За год до Победы в Великой Отечественной войне, 9 мая 1944 года, Красная армия штурмом взяла Севастополь. Крымская наступательная операция стала одним из самых быстрых и грамотно проведенных сражений РККА. На фоне вермахта, который в 1941-1942 годах 250 дней держал в осаде и штурмовал Севастополь, советским войскам в апреле-мае 1944-го понадобилось всего 35 суток, чтобы очистить от врага весь Крым. Какое значение имела оборона полуострова для Третьего рейха? Какую тактику применило советское командование для взлома вражеских позиций? «Лента.ру» вспоминает ход событий.
В 8 часов утра 9 мая 1944 года войска 4-го Украинского фронта генерала Федора Толбухина после 40-минутной артиллерийской подготовки и авиационного удара по германским позициям перешли в решительное наступление, ворвавшись в Севастополь.
Уличные бои с самого начала приняли характер ожесточенных схваток, в которых стороны не брали пленных. Задачей наступавших было выбить немцев со второй оборонительной полосы Севастопольского укрепрайона, главными опорными пунктами которой служили бывший монастырь Георгиевский, совхоз № 10, высота 172,7.
Герой Советского Союза, полный кавалер орденов Славы сержант-артиллерист Николай Кузнецов в бою был оглушен разрывом немецкой гранаты. Решив, что он убит, два вражеских пулеметчика, отложив в сторону автоматы, открыли огонь по наступающим советским пехотинцам.
Кузнецов вспоминал: «Я подполз к пулеметчикам со спины, не спуская с них глаз, облизывая липкие от крови губы. Гудело в голове от удара — чем-то тяжелым, видимо, металлическим стукнул меня немец. Иногда мутно застилало глаза. Сделав рывок вперед, ухватил обеими руками лежавший справа автомат. Успел подумать, как это хорошо, что в подмосковной спецшколе меня научили владеть немецким оружием и, вскинув автомат, резко нажал на спуск».
В 10:40 Толбухин ввел в прорыв от совхоза № 10 19-й танковый корпус полковника Ивана Поцелуева. Но экипажи двигались очень медленно: мешал сильный огонь германской артиллерии, в том числе зенитной, и многочисленные инженерные препятствия. Краснозвездные танки, рыча двигателями, не обгоняли свою пехоту, прикрывая ее и методично подавляя огневые точки противника. Стрелковые подразделения один за другим занимали неприятельские узлы сопротивления: высота 172,7, поселок Шестая Верста, водохранилище, высота 179,0, высота 119,1, высота 197,3.
К 17 часам 32-я гвардейская стрелковая дивизия полковника Николая Закуренкова из состава Приморской армии ворвалась в южную часть Севастополя и вскоре вместе с соединениями 51-й армии полностью очистила от противника юго-западную часть города. В районе бывшего монастыря Георгиевский 83-я морская стрелковая бригада окружила и при поддержке частей 16-го стрелкового корпуса уничтожила большую группу немецких войск.
К 19:00 соединения 2-й гвардейской армии генерала Георгия Захарова, 51-й генерала Якова Крейзера и Приморской армии генерала Кондрата Мельника полностью очистили Севастополь от частей 17-й германской армии, остатки которой отступили в район севастопольских бухт на мысе Херсонес.
Посмотреть на освобожденный от врага город приехал представитель Ставки Верховного главнокомандования, начальник Генерального штаба Красной армии маршал Александр Василевский и едва не поплатился за это жизнью. При переезде через одну из нацистских траншей в районе Мекензиевых гор Opel Kadett военачальника наехал на противотанковую мину.
Василевский отмечал: «Мотор и передние колеса взрывной волной были отброшены от кузова на несколько метров в сторону, шоферу — лейтенанту В.Б. Смирнову — повредило левую ногу. Я сидел рядом с ним в кабине и получил весьма ощутимый ушиб головы. Мелкие осколки стекла поранили мне лицо».
Командующий артиллерией 2-й гвардейской армии генерал Иван Стрельбицкий вспоминал: «Василевский получил тяжелую контузию, в результате на время потерял слух и не мог самостоятельно передвигаться. Прижимая к лицу красный от крови платок, он спокойно сказал: "Кажется, счастливо отделался — одним глазом вижу, а что с другим — не знаю". Шофер сидел на земле, закрыв платком окровавленное лицо. В десяти метрах от изуродованной машины валялись передние колеса и мотор».
Прибывший врач осмотрел пострадавших и категорически потребовал их немедленной эвакуации в госпиталь. Василевского, чье лицо и даже веки были усеяны мелкими осколками стекла, повели к машине, но он отстранил сопровождавших: «Подождите, подождите! Не могу же я уехать, даже не взглянув на Севастополь!»
Город был объят пламенем, в бухтах взлетали фонтаны от разрывов снарядов, в воздухе десятки советских и немецких самолетов вели друг с другом напряженный бой.
