Ровно 70 лет назад, 2 июля 1953 года, Никита Хрущев открыл Пленум ЦК КПСС, на котором первые лица партии решали, что делать с Лаврентием Берией, которого арестовали 26 июня. Товарищи несколько дней спорили о дальнейшей судьбе свергнутого министра МВД и его соратников, заочно обвиняли его в тяжких грехах (сам фигурант в это время сидел в тюрьме) и пришли к мнению, что ему с ними больше не по пути. В конце концов Пленум принял постановление «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии». Тот, кто имел большие шансы стать преемником Иосифа Сталина, в итоге первым пал в развернувшейся после его смерти ожесточенной борьбе за власть. Как свергали Берию — в материале «Ленты.ру».
Георгий Жуков распахнул двери кабинета Георгия Маленкова, где проходило заседание Президиума ЦК КПСС, и быстрыми шагами приблизился к сидевшему в центре стола министру внутренних дел Лаврентию Берии. За спиной маршала стояли генералы с пистолетами наизготовку. Жуков знал, что шеф госбезопасности силен физически, владеет приемами борьбы джиу-джитсу и может оказать отчаянное сопротивление. Тем не менее и сам он был готов действовать решительно.
«Берия, встать! Вы арестованы», — почти прокричал Жуков.
Ошеломленный Берия рванулся к своему портфелю, который лежал у него за спиной на подоконнике, но Никита Хрущев (если, конечно, верить его воспоминаниям) схватил министра за руку, чтобы не дать тому воспользоваться пистолетом.
Портфель отбросили на середину стола и затем открыли — никакого оружия там не оказалось. Жуков схватил своего оппонента за руки, приподнял его со стула и обыскал карманы. По словам маршала, Берия «страшно побледнел и что-то начал лепетать». Два генерала взяли его за руки и вывели в заднюю комнату кабинета Маленкова, где заново обыскали и изъяли личные вещи. Так 26 июня 1953 года закончилась политическая карьера Лаврентия Берии, который мечтал стать наследником Иосифа Сталина, но пал в ожесточенной борьбе за власть с Хрущевым и Маленковым.
События того дня изложены по версии биографа Жукова — писателя Сергея Михеенкова, который восстановил их на основе малоизвестных рукописей маршала, которые нашел на его даче. Некоторые считают эту версию фейком, придуманным сторонниками Хрущева.
После Сталина в СССР начались значительные изменения. Уже несколько дней спустя, в марте 1953 года, Берии удалось сосредоточить в своих руках огромную власть. В результате дележки постов между сталинскими преемниками он стал первым заместителем председателя Совета министров СССР и возглавил МВД, объединенное с МГБ. То есть вернулся на позиции, с которых его в конце 1945 года сам Сталин и отодвинул. Стремительное усиление Берии очень пугало других представителей кремлевской верхушки. Они не сомневались, что лично для них ничем хорошим это не кончится.
Вернувшись к руководству спецслужбами, Берия провел серьезные реформы. По его инициативе амнистировали большое количество заключенных (что из этого вышло, наглядно показано в фильме «Холодное лето пятьдесят третьего...»), смягчили паспортный режим, началась реабилитация тех, кто попал под репрессии. Начался и пересмотр резонансных дел конца 1940-х годов — начала 1950-х. Например, якобы несчастный случай, произошедший с лидером Еврейского антифашистского комитета Соломоном Михоэлсом, «дело врачей», «мингрельское дело» и другие.
Именно Берия подписал документы на реабилитацию фигурантов «авиационного дела»: помог выйти на свободу, восстановиться в воинских званиях и наградах близкому другу Жукова — бывшему командующему ВВС Александру Новикову, наркому авиационной промышленности Алексею Шахурину и многим другим. Правда, некоторые из них и попали в лагеря при участии Берии. Поговаривали также, что еще во времена своей работы в Грузии он имел отношение к отравлению председателя Совнаркома Абхазской ССР Нестора Лакобы (близкий друг Сталина).
По мнению ученого, наиболее тяжелые проекты, требующие особого дара «кризисного менеджера», Сталин доверял именно Берии. После главы НКВД Николая Ежова нужно было свернуть Большой террор и восстановить эффективную работу спецслужб.
«И Берия с этим в общем-то справился. На другой чаше весов его участие в депортациях народов», — отметил Яхшиян.
