротивление военному патрулю в нетрезвом виде из ЦПК были отчислены Григорий Нелюбов, Иван Аникеев и Валентин Филатьев. Гагарину и Титову было жалко Нелюбова, который когда-то считался претендентом на роль советского космонавта № 3. Удар для самолюбивого Нелюбова оказался слишком сильным, и 18 февраля 1966 года он погиб под колесами поезда в возрасте 31 года.
Отношения Одинцова с космонавтами становились все скандальнее: в июле 1963-го он объявил Гагарину строгий выговор за «пьянки на старте, панибратство с подчиненными и игнорирование указаний начальника Центра». При этом, по информации Каманина, никаких пьянок на старте не было. Ему стало понятно, что Одинцова надо снимать с должности.
С ним был солидарен и Сергей Королев:
Но против возвращения Карпова возражал Руденко. При этом и он, и Вершинин выступали категорически против кандидатуры Гагарина, которого отстаивал Каманин. В итоге Одинцов был заменен на генерала Николая Кузнецова.
В отличие от своего самоуверенного предшественника, Кузнецов поспешил заручиться поддержкой Гагарина (в 1964-м тот стал замначальника ЦПК), подозревая, что тот может его подсидеть на посту. Генералу предстояло постичь всю сложность руководства Центром, которое заключалось, в частности и в том, что космонавтами нельзя командовать, с ними надо советоваться.
Считался он и с тем, что особый статус подчиненного позволял Гагарину напрямую выходить на политическое руководство страны. Именно через Гагарина в октябре 1965-го Каманин передал новому генсеку ЦК КПСС Леониду Брежневу подготовленное им письмо (за подписями Гагарина, Титова, Леонова, Беляева, Николаева и Быковского), в котором выражалась тревога по поводу серьезных проблем в сфере полетов в космос.
Юрий Алексеевич был желанным гостем везде, в том числе и на телевидении. Вместе с другими летавшими коллегами обаятельный и артистичный космонавт № 1 стал одним из регулярных участников появившейся на ТВ музыкально-развлекательной программы «Голубой огонек».
В ее рамках Гагарин поздравил жителей СССР с новым, 1964 годом. В новогоднем выпуске 1966-го он вместе с Леоновым и Беляевым поучаствовал в интермедии: все трое изображали операторов, снимающих выступление Ларисы Мондрус, которая исполняла песню «Нас звезды ждут».
Впрочем, кинокамера, которую на экране держал Гагарин, была не бутафорской — первый космонавт увлекался любительской киносъемкой. В число других его хобби входили игра в бильярд, катание на водных лыжах, рыбалка и охота.
Любил он также ездить с ветерком, благо автопарк позволял: помимо отечественной «Волги» ГАЗ-21, у него имелась и подаренная французами спортивная иномарка Matra-Bonnet.
При этом Гагарин старался не лихачить в отличие от Титова, действия которого вечером 26 июня 1964 года привели к трагедии. Будучи в нетрезвом виде, в Москве он подсадил в свою машину голосовавшую женщину и в условиях плохого освещения, не справившись с управлением, врезался в кучу камней и старого асфальта. Подполковник получил легкие ушибы, тогда как его попутчица, 33-летняя учительница, скончалась.
Каманин отметил:
Военная прокуратура пришла к выводу, что имел место несчастный случай, но Каманину было очевидно, что будь на месте Титова рядовой летчик, ему бы не поздоровилось. На заседании бюро партийной организации первого отряда космонавтов товарищи по ЦПК, в том числе и Гагарин, в лицо говорили Титову о том, что он своим поведением позорит всех космонавтов и вредит делу, которому они посвятили жизнь.
Чтобы не спровоцировать скандал международного масштаба, выносить сор из избы не стали, ограничившись строгим выговором, понижением по службе и запретом водить автомобиль (рецидивы случались и у Гагарина, например, в декабре 1966-го). В дальнейшем Титов отошел от космической подготовки и переключился на реактивные самолеты, пробуя себя в роли летчика-испытателя, его дисциплина повысилась.
Космонавты, в том числе Гагарин, Титов, Николаев и Попович, неоднократно просили Каманина поменьше отрывать их на различные выступления и встречи, которые, как правило, заканчивались обильными застольями. Но генерал не в силах был помочь: это было вне его компетенции. Имелись тысячи заявок на встречи с космонавтами, и оставалось лишь уповать на крепкий организм офицеров ЦПК.
