«Победить войну и гонку вооружений» Как русский философ Николай Федоров помог человечеству покорить космос?

Педагог-новатор и энциклопедист, знаток и ценитель русской культуры, стремившийся к общечеловеческому согласию и мечтавший о будущем, — все это Николай Федоров. Именно он заложил основы мировоззрения, способного открыть новые пути для понимания места и роли человека во Вселенной. Его считают основоположником философии русского космизма — уникальной школы, рассматривающей человека как часть космоса. Федоров и его последователи полагали, что разум и техника позволят людям вырваться за пределы Земли и преодолеть природные несовершенства. Идеи космистов нашли свое отражение в практике: на них в том числе опирались разработчики советской космической программы, такие как Сергей Королев. О русском космизме и философском наследии Николая Федорова, его взглядах на покорение космического пространства и переселение человечества на другие планеты «Лента.ру» в рамках проекта «История русской мысли» поговорила с доктором филологических наук, ведущим научным сотрудником Института мировой литературы РАН Анастасией Гачевой.

«Лента.ру»: Прежде чем говорить о самом Николае Федорове, важно понять, что такое философия космоса и какое место в ней занимает русский космизм.

Анастасия Гачева: Представление о глубинном единстве мира, о взаимосвязи человека и космоса, человека как микрокосма и вселенной как макрокосма — одно из основополагающих представлений мировой философии и культуры. В разных вариациях и с разными смысловыми акцентами мы находим его и у античных мыслителей, и в европейском Средневековье и Возрождении, и в течениях восточной философии, не говоря уже о литературе и фольклоре.

Вспомним знаменитые изображения Солнца и Луны на наличниках окон, народных костюмах и полотенцах. Вспомним юного Вертера, героя Гёте, который по ночам смотрит на созвездие Большой Медведицы, «самого милого из всех созвездий», и размышляет о Боге-творце, что хранит и содержит в своей деснице и Вселенную, и раскинутые по ней светила, и человека.

Дело в том, что в религиозной картине мира к привычным ее составляющим — человеку и Вселенной добавляется еще и третий элемент — Бог.

Человечеству, иными словами, суждено было выйти в космос и там, за земными пределами, продолжить некое созидание?

Да, в философии русского космизма человек-созерцатель становится деятелем в мироздании. Причем деятелем ответственным, любящим, духовно растущим и ведущим за собой мир.

У отца Павла Флоренского, одного из представителей христианского космизма, есть яркое и точное сравнение: он уподобляет отношения между человеком и миром отношениям мужа и жены, причем в активной позиции здесь оказывается именно человек: «Человеку-мужу надлежит любить мир-жену, быть с нею в единении, возделывать ее и ходить за нею, управлять ею, ведя ее к просветлению и одухотворению и направляя ее стихийную мощь и хаотические порывы в сторону творчества, чтобы явился в твари ее изначальный космос».

То есть согласно философии космизма человек играет ключевую роль в мире?

Родоначальник русского космизма Николай Федоров не раз повторял, что в человеке природа «начинает не только сознавать себя, но и управлять собою».

Владимир Вернадский, например, сделал достоянием научной мысли фактор цефализации, то есть усложнения нервной ткани живых существ в процессе эволюционного развития, открытый в 1851 году американским палеонтологом Джеймсом Дуайтом Даной. Цефализация свидетельствует о неслучайности появления человека в природе, о его необходимости миру, о новых возможностях развития жизни, достигшей ступени сознания.

Владимир Вернадский исходя из этого называл человеческий разум «великой геологической, быть может, космической силой». Разум, соединенный с творческой способностью, неразрывный с нравственным чувством и памятью, видится силой, сопротивляющейся энтропии.

Наши идеи и идеалы, открытия и изобретения, постройки, умные вещи, техника и технологии, шедевры культуры, книги, содержащие в себе огромные массивы знания и памяти, — все это слагаемые ноосферы, то есть приращение бытия, которое создает человек своим разумом, творчеством и трудом.

Вы назвали имена Павла Флоренского и Владимира Вернадского. А кого еще из российских мыслителей можно отнести к последователям Николая Федорова и русского космизма?