Кандидат исторических наук напомнил, что после смерти Сталина Берия первым же делом способствовал ослаблению контроля за партаппаратом со стороны Маленкова, у которого якобы добровольно забрали должность секретаря ЦК, оставив только пост председателя Совмина.
«Второе: Берия сам прекратил практику согласования кадровых решений в структурах, которыми он руководил, — продолжает Яхшиян. — Это был очень существенный момент, ведь важнейший принцип номенклатуры — согласование кандидатур с партийными органами соответствующего уровня, в том числе — в отделах и с секретарями ЦК КПСС. Как бы Сталин не относился в разные периоды к партийному аппарату, он неукоснительно следовал этому правилу. И вот этот порядок Берия в рамках своей епархии прекратил. Партия оказалась отстранена от участия в назначении руководителей спецслужб республиканского и областного масштаба. Кроме того, по данным многих историков, Берия дал прямые указания своим подчиненным собирать компромат на всех партийных и государственных руководителей».
«Еще один момент, который я оцениваю негативно, — инициативы Берии по национальной политике, так называемое продолжение политики коренизации: руководить республиками должны представители титульных наций, надо их выдвигать. Неправильно, когда возглавляют русские, — добавил Яхшиян. — После войны спецслужбы СССР вели борьбу с подпольем, с пособниками нацистов: печально известные "лесные братья" в республиках Прибалтики, недобитые бандеровцы в западных районах Советской Украины. Берия поставил вопрос, как бы все это перевести в русло какого-то замирения».
В книге Александра Бондаренко «Утаенные страницы советской истории» указывается, что весной 1953-го многих в МВД раздражала бериевская «игра в либерализм, попытка отбросить ранее казавшиеся "естественными" методы работы». Так, став министром, Берия запретил избиения и пытки — в начале апреля он подписал приказ, в котором осуждались «жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер». Министр потребовал прекратить применение к арестованным мер физического воздействия, уничтожить все орудия пыток.
Во внешней политике Берия после ухода Сталина предлагал рассмотреть вопрос об объединении Германии, выступал за смягчение контроля Москвы над другими соцстранами.
В общем, высокая активность и растущий авторитет главы МВД делали его чрезвычайно опасным для ряда других членов Президиума (ранее Политбюро) ЦК КПСС. Особенно беспокоился Хрущев, имевший большие политические амбиции.
Он знал Берию с 1932 года и тогда считал его простым, умным, очень сообразительным и остроумным человеком и поддерживал с ним дружеские отношения. В 1930-е они даже вместе отдыхали в Грузии. На пленумах ЦК партии они в то время всегда сидели рядом и перекидывались репликами по ходу обсуждения вопросов. В своих мемуарах Хрущев отмечал, что после прихода на пост наркома внутренних дел СССР в конце 1938 года Берия провел «новые аресты чекистов», но в целом выступал против репрессий.
Уже после свержения Берии выяснилось, что чуть ли не полстраны считает его виновником своих несчастий. Среди них — известный советский футболист и спортивный функционер Николай Старостин. Он еще до своей отсидки не раз встречался с Берией на различных совещаниях по спортивной повестке и оставил о нем негативные воспоминания.
Со слов других футболистов Старостин утверждал, что Берия крайне жестко общался с коллективом подведомственного ему «Динамо» и после неудач грозил суровыми мерами — к примеру, предлагал поставить в защиту команды роту пулеметчиков, которые держали бы на мушке игроков.
Брать Берию его противники договорились на заседании Президиума ЦК КПСС 26 июня 1953 года. Помимо маршала Жукова к операции по аресту министра подключили командующего Московским военным округом Кирилла Москаленко. Смещение Берии обсуждалось на даче его первого зама Ивана Серова, который по заданию Хрущева собирал заинтересованных в этом людей и исполнителей под предлогом игры в теннис. Сговор и распределение ролей действующих лиц, скорее всего, остались вне контроля реорганизованных спецслужб: еще утром того судьбоносного дня Берия не догадывался, что ему готовят товарищи по ЦК.
По свидетельству одного из охранников министра Ивана Малиновского, перед отъездом со своей дачи в Сосновке в Москву тот выглядел совершенно спокойным, расслабленным, «смотрел на жену и улыбался, пиджак нес в руке». Заговорщики боялись охранников Берии и допускали, что те попытаются отбить своего шефа. Кстати, за глаза охрану называли бериевским оркестром: во время поездок они прятали автоматы в футлярах от скрипок, а ручной пулемет в футляре от контрабаса.