6 мая 1963 года Каманин записал в дневнике: «Продолжается порочная практика: министры и другие высокие руководители спаивают и развращают космонавтов, мешают им учиться и работать. И они же — эти самые руководители — спрашивают с нас, почему космонавты ведут себя плохо и часто отрываются от учебы и работы».
С 1966 года Гагарин начал активно готовиться к полетам на новом корабле «Союз», был назначен дублером Владимира Комарова. Его коллега по ЦПК Евгений Хрунов отмечал: «Нельзя изображать Гагарина как этакого развеселого ухаря-парня с вечной улыбкой на лице. Да, он любил жизнь, людей, умел порадоваться от души, был удивительно чутким. Но в работе, — а это большая, главная часть его жизни, — Гагарин был необычайно сосредоточенным, когда надо — требовательным, строгим. И к себе, и к людям».
23 апреля 1967 года Гагарин стал последним, кто вживую общался с Комаровым, когда вместе с ним поднялся к кораблю и был там до закрытия люка. Гибель на следующий день Комарова при отказе парашютной системы «Союза-1» поставила точку на продолжении космической карьеры Гагарина.
По примеру Титова он переключился на полеты на реактивных самолетах. В своем рапорте на имя Кузнецова Гагарин писал: «Считаю морально неоправданным находиться на должности заместителя начальника в/ч 26266 по летно-космической подготовке, не имея возможности летать самому и контролировать летную подготовку подчиненного состава».
17 февраля 1968 года они оба (Титов уже будучи полковником) защитили дипломные работы последнего курса академии имени Жуковского. В мае того же года должен был состояться их выпуск.
26 марта космонавт № 1 навестил жену Валентину в больнице, вернулся домой в Звездный городок довольный — врачи обещали выписать супругу недели через две. В ее отсутствие за детьми присматривала сестра Валентины Мария. В свой последний день жизни Гагарин проснулся около семи утра. Немного поиграл со старшей дочерью Леночкой, побрился, принял душ, оделся и сообщил Марии, что завтракать будет на службе.
В лифте он встретил сослуживца по Центру подготовки космонавтов и соседа по дому Георгия Добровольского [погиб 30 июня 1971 года вместе с Владиславом Волковым и Виктором Пацаевым из-за разгерметизации космического корабля «Союз-11» при возвращении на Землю].
Добровольский вспоминал диалог, состоявшийся между ними, когда они на некоторое расстояние отошли от дома: «Фу ты черт!» — «Что случилось?» — «Забыл дома пропуск на аэродром». — «Ну и что? В автобусе проедешь вместе со всеми. Тебя все знают, пропустят». — «Да как-то неудобно. Солдат будет проверять, а ты ему объясняй, кто ты есть, очень неудобно. Нет! Вернусь, возьму пропуск. Ты иди».
На аэродроме Гагарин был вовремя. Пройдя медосмотр, он был допущен к полетам.
Начальник штаба авиаполка Евгений Ремизов отмечал:
Впрочем, окончательное разрешение на самостоятельный полет первого космонавта должен был дать лично сам Каманин.
Утром 27 марта 1968 года учебно-тренировочный самолет МиГ-15УТИ с бортовым номер 18 и позывным «625-й» был готов к взлету с подмосковного аэродрома Чкаловский. Гагарин занимал переднее место. На заднем, инструкторском кресле находился командир Отдельного исследовательского тренировочного авиационного полка, созданного в 1967 году при ЦПК, Герой Советского Союза полковник Владимир Серегин.
Этот вылет был для Гагарина последней проверкой перед самостоятельным пилотированием — впервые за много лет ему затем предстояло одному лететь на реактивном истребителе (МиГ-17).
В тот день погода была по-весеннему оттепельной: от пяти до семи градусов тепла, с низкой облачностью и переменным дождем. Метеоусловия не самые простые для полетов, но Серегин был спокоен.
В годы Великой Отечественной он совершил на штурмовике Ил-2 140 боевых вылетов, а после уже в качестве летчика-испытателя освоил МиГ-15 и МиГ-17, не раз с честью выходя из самых опасных ситуаций. В его служебной характеристике было отмечено: «Способен выполнять в воздухе испытания любой сложности». Серегин дважды подтверждал квалификацию военного летчика 1-го класса, его общий налет составлял более четырех тысяч часов.