Символически можно представить русский космизм в виде древа. Его ствол — это, конечно, Николай Федоров.

«Всеобщее воскрешение и всей вселенной преображение» — так сформулировал он задачу истории.

От Федорова отходят две ветви: естественно-научная и религиозно-философская. К естественно-научной ветви космизма принадлежат физик Николай Умов, геохимик Владимир Вернадский, создатель гелиобиологии Александр Чижевский, теоретик антропокосмизма Николай Холодный, биолог Василий Купревич.

С ними связаны и представители религиозно-философской ветви космизма. Это «русский Платон» Владимир Соловьев; философ свободного духа Николай Бердяев; автор философии хозяйства Сергей Булгаков; философ, ученый, математик Павел Флоренский и «три мушкетера» русского космизма 1920-х годов — поэт, литературный критик, искусствовед Александр Горский, философы Николай Сетницкий и Валериан Муравьев.

Эти слова Николая Бердяева — ключ к антропологии русского космизма, где человек выступает как соработник Бога-творца в деле преображения мира. Именно человек призван исполнить заповедь обладания Землей, данную ему Богом при сотворении, возделывать Вселенную как Божий сад.

Ну и, конечно, нельзя обойти вниманием Константина Циолковского.

Конечно. Его, теоретика космонавтики и автора космической философии, ряд исследователей считают родоначальником течения наравне с Николаем Федоровым. Но все-таки он занимает особое место в русском космизме.

Для этого человек в конечном итоге должен будет приняться «за преобразование своего тела», чтобы обрести не в научной фантастике, а реально «способность к летанию».

С чего все начиналось, откуда Федоров черпал идеи русского космизма?

Его «предчувствия и предвестия» появляются еще в эпоху русского Просвещения — у Михаила Ломоносова и Гавриила Державина. Нельзя пройти мимо «Путешествия из Петербурга в Москву» Александра Радищева. Это текст в первую очередь обличает социальную неправду, угнетение человека человеком, произвол чиновников.

Как сознает и разрыв между стремительностью мысли и воображения, которые во мгновение ока переносят его в дальние дали, несмотря на реальную пространственно-временную ограниченность.

Такой смысловой разворот разговора о человеке и лежит в основании русского космизма.

Он призывает к реальному преодолению смерти, причем предельно расширяет эту задачу: не только достижение бессмертия для будущих поколений, но и возвращение к преображенному, творческому, братски-любовному бытию всех когда-либо живших.

Путь к решению этой проблемы протекает через сознательно-творческое регулирование человеком природных процессов.

Почему идеи космизма появились именно на русской земле?

Вспомним знаменитое восклицание Николай Гоголя: «Русь! Русь! (…) Что пророчит сей необъятный простор?» Николай Федоров отвечает на этот вопрос так: «Наш простор служит переходом к простору небесного пространства, этого нового поприща для великого подвига».

Бескрайние пространства рождают особый склад личности — безудержной, смелой, стремящейся к свершению, к превозможению себя.

Богатыри, религиозные подвижники, первопроходцы — открыватели дальних земель, — все они предтечи будущего вселенского свершения. И не только они, но и ушкуйники, беглые бунтари, активность которых бьет через край, но зачастую оборачивается разрушением, по мысли Николая Федорова, могут найти созидательное поприще в «великом подвиге», в общем деле.

Русскому сердцу необходимо всеобщее счастье, говорил Достоевский. Но чтобы принести идеал братства другим, нужно прежде всего самим воплотить его в жизнь, преобразить весь уклад общества и государства на началах «деятельной любви» и «всеслужения». Жаль, что мы редко вспоминаем слова писателя: «Исполните на себе сами, и все за вами пойдут».

И идеал всечеловечности, о котором писал Федор Достоевский, прямо отвечает пафосу русского космизма как философии планетарного человечества, для которой каждый народ неповторим, каждый вносит свой вклад в строительство ноосферы. И не только каждый народ, но и каждый человек на земле уникален, призван к полноте счастья и творчества и не может быть забыт, тем более втоптан в безвестную пыль в качестве материала истории.

А чем понимание космоса и несовершенства вселенной Николая Федорова и русских космистов отличается от понимания космоса у древних греков?