Посмотрев немного на открывшуюся панораму, Василевский прикрыл лоб рукой и тихо сказал: «Что-то застилает глаза. Добивайте тут врага, Севастополь ждет вас». И медленно пошел к машине.
Весной и летом 1942 года Красная армия потерпела сокрушительное поражение в Крыму и вынуждена была отступить. Новый раунд борьбы за полуостров начался осенью 1943-го, когда после Сталинградской битвы и Курской дуги стратегическая наступательная инициатива прочно перешла к советским войскам.
С сентября по декабрь в ходе Мелитопольской, Керченско-Эльтингенской и Нижнеднепровской операций РККА захватила ряд плацдармов на южном берегу Сиваша и Перекопском перешейке на севере Крыма, а также на Керченском полуострове — на востоке.
Как и красноармейцы Константина Авксентьевского из 6-й армии РККА в ноябре 1920-го, в ноябре 1943-го пехотинцы Толбухина были вынуждены по грудь в воде преодолеть семь километров Сиваша (залив Азовского моря, который при западном ветре сильно мелеет, что позволяет пересечь его вброд).
Командующий 8-й воздушной армией генерал Тимофей Хрюкин поставил перед подчиненными задачу: максимально прикрыть наземные войска от бомбежек.
Один из советских асов, трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин писал: «Мы отказались от непрерывного патрулирования с рассвета до темна. Зато в нужный момент над Сивашем появлялись крупные силы наших истребителей и успешно отражали налеты врага. Летчики эскадрильи Федорова использовали даже вечерние сумерки, чтобы выскочить со своей площадки и перехватить немецких бомбардировщиков».
Освободить Крым не получилось, но 17-я немецкая армия, которой командовал генерал Эрвин Йенеке, была прочно заперта на полуострове. Стороны готовились к решающему сражению и подтягивали резервы.
Ставка возложила задачу разгрома немецко-румынской группировки в Крыму на войска 4-й Украинской армии Толбухина и Отдельной Приморской армии генерала Андрея Еременко — ей надлежало действовать с Керченского полуострова.
За плечами Йенеке были две военных академии, Первая мировая война, в которой он воевал на русско-германском фронте, а также действия против Красной гвардии в первой половине 1918 года. Генерал участвовал в кампаниях против Польши (1939 год) и Франции (1940 год). В войну с СССР включился с 1942-го, был награжден за отличия Рыцарским крестом и незадолго до капитуляции 6-й армии Фридриха Паулюса по личному распоряжению Гитлера был вывезен из Сталинграда на самолете в ночь с 21 на 22 января 1943-го.
14 февраля 1944 года он писал: «Безусловно, свои решительные действия противник начнет против нашего северного фронта и одновременно под Керчью. Имеются данные, что Приморскую армию подчинят 4-му Украинскому фронту».
Йенеке беспокоило то, что позиции на севере Крыма сильно ослаблены переброской войск на керченское направление. Он отмечал: «Дальнейшим фактором понижения обороноспособности Крыма можно считать быстрое, к сожалению, ухудшение качества всех румынских соединений. Это объясняется тем, что командование румын обещало солдатам сменять их через два года пребывания на фронте. Солдат можно понять: они скоро должны быть заменены, а поэтому избегают опасности».
Еще одной причиной, влияющей на подрыв боеспособности 17-й армии вермахта, служила всевозрастающая активность советских партизан, чья численность в Крыму достигала 4500 человек. 8 февраля 1944 года в районе Бахчисарая народные мстители разгромили немецкую роту: 86 вражеских солдат были убиты, 26 ранены и 12 пропали без вести.
Йенеке был всецело согласен с мнением начальника Генерального штаба сухопутных сил Германии генералом Куртом Цейцлером о том, что главная задача его подчиненных — продержаться в Крыму некоторое время, а затем отступить к Севастополю и эвакуироваться с полуострова по морю.
К началу апреля 1944-го 17-я полевая армия имела в своем составе пять германских и семь румынских дивизий. Ее общая численность составляла, по разным оценкам, от 200 тысяч до 260 тысяч солдат и офицеров.
Гитлер, которого куда больше беспокоил политико-экономический фактор, не разделял позиции своих генералов. Фюрер опасался, что потеря Крыма приведет к выходу из войны сателлитов Берлина — Румынии с ее богатыми нефтяными месторождениями и Болгарии, а также повлияет на поставки из Турции необходимых материалов, например, хромовой руды.
6 февраля 1944-го Василевский и Толбухин представили на рассмотрение Ставки план Крымской наступательной операции, которую предполагалось начать 18-19 февраля. Однако сроки начала боевых действий неоднократно переносились. Сначала Москва приказала ждать, когда будет очищено от врага все побережье от Днепра до Херсона, затем вмешались погодные условия.
