Книга, как известно, не только лучший подарок, но и идеальный стоппер для оконной рамы, подложка под сломанную ножку стола, место хранения любовных писем или отложенных на черный день денежных купюр — мало ли как еще можно использовать книгу по ее непрямому назначению. Именно о такой, альтернативной пользе книг и рассказывает в своем исследовании «Книга как иллюзия: Тайники, лжебиблиотеки, арт-объекты» Юлия Щербинина. С разрешения издательства «Альпина нон-фикшн» «Лента.ру» публикует фрагмент текста.
Издавна в книгах не только хранили ценные и памятные предметы, но также скрывали секретное, прятали краденое, утаивали запретное. Утрачивая свое исходное предназначение, книга становилась гарантом конфиденциальности и безопасности. Многие «книжные аттракционы» тоже в обиходе именовались тайниками, но все же им больше подходит название «тайнички», то есть сугубо декоративные, милые сердцу вещицы, предназначенные для развлечения и любования. Чтобы открыть такой тайничок, нужны шифр памяти, пароль чувств, ключ к сердцу и прочие метафоры.
Здесь превыше всего ценилась надежность и лишь затем эстетичность. От прочих библиомуляжей такие изделия отличаются прежде всего штучностью, единичностью: их изготавливали на заказ или мастерили самостоятельно. В англоязычных странах они получили обобщенное название secret books — «книги с секретом». Книжные сейфы получают распространение также в барочную эпоху, когда особо популярным инструментом политической борьбы становятся тайные заговоры.
Для усиления эффекта тайники часто маскировали под Библию или молитвенник, уповая на Божий страх вора и на деликатность контролера, которому вздумается проинспектировать содержимое. Впрочем, в таком «дизайне» была доля цинизма: посягательство на Священное Писание в неблаговидных целях, паразитирование на сакральности книги.
Присутствовала и доля кокетства. Так, всякая аристократка, запечатленная на портрете в образе святой мученицы, казалась совершенством, будь она хоть отъявленной злодейкой и распутницей.
Со временем тайники все чаще стали делать из настоящих томов. В англоязычных источниках они фигурируют как hollowed-out book — дословно «пустотелая, выхолощенная книга». Для их изготовления применялись инвазивные процедуры сродни хирургическим. Из переплета аккуратно извлекали книжный блок, внутри вырезали углубление-опору (ложемент) по форме предмета, который надо было спрятать. Для фиксации предмета использовали веревки, эластичные ленты и клей, а позднее — скрытые магниты и сложные замки.
Если переплетные крышки были деревянными, то их приходилось нещадно ломать, чтобы вытащить книжный блок. Нередко оставляли нетронутыми первые несколько страниц, чтобы создать иллюзию подлинности. Нарушение физической целостности, деформация «тела» книги были одновременно и актом ее десакрализации. Хотя с прагматической точки зрения это было вполне логично: зачем трудиться над созданием фиктивной книги, если можно использовать готовую?
Традиционный формат библиотайника XVII века — шкатулка из плотно склеенных страниц, образующих герметичный короб. Для хранения или транспортировки отравляющих веществ, секретных рецептур, редких растений или особо мелких предметов внутри короба вырезали дополнительные углубления для отдельных маленьких ящичков. К ящичкам приклеивали опознавательные ярлычки.
Книжный тайник мог быть одновременно и назидательным посланием, и аллегорическим сувениром. На внутренних частях переплетных крышек нередко помещали религиозные цитаты и античные афоризмы.
Иной раз сложно распознать исходное предназначение распотрошенного переплета: секретный сейф или декоративная шкатулка? Во-первых, одно не исключало другого — изделие могло совмещать обе функции. Во-вторых, в изящном аксессуаре часто имитировался образ тайника для усиления выразительности, придания особого эстетического эффекта. Однако в любом случае тайник в книге служил не только способом конспирации, но и способом коммуникации.
Утратив текстовую составляющую, квазикнига сохраняла формальную принадлежность к сфере языка, миру слов — и всегда сообщала адресату нечто большее, чем просто факт утаивания, сокрытия предмета. При необходимости послание могло быть тщательно закодировано, но могло быть и предельно понятно. Помимо использования секретных шифров, сочинялись заклинания на сокрытие тайны и практиковались заговоры от воровства. Это тоже отчасти было кокетством конспирации, созданием мифического ореола, что обеспечивало библиосейфам особый статус среди прочих тайников.
Подобные манипуляции с книгой-тайником очень напоминали магические процедуры обращения с гримуарами или гримориями (от старофранц. grammaire — «грамматика»), как обобщенно именовались европейские магические руководства. Наиболее известны «Гептамерон», «Гримуар Гонория», «Ключ Соломона». Гримуар наделялся свойствами живого существа, которое надо кормить кровью. Читать его мог только хозяин, никому другому страницы не открывались: или их багряный цвет обжигал глаза, или текст был невидим.