У древних греков прекрасному, гармоничному Космосу, в котором звучала музыка миров, — например, у Пифагора и пифагорейцев — противостоял Хаос, неупорядоченное, бесформенное докосмическое состояние.

Николай Федоров — философ христианской эры. А с христианской точки зрения Вселенная изначально сотворена Богом благой и совершенной, но после грехопадения весь ее строй исказился: в мир вошла смерть, в нем стали действовать силы распада.

И вот человек оказывается в ситуации выбора: он может продолжать жить в существующем мироздании, считая его состояние нормой, а может осознать себя орудием восстановления Божественной нормы творения, соратником Бога в деле «восстановления мира в то благолепие, каким он был до падения». Именно так мыслит Николай Федоров.

Человечество в этом смысле для космистов становится обитателем всех звездных миров?

Космизм — это не стремление убежать с Земли и вырваться в иные пространства.

Человек выступает здесь как космизатор бытия: он, по точному выражению Николая Умова, вносит в мир «стройность».

Константин Циолковский, который в юности проходил свои университеты самообразования в библиотеке Румянцевского музея под руководством Николая Федорова, вспоминал, как ему пришла мысль о возможности создать аппарат, который позволит преодолеть силу земного тяготения и выйти в небесные пространства.

Придумав такой аппарат, юноша ходил по ночной Москве, переполненный волнением и огромным счастьем. И хотя он довольно быстро понял, что центробежная сила, которую он хотел использовать в своем изобретении, тут не поможет, он навсегда запомнил тот душевный подъем.

Отдав всю свою жизнь решению проблемы движения человечества в космос, он утверждал, что дело не в средствах космического перемещения, а в мировоззрении человека, становящегося «гражданином Вселенной»: «Надо идти навстречу так называемой космической философии».

Как можно сформулировать главную идею «Философии общего дела» Николая Федорова?

Николай Федоров — один из главных представителей той линии русской мысли, в которой развивалась идея истории как «работы спасения». История — поле встречи Бога и человека, то поприще, на котором человеческий род призван реализовать благие способности, вложенные в него Творцом.

Московский Сократ ставит перед своими современниками — и перед нами — вопрос о выборе типа развития, о направлении всемирной истории.

На многих страницах «Философии общего дела» он разворачивает критику «истории как факта», суть которой — «взаимное истребление», расхищение природы, «вырождение и умирание» человека. И противопоставляет вектору всемирной истории, чреватому кризисами и катастрофами, образ истории, становящейся «осуществлением Благой вести».

Христианство в федоровском проекте — движущая сила истории, потому что оно одушевляет жизнь человечества воскресительным идеалом. Эксплуатирующий, паразитарный тип отношения к жизни сменяется регулятивным, требующим «внесения в природу воли и разума».

«Психофизиологическая регуляция» предполагает регенерацию изношенных и больных органов и тканей, блокировку процессов старения, борьбу с болезнями и смертью, просветление психики, гармонизацию душевной жизни.

Николай Федоров, иными словами, говорит о необходимости привести мир в идеальное состояние?

Да, он предвосхищает идею Владимира Вернадского об автотрофности, согласно которой в будущем человек сможет строить свои ткани подобно растению, не губя чужой жизни. Став существом, способным к бесконечному самовозобновлению, к обитанию в различных средах, человек, в представлении Федорова, выйдет к полноте творчества, осуществляя «бесконечную мысль в неограниченных средствах материи».

А вершиной регуляции, в которой сосредоточиваются все ее усилия, является воскрешение, возвращение к благому, преображенному бытию всех когда-либо живших.

Важно, что в этом процессе человек предстает как соратник Бога, а не как своевольный насильник природы, узурпатор его власти на земле.

Примером будущего регулятивного действия человечества, по Николаю Федорову, являет Христос: он исцеляет больных, воскрешает умерших, разделяет хлебы, укрощает бури и наконец воскресает сам. Богочеловек* реально работает с материей мира, восстанавливает то, что в порядке природы оказывается во власти хаоса и безобразия.

Чем идея «общего дела» отличается от идей европейских утопических социалистов, которые тоже хотели создать рай на земле?