В ночь на 4 марта Василевский докладывал Сталину: «Прошедший вчера и сегодня дождь окончательно вывел из рабочего состояния дороги. Весь автотранспорт стоит на дорогах в грязи. С трудом кое-как работают лишь тракторами. При таком состоянии дорог начинать операцию нельзя, не сумеем за продвигающимися войсками подать не только пушки и снаряды, но даже продовольствие и кухни. К тому же переправы на Сиваше, разрушенные штормом в последних числах февраля, восстановлением из-за подвоза лесоматериалов задерживаются».
31 марта начальник Генштаба Красной армии сообщил Верховному главнокомандующему: «4-й Украинский фронт полностью подготовлен к выполнению задачи. Выпал глубокий снег, который вывел аэродромы из строя, а частые метели и туманы исключают возможность проведения нормальной работы артиллерии. Если погода позволит, то 4-й Украинский фронт начнет операцию не позднее 5 апреля 1944 года. На керченском направлении предлагаем начать через два-три дня после начала Перекопской операции».
Василевский был наиболее разносторонне подготовленным советским полководцем. В годы Первой мировой войны он добровольцем вступил в русскую армию, в качестве командира батальона принимал участие в знаменитом Брусиловском прорыве 1916 года, к 1917 году был уже в чине штабс-капитана. Великую Отечественную встретил генерал-майором в должности заместителя начальника оперативного управления Генерального штаба РККА.
В начале 1943 года военачальник был удостоен высшего воинского звания в Красной армии — маршала Советского Союза, с 1942 по 1945 год руководил Генштабом РККА, принимал активное участие в разработке и осуществлении практически всех крупных стратегических операций на советско-германском фронте, в том числе битвы за Москву и Сталинград, сражение на Курской дуге, разгром группы армий «Центр» летом 1944-го в Белоруссии.
В августе-сентябре 1945-го Василевский руководил советскими войсками в ходе боевой кампании на Дальнем Востоке против Японии, в результате чего мощная Квантунская армия прекратила свое существование в течение десяти дней, а СССР одержал стратегическую победу.
Маршал сочетал в себе глубокий аналитический ум, недюжинную военную эрудицию, исключительную работоспособность, высокую человеческую культуру общения. Все это позволяло ему плодотворно сотрудничать с любыми государственными деятелями, в том числе и такими непростыми по характеру, как Иосиф Сталин и Георгий Жуков.
Маршал Жуков отмечал: «С особым уважением И.В. Сталин относился к А.М. Василевскому. Александр Михайлович не ошибался в оценках оперативно-стратегической обстановки. Поэтому именно его И. В. Сталин посылал на ответственные участки советско-германского фронта в качестве представителя Ставки».
Под стать ему был и Толбухин, который, как и Василевский, умел слушать и слышать подчиненных. Он тоже вступил в армию добровольцем во время Первой мировой, участвовал в Брусиловском прорыве и закончил войну штабс-капитаном. 1941 год встретил генерал-майором и к сентябрю 1944-го стал маршалом. С марта 1943-го Толбухин командовал войсками Южного фронта, переименованного в октябре того же года в 4-й Украинский фронт.
Василевский писал о нем: «В годы войны особенно ярко выявились такие качества Толбухина, как безупречное выполнение служебного долга, личное мужество, полководческий талант, душевное отношение к подчиненным. Говорю об этом не с чужих слов, а из личного общения с ним во время пребывания в его войсках под Сталинградом, в Донбассе, на Левобережной Украине и в Крыму».
Альянс двух выдающихся советских полководцев сыграл немалую роль в удачном проведении Крымской наступательной операции. Сама география подсказывала, что основной ключ к сухопутному захвату Крыма лежит с севера. Именно оттуда успешно наступали красноармейские войска Михаила Фрунзе в 1920 году и соединения 11-й немецкой армии Эриха фон Манштейна в 1941-м.
Василевский и Толбухин решили нанести главный удар по частям Йенеке не с Перекопа, а с плацдармов Сиваша. Несмотря на то что советские войска здесь ждали наибольшие неудобства и трудности (подвоз снарядов и резервов производился не по суше, а по уязвимым и шатким переправам), именно тут наступление для противника было более неожиданным и в случае удачи выводило объединения 4-го Украинского фронта в тыл всем германским укреплениям на Перекопе, позволяя тем самым соединениям РККА, в первую очередь 19-му танковому корпусу, быстрее вырваться на крымские просторы.
На тот случай, если Йенеке перебросит силы с перекопского направления на Сиваш, было решено, что советские войска будут атаковать одновременно на обоих направлениях, чтобы германское командование не сразу поняло, где происходят основные события, и потеряло бы драгоценное время для контрдействий.
Отдельная Приморская армия генерала Андрея Еременко должна была сковать на первом этапе операции неприятельские силы на Керченском полуострове и тем самым облегчить Толбухину задачу прорыва на сивашско-перекопском направлении. Общая численность советских войск составляла 450 тысяч бойцов и командиров.