Но опасения не подтвердились. Вся операция прошла быстро и бескровно, хотя многие факты, приведенные Жуковым, позднее ставились под сомнение: например, сложно представить, как бы два маршала сошлись в рукопашной схватке.
Как бы то ни было, арест застал Берию врасплох: он только что вернулся из ГДР, где помогал восточногерманскому руководству решать кризис, вспыхнувший из-за антисоветских демонстраций и призывов к объединению с ФРГ.
Сохранилась черновая запись выступления Маленкова на заседании Президиума ЦК партии 26 июня 1953 года. Глава Совмина сообщал товарищам, что «враги хотели поставить органы МВД над партией и правительством» (ниже он конкретизировал, что с поста министра внутренних дел Берия «контролирует партию и правительство», что «чревато большими опасностями»). В своей речи Маленков призвал взять органы МВД под контроль партии.
В свою очередь, Хрущев в лицо обвинил Берию в ревизионизме, антисоциалистическом подходе к решению ситуации в ГДР, шпионаже в пользу британской разведки в 1920-х и так далее. Все это говорилось еще до появления в кабинете военных во главе с Жуковым.
Хрущев не скрывал своего ликования из-за внешне легкой победы над могучим противником. Если верить его биографу Федору Бурлацкому, будущий лидер СССР лично отдал приказ силовикам «взять этого гада, изменника Родины» и отвести куда надо. Со слов Хрущева, «тут Берия стал что-то бормотать, весь позеленел, в штаны наложил!» Утверждение про «штаны» встречалось и у Жукова. Хотя, вероятно, так триумфаторы хотели еще больше унизить своего врага.
Ближе к вечеру арестовали охрану Берии — всего около 30 человек — предварительно приказав сдать пистолеты и автоматы. Их поместили в тюрьму на Лубянке, но через несколько дней всех неожиданно отпустили, приказав объяснять свое отсутствие нахождением в служебной командировке.
Хрущев утверждал, что все люди Берии, которые выполняли его тайные поручения, были уже собраны им в Москве и, видимо, «успели получить или должны были получить задания».
Любопытно, что сын Маленкова Андрей в наше время считает, что Берия «совершенно незаслуженно оплеван». В интервью «Ленте.ру» он называл соперника своего отца талантливым человеком, хотя при этом и «далеко не ангелом».
На Пленуме ЦК КПСС 2-7 июля 1953 года уже активно обсуждался вопрос «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии». Он стоял первым в повестке в день открытия Пленума, причем докладчиком выступал как раз Георгий Маленков.
Предсовмина повторил свои июньские тезисы о том, что Берия «ловко и умело» пользовался своим положением и развил активную деятельность в том преступном направлении, чтобы поставить МВД над партией и правительством. В стенограммах Пленума ЦК фамилия Берии упоминается более 700 раз.
Сын Берии Серго всю свою жизнь — а прожил он до 2000 года — считал, что его отца на самом деле ликвидировали либо во время, либо сразу после ареста, а на суде за него якобы выдали постороннего человека. Он неоднократно рассказывал, что в день ареста главы МВД в его доме произошла перестрелка, и затем оттуда вынесли на носилках тело, накрытое простыней. Но был ли это сам Берия или кто-то другой, неизвестно. Серго утверждал, что об использовании двойника на процессе ему сообщил член специального судебного присутствия Митрофан Кучава.
Версия о том, что Берии не было в живых уже 26 июня (на шесть месяцев раньше исполнения высшей меры наказания), придерживался и его охранник Малиновский.
Напротив, участник ареста Берии полковник Алексей Холопов, который затем охранял его до последнего дня суда, отвергал версию о двойнике как полностью абсурдную. Он отмечал, что его и других офицеров привезли в Кремль ночью, где им выдали оружие.
«Меня поставили на пост у кабинета Маленкова, и я видел, как все члены Президиума ЦК идут на заседание, — говорил он. — Берия пришел последним. Я был и в той машине, на которой после ареста его везли на гарнизонную гауптвахту. В камере он вел себя очень нервно, сломал табуретку и кричал: "Вы ничего не понимаете! Вы не знаете, кто я такой! Это я, я создал ракеты!"»