К настоящему времени сохранилось не так уж много искусно сделанных книжных сейфов XVIII и даже XIX веков. Один из них занимает почетное место в необычной коллекции британского писателя Эдварда Брук-Хитчинга, представленной в его иллюстрированном сборнике «Библиотека безумца» (2020). Это пистолет, спрятанный в выпотрошенный переплет Библии. Тайник изготовлен по заказу венецианского дожа Франческо Морозини. Спусковой механизм скрыт в шелковой нити, которую можно принять за закладку. Из того же ряда — пара кремневых пистолетов в Псалтири 1727 года издания, изначально адресованной бенедиктинским монахам. Ложемент оклеен модной в то время мраморной бумагой. Надписи на ствольной коробке указывают на изготовителя, известного лондонского оружейника Израэля Сегаласа, чьи изделия широко копировались бельгийскими мастерами.
Библиосейфы XIX столетия сделаны заметно проще и оформлены лаконичнее. Часто за основу брали картонные коробки из-под сигар, а снаружи имитировали обложки книг. Продолжали кромсать и настоящие тома. Незатейливый, но вроде надежный тайник был изготовлен из увесистого тома французского издания «Житий отцов, мучеников и других святых» в переводе аббата Жана-Франсуа Годескара. В центре книжного блока вырезан прямоугольный ложемент со скругленными краями, оклеенный плотной бумагой. Остается лишь гадать, что же прятали в этом сейфике...
Впрочем, независимо от материала и наполнения тайники в книгах интригуют и завораживают. Нужен зоркий глаз, чтобы отличить настоящую книгу от поддельной и обнаружить секрет. Ложный образ заставляет содрогнуться от изощренности обмана. Современный немецкий исследователь и коллекционер таких вещиц Армин Мюллер уподобил их «сундукам с сокровищами, которые скрывают какое-то удовольствие или неистребимую страсть, какое-то тайное потворство своим желаниям, что вызывает любопытство у зрителей и разжигает их воображение».
В наши дни книжные тайники порой бывают совершенно случайными находками. Однажды Публичной библиотеке округа Портер американского штата Индиана был пожертвован экземпляр романа Роберта Стоуна «Перейти грань» (1992), внутри которого обнаружился старинный позолоченный пистолет 31-го калибра, да еще и со следами дымного пороха от выстрела. Владельца установить не удалось.
Да что там мелочиться! Англоязычные СМИ обнародовали фотографии, сделанные в феврале 2022 года при задержании Ильи Лихтенштейна и Хизер Морган, обвиняемых в крупнейшей краже за всю историю — около $4,5 млрд в криптовалюте. На снимках среди прочих улик красуется пара книг с вырезанными в середине ложементами для тайников.
Особой разновидностью тайников можно считать так называемые книжные камеры (англ. book cameras) — спрятанные в томах фотоаппараты, видоискатели, контейнера для фотографий.
В период между 1840 и 1870 годами в Америке и Великобритании изготавливалось множество книгоподобных футляров для дагеротипов и других фотоматериалов, которые надо было уберечь как от солнечного света, так и от посторонних глаз. Сложилась традиция давать названия таким изделиям в честь популярных подарочных книг, поскольку те и другие были наиболее востребованы у одной группы покупателей — принадлежащих к среднему классу. Одним из наимоднейших был английский чехол-книжка «Предложение дружбы» (Friendships Offering).
Начиная с 1860 года фирмы Keystone и View Company выпускали серии стереографов, упакованных в коробки-«энциклопедии». А с 1880-х получает широкое распространение арсенал детектива, шпиона, тайного агента. Одна из первых книжных камер промышленного производства — в виде сборника религиозных гимнов со скрытым фотоаппаратиком — была выпущена по инициативе немецкого предпринимателя в сфере фотоиндустрии Рудольфа Крюгенера и получила название Taschenbuch (дословно по-немецки «книга в мягкой обложке»).
Весьма сомнительно, что подобные приспособления действительно могли кого-то обмануть, ведь неудобная поза фотографа-папарацци или осторожные действия следящего за кем-то сыщика сильно отличаются от движений ученого, спешащего в библиотеку. Однако в большинстве случаев производители прилагали немалые усилия для придания книжным камерам максимально реалистичного вида. Главное, чтобы и пользователи вели себя непринужденно, не вызывали подозрений.
Убедиться в высоком качестве симулятивного дизайна можно на примере камеры Revolver Photogénique, имеющей собственный источник света, чтобы лучше фиксировать движение объекта. При нажатии на выдвижной язычок на боковой стороне в резервуар поступала порция порошка магния, который затем направлялся в пламя спиртовой лампы, размещенной сбоку, в книжном «корешке». А вот легкая и компактная камера Scovill book, имитирующая бандероль из трех книг в кожаных переплетах с названиями на корешках «Французский», «Латынь», «Тени». В комплекте шел классический ремешок для переноски книг. Как уверяла реклама, изделие продавалось как дамам, так и джентльменам, а камуфляж «под книгу» сдерживал негативную реакцию публики на традиционную фотокамеру.