Черноморскому флоту под руководством адмирала Филиппа Октябрьского Ставка приказала: «Систематически нарушать коммуникации противника в Черном море, а в ближайший период нарушение коммуникации с Крымом считать главной задачей. Для действия на коммуникациях использовать подводные лодки, бомбардировочную и минно-торпедную авиацию, а на ближних коммуникациях — бомбардировочно-штурмовую авиацию и торпедные катера».
Задействовать крупные надводные корабли Сталин запретил после того, как 6 октября 1943 года немецкие торпедные катера и пикирующие бомбардировщики потопили лидер эскадренных миноносцев «Харьков», а также эсминцы «Способный» и «Беспощадный», в результате чего погибли 780 советских моряков.
13 марта 1944 года нарком государственной безопасности СССР комиссар госбезопасности 1-го ранга Всеволод Меркулов сообщал Генштабу Красной армии: «В городе Симферополе на всех перекрестках устраиваются доты и дзоты, в угловых домах организуются пулеметные гнезда. Мосты в Симферополе немцами заминированы; заминированы и сильно охраняются также все железнодорожные мосты от Симферополя до Севастополя».
Ссылаясь на данные оперативной группы НКГБ Крымской АССР, действующей в тылу врага, Меркулов также отмечал: «Среди офицерского состава немецких частей ведутся разговоры, что, согласно указанию главного командования, сейчас ведется планомерное отступление в район Севастополя, а в средних числах апреля начнется отступление из Севастополя, и за этот период времени должны быть вывезены из Крыма все население и ценности, а недвижимое имущество в городах и селах должно быть уничтожено».
23 марта Йенеке докладывал о состоянии дел командующему группой армий «А» фельдмаршалу Эвальду фон Клейсту: «Положение на южном участке Восточного фронта не позволяет выделить 17-й армии пополнение для наступательных операций ни в личном составе, ни в материалах».
С 3 апреля тяжелая артиллерия 4-го Украинского фронта планомерно начала разрушать выявленные огневые точки и долговременные сооружения противника. Вечером 7 апреля отдельные батальоны провели в районе Сиваша и Перекопа разведку боем. В 8 утра 8 апреля войска Толбухина перешли в наступление. Главный удар с Сивашского плацдарма наносила армия генерала Крейзера.
На Перекопе наступала 2-я гвардейская армия генерала Захарова.
В журнале боевых действий 87-й стрелковой дивизии отмечалось, что немцев удалось ошеломить военной хитростью: «После 80 минут артподготовки артогонь ложно был перенесен вглубь обороны. В это время из передних траншей нашей обороны поднялось большое количество людей в серых шинелях, которые начали быстрое передвижение. Немцы, видя перед собой такое положение, быстро открыли огонь из уцелевших огневых средств, но движущиеся люди не падали. Это были искусно сделанные нашими бойцами чучела, еще задолго до наступления, в подготовительный период».
Подчеркивалось, что после десятиминутного перерыва артиллерия 87-й дивизии открыла огонь прямой наводкой по выявленным огневым точкам противника. Маневр позволил атакующим через короткое время стремительным броском достичь передовой неприятельской траншеи, где завязался жестокий рукопашный бой.
Командир 63-го корпуса, входившего в состав 51-й армии генерал Петр Кошевой (в 1968-м ставший маршалом) вспоминал: «К 13 часам 844-й стрелковый полк и 2-й батальон 846-го полка ворвались во вторую траншею противника и выбили оттуда румынских солдат. И здесь произошло нечто непонятное. Румынские солдаты вдруг заметались. Одни из них падали замертво, другие открывали огонь по своим позициям. Как выяснилось, немцы вели заградительный огонь по отходящим румынам».
Прорыва неприятельских позиций в первый день наступления не получилось. Отправившись от неожиданности, немецкие и румынские части оказывали ожесточенное сопротивление. 32-я советская танковая бригада потеряла 8 апреля 1944 года сгоревшими и подбитыми 27 танков Т-34 и Т-70.
9 апреля Толбухин направил на помощь Крейзеру всю артиллерийскую дивизию прорыва и основные силы 8-й воздушной армии Хрюкина.
К западу от 51-й армии войска 2-й гвардейской армии активно прорывали неприятельские позиции, не давая Йенеке перебросить на направление главного советского удара какие-либо существенные резервы.
Захаров приказал поставить на прямую наводку семитонные 152-миллиметровые гаубицы, отмахнувшись от предостережения Стрельбицкого, что такие махины будут хорошей мишенью для немецкой артиллерии. Командующий 2-й гвардейской армии подчеркнул: «И все же подвезти тяжелые орудия надо. Пусть даже потеряем половину, зато другие окажут пехоте неоценимую услугу. Благо там храбрый и умный командир артполка — подполковник Иванов. Он что-нибудь придумает».
К вечеру 10 апреля толбухинцы прорвали оборону противника южнее Сиваша и на Перекопском перешейке. 11 апреля в прорыв был введен 19-й танковый корпус, который двинулся на Джанкой и далее к Симферополю.