Гагарин к тому момент провел в воздухе примерно 385 часов. Он имел практику «слепого» полета по приборам и в облаках. С 13 марта 1968 года офицер ВВС сделал несколько учебных вылетов с инструкторами авиаполка — от командира звена до командира эскадрильи.
27 марта пилотам предстояло совершить несколько упражнений с выполнением пикирования, горки и разворотов на 360 градусов. Экипаж спарки имел право в зависимости от погоды сократить количество элементов программы.
В 10:08:00 Гагарин запросил у руководителя полетов разрешения начать запуск двигателя, в 10:15:10 доложил о готовности занять взлетно-посадочную полосу. В тот момент на посадку заходил транспортный самолет, и разрешение для МиГ-15 последовало лишь в 10:17:33. В 10:18:42 последовала команда на взлет.
В 10:30:10 Гагарин сообщил: «625-й задание в зоне 20 закончил, прошу разрешения разворот на курс 320» (то есть, на аэродром). Получив одобрение, пилот сказал: «Понял, выполняю». Это были его последние слова. В 10:32:00 с земли запросили экипаж: «625-й, почему ваш курс 220, почему вы в зоне 21?» Ответа не последовало. Локатор наблюдал за самолетом до 10:43, но на все вызовы командного пункта летчики молчали.
В 10:50 о ситуации доложили помощнику главнокомандующего ВВС по космосу генералу Каманину, подчеркнув, что через 10 минут у Гагарина и Серегина закончится горючее. На их поиски были немедленно подняты два самолета Ил-14 и четыре вертолета Ми-4. В 14:50 командир одного из вертолетов майор Валерий Замычкин сообщил, что наблюдает обломки МиГ-15УТИ в 64 километрах от аэродрома Чкаловский и в трех километрах от деревни Новоселово Владимировской области.
Каманин писал:
Оставалась надежда, что космонавт № 1 успел катапультироваться. Поскольку быстро темнело, поиски отложили до утра, доложив руководителям страны Леониду Брежневу и председателю Совета министров СССР Алексею Косыгину о смерти Серегина и отсутствии информации по Гагарину.
В 8:30 28 марта Вершинин связался по радио с Каманиным, который находился на месте катастрофы, и попросил его сказать только одно слово: «Один или два?» Каманин ответил: «Двое». Сомнений больше не было: Гагарин погиб.
Тяжкая участь сообщить о гибели Гагарина его жене выпала на долю генерала Леонида Горегляда, супруге и дочери Серегина — Каманину. Ему же вместе с космонавтами Быковским, Леоновым и Поповичем было поручено выступить по телевидению и проинформировать общественность о случившейся трагедии.
В ходе своего выступления Каманин ответил на вопрос, который мучил многих, — надо ли было Гагарину летать: «Гагарин не мог не летать, для него жить — означало летать. Вопрос о том, нужно ли летать космонавту, звучит неестественно. Это все равно что спросить: нужно ли пловцу плавать, а моряку выходить в море? Не каждый летчик может быть космонавтом, но космонавт не может не летать».
Титов вспоминал: «Жуткую весть я услышал, находясь в Италии. Первым мне сказал об этом местный шофер, когда я выходил из Помпеи. Я не поверил, и мы с товарищами решили срочно ехать в Сорренто, где располагалось наше консульство. Уже в Сорренто мы увидели телевизионную передачу».
29 марта урны с прахом погибших были установлены в Центральном доме Советской армии, в почетном карауле стояли члены правительственной комиссии, космонавты, военные, люди других профессий. В этот день с Гагариным и Серегиным простились около 40 тысяч человек.
30 марта в 13:10 урны были вынесены из здания, и длиннейшая траурная процессия двинулась по улицам Москвы к Дому Советов, где прах космонавтов установили на артиллерийские лафеты. На всем протяжении скорбного пути стояли сотни тысяч москвичей, удрученных тяжелой утратой. От Дома Советов печальное шествие направилось на Красную площадь. В 14.30 урны с прахом Гагарина и Серегина были установлены в нишах Кремлевской стены, недалеко от Владимира Комарова.
Для расследования причин трагедии была создана Государственная комиссия. Каманин внимательно следил за работой всех ее подкомиссий.