Николай Федоров был убежден, что никакой совершенный строй, никакой вечный мир и рай на земле невозможны, пока в бытии царствует смерть, а значит, сохраняется глубинная причина дисгармонии как в человеческой психике, так и в жизни социума. «Пока человек не будет воскрешать, он будет убивать», — таков его вывод.

Не говоря уже о зыбком фундаменте, на котором воздвигается утопический строй: стихийные природные катаклизмы, во мгновение ока уносящие тысячи жизней, голод и болезни, космические угрозы…

Федор Достоевский, духовный собрат Николая Федорова, открывший для себя его идеи в конце жизни и положивший их в основу своего романа «Братья Карамазовы», не раз повторял: «Были бы братья — будет и братство».

Николай Федоров на вопрос о братстве дает короткий, но емкий ответ: «Тайна братства скрывается в отцах». Но он не имеет здесь в виду только отцов. Слово «отцы» он употребляет в библейском смысле, понимая под ним предков. Вселенское братство людей возможно для него лишь в «общем деле» — в воскресительной памяти об ушедших и в воскресительном действии.

Но как эти идеи могут реализоваться на практике?

Эта идея раскрывается во всей своей глубине, стоит лишь оглянуться и посмотреть вокруг себя, да хотя бы просто войти в социальные сети. Вот вам попадается в ленте пост человека, потерявшего кого-то из близких. И вы невольно откликаетесь сочувственным сердцем на эту утрату, хотя тот, кто рассказывает о своем горе, может быть совершенно незнаком вам.

Для Николая Федорова в переживании утраты и желании воскрешения — глубинная общность всех людей на земле, залог их будущего примирения и «общего дела».

Воскресительная работа в его философии начинается с памяти, с обращения к своим корням, к истории рода, к истории родного края.

И так далее — вглубь поколений — разматывается полотно человечества, на котором все явственнее проступает взаимопереплетенность жизней и судеб, соединяющихся в единую родственно-сердечную цепь. Полнота знания о предках оборачивается полнотой родства для потомков.

А каким Николай Федоров видит общественный идеал?

Образ идеального устройства человечества он видел в Пресвятой Троице. Недавно остро спорили, да и сейчас еще спорят о судьбе «Троицы» Андрея Рублева, скрещивают копья искусствоведы и богословы, градус страстей накален до предела. Но в этих спорах теряется главное — то, во имя чего написана «Троица» и к чему она нас призывает.

«Троица» была создана «в похвалу» преподобному Сергию Радонежскому. А этот святой в годы усобицы и розни воздвиг первый на Руси храм Триединому Богу, призывая «взиранием на Святую Троицу побеждать страх пред ненавистной раздельностью мира».

В этой модели утверждается уникальность каждой личности, но при этом оказывается, что во всей полноте личность может состояться лишь в братском, любовном союзе с другими.

Николай Федоров выдвигает идею обращения догмата в заповедь, подчеркивая, что истины веры должны стать правилом жизни.

Исповедовать веру нужно делами — взаимопомощи, любви, бескорыстного служения.

Как и древнерусский обычай строительства обыденных (однодневных) храмов, когда за один день люди, одушевленные стремлением принести жертву Богу, воздвигали храм и служили в нем литургию. Николай Федоров в 1890-е годы начал целое движение за собирание сведений об обыденных храмах, считая, что пример наших предков особенно важен для современности.

Славянофилы говорили о соборности как основе устройства Церкви и идеале человеческого общежития. Неслиянно-нераздельное, питаемое бесконечной любовью единство лиц Пресвятой Троицы — образец соборного социума.

В этой концепции есть место политике, или федоровское «общее дело» — это обращение к личному, внутреннему?

Образ Троицы, по Николаю Федорову, задает как раз этический вектор политике — и внутригосударственной, и международной.

Политический эгоизм, действующий в сфере международных отношений, — это недолжный, а главное — самоубийственный принцип. Человечество — единый организм, и его члены не могут ополчаться друг на друга без ущерба для общепланетарной судьбы.