В ночь на 11 апреля перешли в наступление стрелковые корпуса Отдельной Приморской армии. Еременко вспоминал: «В 21 час 30 минут вечера мы начали артиллерийскую и авиационную подготовку. Из-за ограниченной видимости и перемены обстановки план артиллерийской подготовки был изменен. Но ее продолжительность не была сокращена. В 22 часа войска армии сильными передовыми отрядами при поддержке артиллерии и авиации перешли в наступление. Развивая успех передовых отрядов, главные силы корпусов к 2 часам 11 апреля перешли в общее наступление».
К 4 часам утра Отдельной Приморской армии удалось овладеть первой линией неприятельской обороны, после чего началось преследование отступавшего врага. Советские войска обошли с юга и севера сильно укрепленный узел сопротивления Булганак и город Керчь, который был освобожден к 6 часам утра.
Попавший в плен командир 9-го кавалерийского полка 6-й румынской кавалерийской дивизии сообщил на допросе: «Когда русские прорвали немецкую оборону и вышли на шоссейную дорогу Керчь — Феодосия, над полком нависла угроза окружения. Немцы очертя голову удирали, и я отдал приказ отступить на линию Турецкого вала. Не успели мы занять оборону на новом месте, как на левом фланге появились русские танки».
К утру 11 апреля ситуация на всем театре боевых действий в Крыму стала резко меняться: прорвав на севере и востоке полуострова неприятельские укрепления, передовые стрелковые отряды советских войск, посаженные на грузовики, в сопровождении танков и пушек начали преследование отходящих сил немецких и румынских частей, которые двигались к Севастопольскому укрепрайону.
19-й танковый корпус выбил врага из железнодорожного узла Джанкой и, не снижая темпа, двинулся на Симферополь. Добивать остатки гарнизона выпало на долю 267-й стрелковой дивизии генерала Архипа Толстова.
В штабе германской 17-й армии в тот день отмечалось: «Противник продолжает наступление обеими танковыми группами на запад и достиг вечером района Аги-Эли (Аджи-Эли — исчезнувшее село в предгорье Крымских гор — прим. «Ленты.ру»). 5-й армейский корпус отходит на Керченский перешеек. 6-я кавалерийская дивизия румын отходит очень быстро. Из 73-й пехотной дивизии пока нет донесений. 98-я пехотная дивизия в общем отходит планомерно. Целый день авиация противника сильно действует (истребители, штурмовики, бомбардировщики)».
Йенеке понял, что счет пребывания его армии в Крыму пошел на недели. Немцы начали эвакуацию войск с полуострова.
13 апреля в районе города Карасубазар (ныне Белогорск), от которого до Симферополя по прямой 42 километра, к четырем часам дня подвижные отряды 4-го Украинского фронта во взаимодействии с подошедшими частями Отдельной Приморской армии и бойцами 5-й партизанской бригады окружили отступавшую с Керченского полуострова немецкую группировку общей численностью более пяти тысяч солдат и офицеров.
В ходе короткого, но ожесточенного боя окруженные понесли большие потери, около двух тысяч из них сдались в плен. Прорваться к своим удалось немногим.
Немецкий офицер-сапер из 98-й пехотной дивизии рассказал на допросе: «На подходе к Карасубазару нас настигли русские танки, южнее нас начали теснить партизаны, и мы оказались в кольце, отступление протекало в полном беспорядке, все перемешалось и была потеряна всякая связь».
13 апреля соединения Красной армии освободили Симферополь. В журнале боевых действий 19-го танкового корпуса отмечалось: «Обходный маневр по овладению городом Симферополь явился для противника полной внезапностью. Внезапность появления танков на северной и северо-восточной окраинах города вынудила противника бежать, не взорвав даже заминированные им дома, учреждения и склады».
В тот же день противник оставил Евпаторию, Феодосию, Саки, 14 апреля — Судак, 15 апреля от неприятеля была очищена Алушта, 16 апреля советские войска вышли к Севастополю.
Стрелковые корпуса Отдельной Приморской армии, которая лишилась названия «Отдельная», были подчинены Толбухину, а на место Еременко, которому Сталин поручил командовать 2-м Прибалтийским фронтом, был назначен генерал Кондрат Мельник.
Военный совет 4-го Украинского фронта обратился к войскам с воззванием: «Товарищи бойцы и офицеры, под вашими ударами в течение трех дней рухнула "неприступная" немецкая оборона на всю глубину перекопских, ишуньских, сивашских и ак-монайских позиций. На шестой день вами занята столица Крыма — Симферополь и один из его основных портов — Феодосия и город Евпатория».
На командный пункт Кошевого прибыл начальник штаба 4-го Украинского фронта генерал Сергей Бирюзов (после войны стал маршалом, в 1963-1964 годах возглавлял Генштаб Советской армии) и полковник Поцелуев — его танкисты были переданы в оперативное подчинение 63-го стрелкового корпуса.
