Большинство русских старообрядцев живут в Предуралье, на Урале и в Сибири. После раскола их далекие предки уехали подальше от царской власти и больших городов. Но действующие общины есть, например, недалеко от прежней столицы — Санкт-Петербурга. Фоторедактор «Ленты.ру» съездил в одну из самых известных.
Когда въезжаешь в Лампово, сразу бросается в глаза обилие старых высоких изб — как на Русском Севере. Но это не Карелия, а Ленинградская область — чуть больше часа езды на машине от Петербурга. Дома ярко и со вкусом покрашены, привлекают внимание наличниками и прочими интересными архитектурными решениями.
Лампово — один из центров старообрядческой культуры в Северо-Западном регионе России. Правда, по факту старообрядцев здесь осталось не так много, но большинство жителей — их потомки. Действует моленная (молельный дом; церквями староверы называют только большие храмы, хотя это не строгое правило). По большим праздникам приезжают верующие со всего Гатчинского района и из «города» — здесь так называют Санкт-Петербург.
На деревенском погосте много крестов с навершием в виде двускатной крыши, его называют голбец. Это старообрядческие, но рядом есть и привычные кресты. По дороге через овраг идут семьями люди, несут цветы, рабочий инструмент. Через день — Троица, а сейчас — день поминовения предков. Их поминают именно в субботу накануне, а на Троицу начали ходить в советский период.
Посреди крестов — глава старообрядческой общины Денис Ермолин, его супруга Катерина и жительница поселка Сиверский Татьяна. Денис читает молитвы, женщины поют. Это длится около двух часов — нужно помянуть каждого, за кого просит община.
«У многих родственники здесь уже не живут. Кто-то не может приехать. Скидывают по телефону имена, переводят деньги через Сбербанк-онлайн, а наша задача — помянуть, спеть литию. Деньги же уходят общине», — рассказывает Денис. Как моленная — не церковь, так и глава общины — не священник.
Предстоит разговор с дядей Женей. «Найдете его очень просто — по бороде», — поясняет глава. Сейчас здесь старообрядческие бороды встретишь редко, так что Евгений Платонов, он же дядя Женя, обнаруживается сразу. Ему почти 80 лет, но выглядит гораздо моложе — сказывается здоровый образ жизни на природе. Пить и курить среди староверов не принято.
«Русские не особо помнят свою историю, — говорит дядя Женя. — Знаю только про два поколения предков, да и то про деда мало». Платоновы — старая ламповская фамилия. Но сам Евгений родился в Ленинграде, в 1946 году, когда после войны начался отток деревенского населения в города. «Отец уехал — сначала извозничал, потом пересел за руль. Я же юнцом был хворый, отправили сюда здоровье поправлять. Провел детство здесь. Пионером был, барабанщиком в отряде, такой себе я старовер», — улыбается он.
Как и везде в сельской местности, в Лампово действовал совхоз. В хрущевские времена здесь даже сажали кукурузу. И ходить в деревенский храм не запрещалось. Евгений тогда относился к вере и традициям по-детски легко: «Пацанам здесь какие развлечения? Кинопередвижка приезжала, ну и если прощаются с кем — залезали на дерево посмотреть. На Рождество и на Пасху крестный ход тоже. А внутрь храма заходили, но что там? Бабки поют, пацанам это неинтересно».
«Не то чтобы люди ходили массово, — добавляет он. — Тетка, у которой я жил, постов не держала, многие были невоцерковленные. Даже коммунисты молились, хотя больше по редким случаям: например, матушку ушедшую отпеть. Да и в коммунизм уже не верили. В мое время власти обещали — к 1980 году построим. Верить хотелось, вдруг мы внизу ничего не знаем. Но было как-то непохоже».
Потом он уехал в Ленинград, окончил институт, работал, а сюда наезжал только в отпуск. Вернулся на пенсии — в 2006 году.
Деревня на месте Лампово впервые упоминается в конце XV века — в переписи населения бывшей Новгородской республики. Тогда эти земли входили в состав Водской пятины, названной по имени финно-угорского народа водь. Затем по Столбовскому миру территория отошла шведам, под владычеством которых находилась до Петра I.