Почувствовать грех междоусобицы — в этом, по Николаю Федорову, должно состоять изменение образа мыслей людей. И не только почувствовать, но и сделать все возможное для прекращения раздора внутри государств, где идет непрестанная борьба партий, течений, идеологий, а политически ангажированная журналистика только подогревает вражду.

Изменение образа мыслей должно произойти и в делах международных, где народы, забывшие свое родство и единство происхождения, ополчаются друг на друга в явных и скрытых войнах, употребляя дипломатию не для действительного замирения, а лишь для видимости мирных контактов, за которыми — эгоистическое соперничество, плохо скрытая рознь и стремление при возможности ущемить соседа по человечеству.

В чем Николай Федоров видит предпосылки для общепланетарного взаимодействия государств и наций?

Человечество во всем составе наций, народов, культур предстает в философии Николая Федорова как единая семья, восходящая к общему корню, но в ходе истории разошедшаяся по пространству земли и забывшая о своем родстве.

«Все должны быть познающими и всё — предметом знания и дела», — говорил Николай Федоров, намечая перспективы широкого сотрудничества стран и народов в деле исследования природы и решения глобальных проблем.

Причем эта работа требует сознательного и ответственного отношения к прошлому, отказа от манипуляции памятью, тем более — от политизации наследия.

Именно поэтому Николай Федоров был категорическим противником сноса памятников при смене политических режимов: он видел в этом процессе не акт свободы, а чистейшее выражение люмпенства и вандализма.

Николай Федоров даже проектировал международную библиотеку-музей, вмещающую все знания и наследие человечества. Эта мысль обретает свои реальные контуры с возникновением цифровых форм хранения информации и национальных электронных библиотек, которые могут стать основой создания всемирной электронной библиотеки, вместилища «памяти, общей для всех людей».

Но как все эти масштабные, глобалистские идеи сочетаются с патриотизмом Федорова?

Для Николая Федорова истинный патриотизм не имеет ничего общего с шовинизмом или национализмом. «Нынешняя наука понимает, по-видимому, патриотизм в смысле сепаратизма. Ей как будто неизвестно, что человечество есть также отечество», — писал он.

При этом Николай Федоров писал даже о таком современном явлении, как гонка вооружений, которая также препятствует достижению всечеловеческого братства…

Действительно, гонка вооружений — характерная примета нынешнего «небратского» состояния мира, взаимоистребительной, падшей истории. Еще в последней четверти XIX века Николай Федоров предвидел будущую битву, когда народы, оскалившиеся друг на друга, эгоистически преследующие каждый свой интерес, забывшие о своем родстве, об общих предках и о своем долге перед будущими поколениями, уничтожают друг друга при помощи новейших орудий.

Поэтому Николай Федоров приветствовал инициативу Российской империи, которая в августе 1898 года выступила с призывом к иностранными державам созвать конференцию о разоружении. Он увидел в ней первый шаг к умиротворению, к новому образу международных отношений. Но при этом подчеркивал, что речь должна идти не просто об ограничении численности войск и военной техники, не просто о «гуманизации» средств ведения войны.

И тогда те средства, которые накоплены в военной отрасли, все то богатство ума, знания, техники, технологий, которые используются для уничтожения себе подобных, начнут работать на благо, в мирных, созидательных целях.

Когда в 1891 году в Техасе во время военных учений был вызван дождь и выяснилось, что при помощи артиллерийских снарядов можно бороться с засухой, вызывающей неурожаи и голод, Николай Федоров воспринял это известие с огромным воодушевлением. В нем он увидел первый шаг к переориентации армии и военной техники с разрушения на созидание, с дела взаимного истребления на дело спасения жизни.

Так же высоко оценил мыслитель и первые случаи участия армейских подразделений в ликвидации последствий стихийных бедствий, о которых тогда писала российская пресса.

А еще нужно вспомнить проекты использования изначально военных технологий в мирном строительстве — что тоже близко учению «общего дела».

Возможно, идеи Николая Федорова в конечном счете повлияли на развитие советского космического проекта?

Надо понимать, что в первые послереволюционные годы многие писатели, поэты, философы, художники, принявшие революцию и оставшиеся в Советской России, видели задачи строительства нового мира гораздо шире, нежели это декларировалось на государственном уровне.