Бирюзов поинтересовался у Кошевого, как тот намеревается действовать, и, получив ответ, что собирается на плечах отступающего противника ворваться на Сапун-гору, одобрил план действий, подчеркнув, что Толбухин тоже считает возможным с ходу овладеть внешним оборонительным рубежом Севастополя. Слева от Кошевого действовал 11-й гвардейский стрелковый корпус генерала Серафима Рождественского, справа наступал на гору Сахарная Головка 1-й гвардейский стрелковый корпус генерала Ивана Миссана.
Кошевой вспоминал: «В потоках солнечного света эти стражи могил бросались в глаза всем, кто тогда наблюдал за противником. Длинными ровными рядами они с чисто немецкой аккуратностью шагали по Сапун-горе с левого фланга на правый и пропадали вдали перед 1-м гвардейским корпусом. Было что-то необычайно жуткое в этом молчаливом параде крестов».
Приехал Бирюзов и в расположение 2-й гвардейской армии, где между ним и генералом Захаровым состоялся непростой диалог: «Георгий Федорович, что же это вы застопорились у Бельбека? Вторые сутки ведете бои, а плацдарм не расширен. Я понимаю, ваши дивизии только еще на подходе, но надо торопиться. Гитлеровцы уже пришли в себя, и чем дальше, тем будет труднее». — «Мы застопорились? А кто же прошел с боями двести километров за шесть дней?» — «Командующий фронтом специально послал меня, чтобы ускорить удар и расширить плацдарм на реке Бельбек. Дело за вами».
Первый рубеж немецкой обороны, который проходил от линии Черного моря на север к развилке шоссе восточнее колхоза «Большевик», к Сапун-горе и высоте 178,2, оказался крепким орешком. Атакующим нужно было преодолеть сплошные минные поля, траншеи полного профиля глубиной до двух метров, многочисленные ряды колючей проволоки и подавить огонь 160 дотов и дзотов.
При этом значительная часть германских позиций проходила по хребту господствующей над окружающей местностью 240-метровой Сапун-горой. Подпустив советские танки поближе, немцы открыли ураганный огонь всей своей артиллерией, в том числе зенитной.
Кошевой писал: «Густая насыщенность артиллерией давала возможность противнику упорно удерживать господствующие высоты и подходы к ним, просматривая все боевые порядки наших частей. Преодолеть его оборону с ходу нам тогда не удалось».
Две попытки войск 4-го Украинского фронта прорвать оборону 17-й полевой армии провалились, при этом немецкий штаб сообщал: «Атаки противника отбиты. Подбито три танка. Массированным артогнем опорные пункты частично разрушены. Наши войска сильно устали, а противник подводит новые свежие силы».
Василевский с Толбухиным побывали в армиях Захарова и Крейзера. Маршал Василевский вспоминал: «Из личных наблюдений, опроса пленных, данных воздушной разведки и донесений от партизан мы вынесли заключение, что противник, занимая по южному берегу реки Бельбек исключительно сильные позиции, прикрывающие подступы к Севастополю и его Северной бухте, намерен упорно обороняться, чтобы выиграть время для эвакуации морем войск и техники. Эти позиции имели шесть линий траншей, усиленных проволокой, минными полями и отчасти дотами».
Василевский принял решение готовить третий, генеральный штурм более обстоятельно, подтянув к городу все имеющиеся силы, в том числе артиллерию крупных калибров и авиацию, а также обеспечить войскам хотя бы полтора комплекта боеприпасов. Пехоту отвели в тыл и начали интенсивно тренировать на местности, которая напоминала очертаниями Сапун-гору и другие севастопольские возвышенности.
Сталин нервничал и торопил Василевского с наступлением. В ночь на 29 апреля у них состоялся длительный телефонный разговор. Военачальник отмечал: «Когда речь зашла о новой отсрочке наступления, Верховный вышел из равновесия. Разговор приобрел довольно острый характер. Но я не отступал от своего и в результате получил разрешение, если потребуется, 5 мая начать наступательные действия 2-й гвардейской армии на вспомогательном направлении, а 7 мая — генеральный штурм Севастопольского укрепрайона усилиями всех войск фронта, Черноморского флота и партизан».
24 апреля Гитлер запретил эвакуировать боеспособные части: Севастополь надлежало защищать до самого конца. Но затем, уступая аргументам военных, фюрер убрал из приказа слово «до конца» и сообщил своим военачальникам, что нужно продержаться не более десяти недель.
Йенеке такой вариант событий не устраивал, и он направил фюреру дерзкую телеграмму, в которой требовал прислать в качестве резерва еще одну пехотную дивизию и просил предоставить ему самостоятельность действий в Крыму. В ответ Гитлер сместил военачальника и назначил на его место генерала Карла Альмендингера.
Как и Йенеке, Альмендингер был участником Первой мировой и военной кампании против Франции в 1940-м, с июня 1941 года участвовал в боях с Красной армией, до своего назначения командовал 5-м армейским корпусом.