Присоединенные к России, эти земли переходили из рук в руки, и в начале XIX века их наконец купил герой Отечественной войны Петр Витгенштейн — на деньги, пожертвованные ему жителями Петербурга за то, что он не подпустил французов к городу. На тот момент деревня уже носила нынешнее название, хотя в документах оно фиксировалось по-разному: Ламполово, Ламбово, Ламболово — слово, очевидно, финно-угорское, означает «озерцо», «запруда». То есть лампа здесь ни при чем.
В связи с экономическим ростом Санкт-Петербурга в Лампово и соседние деревни массово поехали люди с Русского Севера. Многие были старообрядцами. Так и получилось, что Лампово стало новым домом для старой традиции. Хотя до советского времени население оставалось смешанным: жили тут и никониане, а возможно, и финны-лютеране. Старообрядцев же было очень много и в соседних частях губернии, и в самой столице. Ламповская община была одной из многих — так продолжалось до Второй мировой.
Никонианской церкви здесь никогда не было, православные жители Лампово ходили в соседнее село Орлино. Старообрядцы же, поскольку по сути находились вне закона, поначалу создали свою сеть моленных. Как правило, это были комнаты в жилых домах, но иногда появлялись и отдельные строения. Ламповский строили с конца XIX века по 1907 год — в 1905-м права староверов были сильно расширены в связи с указом Николая II о веротерпимости, и стало возможным легально строить молитвенные дома, которые внешне напоминают церкви.
Начался бум старообрядческого строительства по всей стране. Многие общины начали официально регистрироваться, появились различные «общества любителей древности». До этого записных старообрядцев облагали большим налогом, они имели мало прав наследования и так далее, и многие записывались обычными православными. Поэтому сколько староверов было в Лампово до 1905 года, на самом деле доподлинно неизвестно. Принято говорить о 50 процентах до революции, но Денис Ермолин предполагает, что эта цифра занижена: среди местных записных православных все-таки оставались еще старообрядцы.
Бум продолжался до 1918 года включительно, после чего начались совсем другие процессы. На тот момент деревня жила богато. Дед дяди Жени, работавший извозчиком, привозил «всякие хорошие вещи» типа популярных швейных машинок «Зингер». «Лампово никогда не было глухим краем. У нас даже работало свое фотоателье, Петр Бабенцев им владел. Сначала он открыл в городе, потом здесь. Были патефоны, концертные рояли, и по семейным архивным фото видно, что барышни очень модно одевались», — рассказывает Денис.
«Революция, как мне рассказывали, была незаметна, — продолжает дядя Женя. — Почти вообще. Никто друг в друга не стрелял, тачанки с пулеметами не ездили. Но потом как-то стали вытеснять людей в колхоз, коня нашего забрали хорошего и быстро погубили, надорвали на общественных работах. Ну, а куда деваться, все стали работать в колхозе, кто не уехал в город. У деда было шестеро детей, и только две дочери остались в деревне».
Перед Великой Отечественной войной власти начали закрывать храмы. Староверам досталось особенно сильно, поскольку они были в основном крепкие крестьяне — «кулаки». На фоне этих событий и сложилось, что Лампово стало одним из последних оплотов старой веры — волей случая. Был даже момент, когда в городе все старообрядческие храмы закрылись, а ламповский действовал, и верующие приезжали сюда из Ленинграда. В 1940 году молельню все-таки тоже закрыли, но когда немецкие войска вошли в деревню, они разрешили вести службы.
Действия немецких войск вряд ли можно объяснить заботой о населении оккупированных территорий. Но подробности ламповцы помнят разные.
«Во время войны мужиков повыбивало, мои тетки здесь так старыми девами и остались. А отец и вовсе был блокадником, — рассказывает дядя Женя. — Но именно в Лампово немцы не зверствовали, повезло. Они сюда пришли в августе 1941-го. Вначале, когда наши отступали, солдаты просачивались из окружения, одна женщина в сарае приютила раненого. Ее выдала соперница по женской части. Но и все, больше наших не трогали. Партизан ловили, да. Вот в Дружноселье, в соседнем селе, был штаб и гестапо. Там они четыре тысячи человек положили. Сейчас там братская могила».
Несколько иную историю рассказывает молодая петербурженка Настя Алехина, хозяйка старого родового дома в Лампово. Ее родственники были в немецком плену как остарбайтеры.