К «книжным камерам» типологически примыкает и ряд других устройств, например карманные фонари позапрошлого века. Обычно их делали из металла и помещали в фальшпереплет из кордована — конской кожи, выделанной особым способом. Производились они в основном во Франции, Италии и США. Патент на конструкцию такого фонарика, разработанную в 1861 году Георгом Магерсуппе из Нью-Йорка, описывает его как «полезный инструмент для патрульных, сторожей, полицейских, солдат, матросов и других лиц, позволяющий удобно носить его в карманах, когда он не требуется для использования». Добавим: и когда не должен привлекать лишнего внимания.
Новый всплеск интереса к томам-тайникам в XX столетии обусловлен расширением ассортимента и усложнением технических устройств бытового назначения. Так, с 1973 по 1980 год в США выпускалась серийная модель домашней сигнализации под названием «Информатор». Детектор движения был замаскирован под томик в темно-бордовом переплете.
В обзоре шпионского арсенала нельзя кратко не упомянуть не менее древний способ превращения тома в тайник — конспиративные манипуляции с текстом. Такие приемы получили обобщенное название стеганография (греч. steganography — букв. «скрытое письмо, тайнопись»). По предварительной договоренности отправителя и адресата стеганографическое сообщение может складываться из подчеркивания определенных слов или букв, кодирования номеров страниц и т. п. Термин «стеганография» был введен еще в одноименном трактате 1499 года Иоганном Тритемием, аббатом бенедиктинского монастыря. Примечательно, что сам трактат был замаскирован под магическую книгу!
Для конспирации и маскировки издавна использовались не только переплетные крышки, но и корешки. Чаще всего они служили тайниками для хранения манускриптов. Древнюю рукопись скручивали трубочкой и аккуратно размещали вдоль корешка с внутренней стороны. Сохранности дополнительно способствовала практика размещать книги обрезом наружу и корешком внутрь. Чего не видно, то вроде и не существует.
Спрятанное подобным образом могло храниться веками, пока случайно не обнаруживалось каким-нибудь дотошным библиофилом, зорким архивариусом, а то и просто удачливым обывателем. Готовые к подобным сюрпризам опытные специалисты иной раз доверяют больше пальцам, чем глазам. В библиофильской среде такие изыскания получили полушутливое название «книжная археология».
Крупнейший британский книготорговец XIX века Бернард Куорич даже организовал выставку и издал каталог рукописей, найденных внутри переплетов. А в 2003 году сотрудники Исторического архива каталонского города Жироны обнаружили самое большое в Европе собрание рукописей XIV–XV веков на сефардском языке. Около тысячи листов скрывалось в корешках старинных фолиантов из архивного фонда.
Известный нидерландский медиевист Эрик Кваккель рассказывал о 132 записках, письмах и квитанциях из суда в Рейнской области, спрятанных в переплете книги 1577 года издания. Библиографическое сокровище неожиданно обнаружилось студентами на занятии по переплетному делу. Кваккель предполагает, что документы были вложены между еще не высохшими переплетными досками, откуда «началось их долгое путешествие в современность в качестве безбилетников, странствующих автостопом по печатной продукции шестнадцатого века».
Внутри переплета одного из томов библиотеки Пушкинского Дома столь же случайно нашлись два десятка писем Абрама Ганнибала, прадеда А.С. Пушкина. Желая подновить годовой комплект газеты «Экономические записки» за 1854 год, историк Борис Тебиев заметил аккуратно вставленную между пластами картона вырезку из другой газеты, «Санкт-Петербургские ведомости» от 23 декабря 1849 года, с сообщением о результатах следствия по делу революционного кружка Буташевича-Петрашевского и поименным списком его участников, в числе которых был Ф.М. Достоевский. По версии Тебиева, владелец «Ведомостей» хотел таким образом сохранить важные сведения для потомков.
Тайник в книжном корешке стал знаковым и в судьбе самого Достоевского. Во время его пребывания в Тобольске на пути к месту каторги жены сосланных декабристов устроили встречу с другими этапируемыми петрашевцами на квартире смотрителя пересыльной тюрьмы и через капитана Смолькова передали каждому Евангелие с незаметно вклеенными в переплет пятнадцатью рублями. По свидетельству жены писателя, «это были единственные деньги, имевшиеся у Федора Михайловича за четыре года каторги (арестантам не дозволялось иметь денег); они шли на улучшение пищи, покупку табаку и т. д.». Свой экземпляр Евангелия, подаренный Натальей Фонвизиной, Достоевский бережно хранил всю оставшуюся жизнь.
В 2017 году вышло факсимильное издание «каторжного экземпляра» в комплекте с комментариями и научными материалами: пять томов вложены в футляр в виде каземата — с тюремными воротами и зарешеченными оконцами. Бесспорно, это полиграфический шедевр, исполненный высочайшего уважения к литературному классику. Однако подчеркнуто имитационная форма — наглядное свидетельство того, что в современном мире даже гиперзначимая книга способна обрести еще более высокий культурный статус через уподобление другому объекту. Любопытно, как отнесся бы Достоевский к такому креативу.