В своем приказе новый командующий 17-й армией сообщил войскам: «Нам предоставляется возможность обескровить на севастопольском плацдарме превосходящие силы русских. Я требую, чтобы все солдаты оборонялись до последнего. Плацдарм на всю глубину сильно оборудован в инженерном отношении, и противник, где бы он ни появился в сети наших оборонительных сооружений, будет уничтожен. Никому из нас не должна даже в голову прийти мысль об отходе с этих позиций».
В боевых вылетах участвовали и бомбардировщики Авиации дальнего действия (АДД).
Главком АДД главный маршал авиации Александр Голованов писал: «Наносился бомбовый удар по артиллерийским позициям и пехоте противника в районе Сапун-гора, высота 172,7, высота 179,0, колхоз "Большевик", высота 173,0, совхоз № 10 (весь район — 1-7 километров юго-восточнее Севастополя). Кроме большого количества пожаров в Южной и Корабельной бухтах отмечены два прямых попадания 250-килограммовых бомб в транспорты. На указанные цели произведено 804 самолетовылета».
Решающий штурм Севастополя начался утром 5 мая. 2-я гвардейская армия наступала с севера на второстепенном направлении, через район Мекензиевых гор. Ее задача состояла в том, чтобы заставить Альмендингера перебросить резервы на угрожаемое направление. Главный же удар на участке Сапун-гора — село Карань (ныне Флотское) 7 мая должны были нанести войска Приморской и 51-й армии, с тем чтобы прорваться к морю западнее Севастополя.
5 мая Василевский и Толбухин едва не поплатились за свою неосмотрительность: направляясь на КП генерала Захарова, кортеж из легковых автомобилей привлек внимание четверки мессершмиттов, которая немедленно атаковала колонну. В итоге до расположения 2-й гвардейской армии военачальникам пришлось добираться пешком.
По итогам дня в журнале боевых действий 17-й полевой армии было отмечено: «Оборонительные бои на северном фронте Севастополя показали, как велики материальные возможности противника, который увеличил их во много раз. Наступление продолжалось до наступления сумерек и все время поддерживалось ураганным огнем артиллерии. Соединения штурмовиков держали под беспрерывным огнем позиции нашей артиллерии и минометов и не допускали передвижения наших резервов».
6 мая немцы начали перебрасывать из южного сектора обороны часть войск, в том числе и артиллерию, против армии Захарова. Это в значительной степени облегчило действия 51-й и Приморской армиям, но советским соединениям пришлось буквально прогрызать оборону вермахта на Сапун-горе, где интенсивные артобстрелы чередовались с ожесточенным рукопашным боем в траншеях.
На острие наступления находились соединения Кошевого. Вперед вырвались бойцы полковника Алексея Родионова из 77-й стрелковой дивизии, которые вскоре были с двух сторон контратакованы. Отбив натиск врага, красноармейцы были вынуждены залечь под многослойным артиллерийским и пулеметным огнем.
Кошевой вспоминал: «Если на первой позиции поражение противника было достаточно сильным, то в глубоких траншеях на скатах Сапун-горы, выбитых в камне, в дотах и дзотах неприятельские подразделения остались целы и теперь обрушили на штурмующие цепи дивизии лавину огня».
Вслед за родионовцами продвигались подразделения 267-й стрелковой дивизии Толстова и 417-й стрелковой дивизии генерала Федора Бобракова.
К вершине почерневшей от пожаров горы устремились цепи пехотинцев, за ними карабкались минометчики. Артиллеристы поддержки со своими орудиями не успевали за стрелками на отвесных кручах.
Один из участников событий, младший лейтенант Петр Завьялов рассказывал: «Штурмовые группы стали продвигаться по склону горы. Мы преодолевали проволочные заграждения и мины, огнем и гранатой выбивали врага из траншей, блиндажей и укрытий. По гитлеровским ходам сообщения, по трещинам в камне горы, от укрытия к укрытию просачивались мы в глубину обороны противника».
В 6 часов вечера 7 мая, когда до вершины Сапун-горы осталось 100-200 метров, начальники артиллерии всех трех дивизий доложили Кошевому, что снаряды кончились, остался только неприкосновенный запас в количестве 15-20 штук. Ситуация критическая, что делать?
Командир 63-го корпуса тут же связался с генералом Хрюкиным, чей наблюдательный пункт располагался в 700-800 метрах от него, и попросил, чтобы две девятки «илов», которые завершали штурмовку Сапун-горы, сделали еще два круга над целью. Хрюкин дал соответствующую команду штурмовикам, но летчики сообщили Кошевому, что у них кончились боеприпасы.
Услышав, что «позарез нужно», пилоты развернулись и, несмотря на частую стрельбу германских зениток, с ревом моторов пошли в пике на врага. Огонь противника заметно ослабел: не зная, что у советских самолетов нет бомб, немецкая пехота быстро попряталась в укрытия.