«В 1943 году немцы отправили часть жителей Гатчинского района в Германию. И отсюда тоже. Первая остановка была в Польше — там шла сортировка. Кормили баландой. Бабушка там была с прабабушкой и сестрой. Их продали в Германии по семьям. И до 1945 года они в Германии жили, прислуживали», — рассказывает она со слов родителей.
Деревню немцы сдали без боя. Но когда ламповцы вернулись из Германии, здесь царила полная разруха.
«Из этого окна лошадь выглядывала, — показывает Настя на красивый, обрамленный богатыми наличниками родовой дом. — Растащили все, люди выживали. Потом собирали по всей округе, друг у друга обратно вещи вытыривали. Не было ничего, даже рам оконных. Бабушка зарыла сундук царской посуды, кто-то кому-то ляпнул — вырыли, как только их угнали».
Но храм так и продолжал работать. А потом уже и Сталин дал послабление религии, поэтому с 1941 года моленная больше не закрывалась.
Соседние же большие моленные — в Ротково, Гатчине и так далее — где-то пострадали от сталинских властей, где-то от войны, где-то от времени. И советские власти не дали их восстановить. Верующие якобы писали письма Хрущеву, но им отказали. Так и получилось, что староверы еще живут в некоторых деревнях Гатчинского района, но моленная сохранилась только здесь. И на праздники все приезжают именно в Лампово.
Храм не перестраивали, только ремонтировали. В этом году повесили колокола: был один — стало пять. За звонаря — юный служитель Тимофей.
В начале 1990-х СССР не осталось, а храм — остался. Но последствия советского воспитания не прошли даром. Сейчас в Лампово, по словам Дениса, не больше 30 старообрядцев на 150 домов.
Перелом в отношении, считает он, наступил примерно к 1980-м. Коммунизм так и не построили, а вместо этого выросло поколение людей, привыкших к новой реальности, где храм важной роли не играл. Кто-то крестил детей, кто-то — нет. Лишь с распадом СССР люди потянулись к вере, народ стал смелее ходить в моленную. Но время было тяжелое, многие перебрались в город, чтобы прокормить семью. Да и сам храм без капремонта долго находился в очень плачевном состоянии.
«Несколько раз грабили нашу моленную. Тогда бабушки обратились в питерскую общину, храм укрепили, повесили металлическую дверь. Сначала мой товарищ оттуда председателем общины стал, потом меня привлек к делу, и в итоге я принял бразды», — рассказывает Денис. Сам он даже не из Петербурга — из Коми, где в родном отцовском селе Усть-Цильма 90 процентов жителей — старообрядцы северной традиции (поморского согласия). До переезда в Петербург Денис не был служителем храма — он лингвист по образованию и действующий научный сотрудник Кунсткамеры.
Многих, кто ходит в ламповскую моленную, староверами можно назвать лишь условно. Например, некоторых в детстве крестили в РПЦ.
«Я хожу, но крайне редко. Могу обратиться раз в сто лет, если чувствую, что мне нужно, — честно признается Настя. — У меня все родственники крещены здесь, ходят в моленную. Я единственная из всей семьи, кого не крестили здесь, я родилась в Латвии».
Денис смотрит на это спокойно: главное, что как-то продолжают традицию и интересуются верой предков.
(За несколько дней до публикации этого материала Денис рассказал, что Настя родила дочку и подумывает крестить ее в моленной).
Катерина Иванова держит в руках семейные портреты: «Это моя бабушка с дедушкой и их дети. А это мама и родственники».
Катерина по происхождению староверка, а по факту — нет. «Всю жизнь прожила здесь. Я была очень болезненным ребенком. А этот Денис такой хитренький, он и воду хитренько подогревает. А раньше как из Ламповки черпанули, так и крестят. Со льдинками — значит, со льдинками. Бывало, и в проруби! Я родилась поздней осенью, и меня побоялись в эти льдинки макать. А оставить вообще не крещеной не хотели. Поэтому окрестили меня в православной церкви — там воду греют».
Денис поясняет эту «хитрость»: «Вообще, воду нельзя греть при крещении. Если зимой набрать воду, ее температура будет плюс четыре, для кого-то из прихожан это не вариант. Мы идем после полуночи, набираем воду и начинаем топить печи. Вода за ночь немножко подогревается».