Историк Яхшиян тоже не верит в ликвидацию Берии без суда и следствия сразу после ареста. Он напомнил, что в научной литературе цитируются его покаянные письма к бывшим соратникам по коллективному руководству. Яхшиян считает, что суд и приведение приговора в исполнение не были инсценировкой и все произошло примерно так, как об этом неоднократно рассказывалось. Более того, историк допускает, что Маленков не хотел уничтожать Берию и рассматривал «более щадящие» варианты устройства его дальнейшей судьбы. Но еще на посту главы МВД Берия выдвинул инициативы по пересмотру ряда дел, которые прямиком вели бы к тогдашнему главе правительства.
Как бы то ни было, из-за ареста своего отца пострадал Серго Берия — уже тогда достаточно известный инженер-конструктор в области радиолокации и ракетных систем, а в будущем крупный ученый. С лета 1953-го и до конца 1954 года он содержался в одиночной камере сначала в Лефортовской, а затем в Бутырской тюрьме, куда была помещена его мать Нина.
22 декабря Высшая аттестационная комиссия при Министерстве высшего и среднего специального образования СССР вынесла постановление об отмене решения о присуждении Берии-младшему ученых степеней кандидата и доктора физико-математических наук. Проверкой было установлено, что «кандидатская и докторская диссертации не являются его личным трудом, а являются изложением работ большого числа научных сотрудников, расчетчиков и инженеров».
По официальным данным, следствие по делу Берии-старшего и его соратников продлилось до 26 ноября, его вел генпрокурор СССР Роман Руденко. 27 же ноября 1953 года он докладывал Маленкову и Хрущеву в депеше с пометкой «Совершенно секретно»: «Следственные материалы по делу Берия и других в количестве 39 томов и десяти пакетов приложений в соответствии с процессуальным законом были предъявлены обвиняемым в период с 26 октября по 25 ноября 1953 года».
23 декабря 1953 года Лаврентий Берия был приговорен специальным судебным присутствием Верховного суда СССР под председательством маршала Ивана Конева к высшей мере наказания. В тот же день приговор привели в исполнение. Тело кремировали в печи 1-го Московского крематория. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 декабря 1953-го Берию лишили званий маршала Советского Союза, Героя Социалистического Труда и всех наград (пяти орденов Ленина, двух орденов Красного Знамени, ордена Суворова 1-й степени и других).
Годы спустя один из свидетелей последних минут Берии раскрыл некоторые детали на условиях анонимности. По словам этого человека, того не довели до стены и начали стрелять прямо на лестнице, а затем якобы растворили тело в щелочи.
Вместе с Берией 23 декабря 1953 года были расстреляны шесть его соратников, занимавших высокие посты в силовых структурах Советского Союза: это его первый заместитель Богдан Кобулов, бывший министр госбезопасности Всеволод Меркулов, начальник 3-го управления МВД Сергей Гоглидзе, министры внутренних дел Украинской ССР и Грузинской ССР Павел Мешик и Владимир Деканозов, начальник следственной части по особо важным делам МВД СССР Лев Влодзимирский. В печати того времени эту шестерку окрестили «бандой Берии». Они обвинялись в тяжелейших преступлениях, в том числе и в таких, к которым не имели никакого отношения. Тем не менее безвинными этих людей назвать, конечно, нельзя.
После распада СССР неоднократно предпринимались попытки добиться реабилитации Берии, но каждый раз суд отказывал просителям. В наше время этим занимается Игорь Лопатченко, который считает себя внуком наркома (его отец Эскандер Гарибов родился в закрытом городе Челябинск-40, где Берия часто бывал по делам атомного проекта).
«Считаю, Сталин и Берия сделали очень много для нашей страны, — сказал Лопатченко в беседе с "Лентой.ру". — [В подаче документов] мне очень помогла журналистка Мариана Саид Шах, мы вместе составили текст. С этим текстом я приехал в суд, подал заявление. Понятно, что тут провинция — Урал, Челябинская область. Они просто не знают, что делать с иском. Ждут, пока им придет установка [из центра]. В общем, сказали, что документ составлен юридически неграмотно».
Тогда Саид Шах передала Лопатченко контакты адвоката Александра Добровинского. Тот, впрочем, от сотрудничества отказался.
«Испугался тоже, — добавил Лопатченко. — Вообще все боятся лезть, кто связывается с этой историей. Но планы у меня великие. Моя цель — встретиться с отцом и реабилитировать деда».