Этим моментом воспользовались атакующие, которые стремительным рывком вплотную приблизились к вершине Сапун-горы. Их воодушевила помощь с воздуха и поддержка артиллеристов, которые, поставив орудия на прямую наводку, расстреливали последние снаряды.
Вперед поротно карабкались полки вторых эшелонов, помогая артиллеристам катить тяжелые пушки. К девяти часам вечера вершина Сапун-горы контролировалась бойцами Кошевого, которые закреплялись на достигнутых рубежах. В ночь на 8 мая и утром того же дня немецкая пехота при поддержке танков попыталась вернуть утраченные накануне позиции, атакуя поочередно все три соединения 63-го корпуса.
Особенно сильный натиск был в полосе дивизии Родионова. Воспользовавшись тем, что контратаки противника были не скоординированы по времени и месту, советское командование успешно их отражало, сосредотачивая всю мощь огня, в том числе и «катюш», на угрожаемых участках.
Попавший в плен полковник, командир 117-го немецкого пехотного полка, на вопрос Кошевого, зачем он лично возглавил контратаку, ответил: «Когда вы, русские, выскочили на Сапун-гору, командир дивизии посчитал положение критическим и приказал с утра следующего дня решительно контратаковать: "Господин полковник, ведите солдат лично, так будет вернее". Я понял, что положение наше вообще безнадежно, но должен был выполнить приказ».
Третий оборонительный немецкий рубеж проходил перед мысом Херсонес. Он представлял собой сплошную траншею с долговременными огневыми точками, в том числе с береговыми орудиями и зенитными пушками. Позади располагались противотанковый ров и возвышенность в виде непроходимого для танков вала, проходы которого были заминированы.
Попытка танковых бригад Приморской армии и 19-го танкового корпуса при поддержке 339-й стрелковой дивизии и 128-й гвардейской горнострелковой дивизии с ходу прорвать последнюю линию немецкой обороны была отбита огнем всех видов артиллерии, в том числе и корабельной.
Толбухин решил взять небольшую паузу для тщательной подготовки последнего удара.
Немецкий генерал и военный историк Курт Типпельскирх писал о последних днях 17-й армии так: «Остатки трех немецких дивизий и большое число разрозненных групп немецких и румынских солдат бежали к Херсонесскому мысу, подступы к которому они обороняли с отчаянностью обреченных, ни на минуту не переставая надеяться, что за ними будут присланы суда. Однако их стойкость оказалась бесполезной».
Командующий силами ВМС Третьего рейха на Черном море вице-адмирал Хельмут Бринкманн докладывал в Берлин, что из Крыма по морю эвакуировано около 130 тысяч человек (из них 90 тысяч военнослужащих), воздушным путем вывезено более 21 тысячи. Но это были далеко не все участники сражения.
В свое оправдание Бринкманн подчеркивал: «Караваны судов еще в море засекались русской авиаразведкой. По судам в пути их следования наносились сильные удары вражеской авиации. Посадка на суда производилась прямо в море перед мысом Херсонес, под огнем артиллерии и во время налетов авиации противника. Наиболее активно действовали истребители и штурмовики противника, обстреливая суда бортовым оружием и осколочными бомбами».
По данным вице-адмирала, кригсмарине потеряли в Севастополе при эвакуации 45 кораблей и судов, в том числе транспорты «Тотила» (погибли от 500 до 5000 человек) и «Тея» (утонули от 200 до 5000 человек). По советским данным, корабли, подлодки и авиация Черноморского флота потопили 81 вражеское судно.
В 3 часа ночи 12 мая войска 4-го Украинского фронта войска перешли в решительное наступление и, несмотря на ожесточенное сопротивление немцев, прорвали позиции 17-й полевой армии. К полудню последние очаги сопротивления на мысе Херсонес были подавлены. Немцы и румыны стали складывать оружие.
Потери Красной армии за 35 суток боев составили: убитыми и пропавшими без вести — около 18 тысяч бойцов и командиров, ранеными — 67 тысяч человек. 17-я германская армия лишилась около 100 тысяч солдат и офицеров погибшими, ранеными, попавшими в плен и утонувшими.
Возмущенный тем, что Бринкманн и морской комендант Крыма контр-адмирал Отто Шульц были награждены Рыцарскими крестами за успешную эвакуацию его армии, Альмендингер послал возмущенную телеграмму командованию: «Каждый воин 17-й армии воспринимает это сообщение с возмущением и горечью. Провал организации эвакуации ВМС и безрассудство морского командования Крыма стали виной потери большого количества лучших солдат армии».
Крымская наступательная операция 1944-го стала своеобразной местью РККА вермахту за потерю Севастополя в 1942 году. Разгром румынских дивизий в Крыму был вторым масштабным ударом для Бухареста после катастрофы Сталинграда, который в итоге выбил Румынию из войны на стороне Германии. До окончательного разгрома немцев оставался ровно год.