Муж Катерины — православный современного толка. Братьев-сестер нет, а двоюродные — тоже в РПЦ. «Староверская линия заканчивается у меня на моих тетушках», — говорит собеседница.
Сейчас снова стало популярно крестить детей. Но это, опять же, не всегда происходит в моленной.
«Мы всегда предлагаем потомкам староверов крестить детей у нас, интерес возрождается. Главное, что община живет, работа ведется, — поясняет Денис. — Но, конечно, это два абсолютно разных православия, параллельные традиции. Мы стараемся все-таки соответствовать древнерусской и византийской культуре, у них же смесь чего угодно, лишь бы не как раньше. Даже тексты. В XVII веке, когда случился раскол, не так уже чувствовали церковнославянские тексты, поэтому для меня послераскольные тексты и само ведение службы [у никониан] — какая-то тарабарщина».
Никониане могут заходить в моленную, присутствовать на службах, но не осенять себя крестным знамением. Староверы же крестятся двумя пальцами. «Вот так, — показывает дядя Женя. — Единство Бога и человека. Исус [староверы пишут именно так] — и Бог, и человек».
Лампово выглядит очень уютно и ухоженно (очень сложно устоять, чтобы не сказать «лампово»). Дороги неплохие, если не брать небольшой участок в сторону Петербурга. Нет мусора на улицах, нет пьяных и маргиналов.
И все же многие ламповские дома полностью или частично перестроены. То и дело виден сайдинг. Некоторые исторические здания снесены или перестроены на новый лад.
«Большие дома тяжелы в обслуживании. Топить, ремонтировать. Они были рассчитаны на большие семьи», — объясняет Денис.
Есть и невозвратные потери. Например, дом купца Даниила Тиханова, на деньги которого построили храм, после чего он стал старостой общины. Тиханова раскулачили, отобрали часть имущества, но дом остался и стоял до недавнего времени — возможно, самый красивый в деревне. Был план по созданию там государственного музея, и даже началась работа, но дом превратился в сквот, а потом, в начале 2010-х годов, обрушился, после чего его растащили на дрова.
Но сохранились все детальнейшие обмеры, говорит Денис, и местные хотят с нуля создать музей. «Добиваемся, чтобы участок передали общине. Деньги нужны серьезные, но мы не теряем надежды. А пока что я пытаюсь устроить музей у себя на чердаке. И небольшой музейчик есть у дяди Жени, но там очень мало пространства».
В поселке Дружная Горка, что по соседству, с начала XIX века был стекольный завод, построенный немецкими купцами Риттингами. В советское время его перепрофилировали под химическую и медицинскую промышленность. Но была и бытовая линейка уникальной посуды, которая сохранилась в домах многих ламповцев. Формально завод работает и сейчас, но по факту сдает помещения в аренду. А когда-то был градообразующим предприятием. После его фактического закрытия в Дружной Горке начался упадок: работать негде.
Многие ламповцы тоже работали на этом заводе. «Дедушка мастер-выдувальщик. Мама стеклодув четвертого разряда. Непрозрачный кварц выпускали на нашем заводе, а таких в СССР было всего три», — рассказывает Катерина.
Жители пытаются что-то восстановить своими силами, хотя бы свои родовые дома. Настя и ее муж Анатолий стараются придать родовому гнезду его исторический вид. «По линии моего отца это дом прадеда. Последний капремонт был еще до войны с немцами. Потом скорее поддерживали в нормальном состоянии. Сейчас красим, восстанавливаем по старым эскизам, — рассказывает хозяйка. — Крестный хорошо режет по дереву, он в основном работает над реставрацией. Супруг тоже учится по дереву, помогает. У нас единственный забор аутентичный на всей улице, мы каждый год его шкурим-красим, не ленимся».
О реставрации родовых домов задумываются и потомки давно уехавших ламповцев, говорит Денис. Недавно ему звонила девушка из Москвы, которая планирует восстанавливать дом своей бабушки.
Возможно, дело в логистике. Еще двадцать лет назад из Питера в Лампово ездили в основном на электричке. Сейчас в России почти у каждого машина — сел и поехал. Так Лампово стало прирастать коттеджами, сейчас здесь действительно много людей. Но больше половины — дачники, горожане.
«А вот деревенских осталось мало», — разводит руками дядя Женя.