Революция была воспринята ими не только как социальный, но как бытийный переворот, выводящий к горизонтам вселенского развития.

Но при этом все они хорошо понимали, что идеал большевизма — дробный, осколочный идеал, что безрелигиозное строительство рая на земле изначально ущербно, что социализм, стремясь к созданию счастливого и справедливого строя жизни, не дерзает победить смерть. И стремились довести социалистический проект до целостного всечеловеческого идеала, расширяя его на основе идей Николая Федорова.

Эти качества в конечном итоге и обусловили тот мощный индустриальный, технический, творческий, научный рывок, который совершил в своем развитии СССР. Выход в космос — одно из масштабных проявлений этого рывка.

Значит, Николай Федоров, Сергей Королев и Юрий Гагарин стоят в одном ряду?

Символически — да. Интересно, что родоначальник русского космизма был потомком древнего княжеского рода Гагариных.

Он был из тех «богатырских характеров», которые, по мысли философа «общего дела», вскормлены «ширью русской земли» и которым открыты бескрайние пространства Вселенной.

Русский космизм — это не просто идея выхода в космос. Это новое миросозерцание, утверждающее космос как поприще, как общий дом, как мир, в который мы не только запускаем спутники и космические корабли, но который должны любовно возделывать.

Homo Sapiens становится Homo Cosmicus. Этот масштаб сознавали многие деятели российской космонавтики. Сергей Королев, безусловно, был человеком космистского мышления.

Получается, что русский космос — тоже детище философии космизма?

В предисловии к четвертому изданию своей работы «Исследование мировых пространств реактивными приборами» Константин Циолковский писал: «Сначала идет мысль, фантазия, сказка. За ней следует научный расчет, а затем исполнение венчает мысль». В космической эпопее России было именно так.

Развитие космических программ требует нового нравственного строя отношений, радикального обновления человечества, движения к тому, что Николай Федоров называл «совершеннолетием» человеческого рода, переосмысляя знаменитую категорию Иммануила Канта в духе Христовой заповеди: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный».

В таком случае Николая Федорова с его идеями регуляции можно назвать и предтечей современной зеленой повестки?

Николай Федоров действительно говорил об экологических проблемах тогда, когда и речи еще не шло об экологическом кризисе, подчеркивая, что «цивилизация эксплуатирующая, но не восстановляющая, не может иметь иного результата, кроме ускорения собственного конца». Идеал регуляции природы — это осуществление Божьей заповеди обладания землей. Хозяйствование человека в раю должно было быть гармоничным, не сопряженным с уничтожением природы, ответственным и любовным.

А Владимир Вернадский, говоря о роли разума в биосфере, подчеркивал экологическую составляющую его действия.

В чем актуальность русского космизм именно сейчас?

Современный мир находится в глобальном мировоззренческом и ценностном кризисе. При стремительном развитии научного знания, растущей технической мощи, совершенстве средств сообщения, при тех невероятных возможностях, которые открывает человечеству эра цифровых технологий, у землян, вступивших в третье тысячелетие, низкий смысловой и творческий потолок.

И России, и другим государствам необходимо искать объединяющую платформу развития, выработать созидательную версию будущего, основанную не на идее свертывания человечества, как в концепции «золотого миллиарда» или футурологии постгуманизма, а, напротив, на идее расширения его творческого действия в мире, на ноосферном мировоззрении, где человек является мыслящим авангардом Земли. Но не в плане гордыни и превозношения, а в смысле ответственности за свою земную колыбель и за Вселенную, благим деятелем которой он призван стать.

Готовность передать свои функции искусственному интеллекту, стать бессильным и безвольным придатком матрицы, развитие эвтаназийных тенденций в культуре и утверждение права личности на эвтаназию — все это отнюдь не безобидные вещи.

Николай Федоров и русский космизм противопоставляют смертобожническим нарративам современной цивилизации идеал восхождения: от человека разумного — к человеку бессмертному и воскрешающему, от атомарности и розни — к всемирному родству, от общества-матрицы — к обществу по образу и подобию Троицы, в которой, как пишет Николай Федоров, «нет причин смерти и заключаются все условия бессмертия».