3 апреля 1968-го он отмечал: «По двум кабинным часам и наручным часам Гагарина и Серегина катастрофа произошла в 10:31, то есть через 50 секунд после последнего радиообмена с Гагариным». 5 апреля генерал записал в дневнике: «Пока не определены даже главные моменты происшествия: не установлено его точное время (от 10:32 до 10:44), нет неопровержимых доказательств работоспособного состояния летчиков перед ударом о землю».
Госкомиссия в июле 1968 года пришла к выводу: «Вероятной причиной катастрофы является выполнение резкого маневра для предотвращения входа в верхний край первого слоя облачности или отворота от шара-зонда с последующим попаданием самолета в закритические режимы полета в усложненных метеоусловиях».
Каманин был возмущен тем, что крайними сделали погибших пилотов:
В августе 1968-го генерал подготовил письмо на имя секретаря ЦК КПСС Дмитрия Устинова, которое подписали космонавты Беляев, Быковский, Николаев, Попович и Титов.
В послании подчеркивалось: «Исходя из результатов исследований и экспериментов, мы считаем, что наиболее вероятной причиной катастрофы является столкновение самолета с падающим (или летящим) воздушным шаром или взрыв на самолете, что привело к разрушению фонарей кабин самолета и, как следствие, к созданию сложной аварийной обстановки и временной потере работоспособности летчиками».
Вердикт Госкомиссии стал известен широкой общественности только спустя несколько десятилетий. Секретность привела к тому, что за это время появилось большое количество версий, вплоть до самых фантастических, пытавшихся объяснить, что же произошло в одиннадцатом часу утра 27 марта 1968 года.
Ходили слухи, что Гагарин и Серегин полетели пьяными, однако химический анализ их останков не нашел следов алкоголя или наркотических веществ. Говорили, что у 45-летнего Серегина случился инфаркт (как вариант, сильные боли в желудке), он потерял сознание, навалился на штурвал и тем самым помешал во время выполнения фигуры высшего пилотажа Гагарину выйти из пике (но уровень адреналина в крови погибших не был повышен, летчики были спокойны).
Высказывалось объяснение, что полет на МиГ-15УТИ выполнялся с полуоткрытым вентиляционным краном, что привело к разгерметизации кабины, после чего экипаж потерял сознание. Считали, что авиакатастрофа случилась из-за того, что двигатель самолета внезапно заглох. Гагарина подозревали в воздушном лихачестве в стиле Валерия Чкалова (но зачем ему было хулиганить в последнем проверочном полете?).
Предполагалось, что спарка была уничтожена бомбой, подложенной КГБ по приказу Брежнева, который якобы завидовал популярности первого космонавта планеты. Либо взорвались гидроаккумулятор или кислородный баллон.
Выдвигалось предположение, что Гагарин и Серегин были сбиты ракетой ПВО, поскольку залетели в запрещенную для полетов зону Подмосковья или Владимирской области. Отмечалось, что, поскольку полет проходил между двумя слоями облаков, могла возникнуть молния, которая попала в антенну самолета, и самолет потерял управление. Не исключали, что крылатая машина столкнулась с птицей, метео- или радиозондом, НЛО.
Резкий маневр МиГ-15 пытались объяснить попаданием в вихревой след другого самолета — Су-15, который на сверхзвуковом форсаже якобы прошел мимо на расстоянии 10-15 метров в облаках, или действиями другой спарки, взлетевшей через несколько минут после Гагарина и Серегина. По мнению исследователей, такое воздействие могло привести к попаданию в плоский штопор, в котором пилотам не хватило буквально двух секунд, чтобы вывести машину из глубокого пике.
В убийцы назначали и погоду, например, восходящий вертикальный поток воздуха от приближающегося холодного фронта. Экипаж подозревался в том, что в условиях облачности просто не рассчитал реальной высоты полета, после чего столкнулся с землей или потерял сознание от перегрузок при выполнении пикирования.
Обвиняли в ЧП синоптиков, которые ошиблись в определении кромки нижнего края облачности, в результате чего МиГ-15УТИ вылетел из нее на меньшей высоте, чем нужно. Виновником гибели двух Героев Советского Союза назывался также локальный геофизический резонанс, который на какое-то время мог полностью отключить сознание пилотов.
Гагарин и Серегин унесли тайну своей гибели в могилу. 27 марта 1968 года жизнь оборвалась, начался путь в бессмертие.