Ровно 30 лет назад, 3 октября 1993 года, защитники Верховного Совета России, лидерами которых были Руслан Хасбулатов и Александр Руцкой, и сторонники президента Бориса Ельцина перешли к вооруженному противостоянию: в Москве раздались выстрелы. Демонстранты захватили столичную мэрию и пытались штурмовать «Останкино». В ответ лояльный Ельцину спецназ МВД открыл огонь на поражение. На следующее утро Белый дом расстреляли из танков, а лидеров обороны парламента арестовали. Так завершилась схватка двух политических группировок за власть, в которой было очень много личного. «Лента.ру» — о «маленькой гражданской войне» правительства и парламента России, в которую оказались втянуты тысячи простых людей.
В спустившейся на Москву октябрьской мгле раздались выстрелы. Опешившие журналисты, собравшиеся в «Останкино» для наблюдения за разборкой сторонников парламента и правительственных сил, укрылись за бетонными клумбами. Стрельба трассирующими пулями — ее вели бойцы спецназа «Витязь» — продолжалась долго. Репортеры умоляли военнослужащих прекратить огонь и дать им шанс покинуть зону поражения. Кто-то из «Витязя» вроде бы дал своим такую команду. Но стоило американскому фотокору Отто Полу подняться из-за клумбы, как пуля попала ему в живот. Как считает историк Александр Островский, составивший подробную хронологию событий, бойцы «Витязя» не позволяли никому подобраться к раненому, стреляя в каждого, кто пытался ему помочь.
Тем временем 26-летний юрист из США Терри Данкен носился между пулями и вытаскивал раненых из-под огня. Хотел он помочь и своему соотечественнику, разговаривал с ним и подбадривал, чтобы Отто не потерял сознание. Внезапно у всех на глазах Данкен замолк. Выпущенная кем-то из автоматчиков пуля оборвала жизнь молодого человека, который очень хотел жить и работать в новой России, открыл здесь юридическую консультацию, а в тот день зачем-то пришел к телецентру. Он стал одной из множества случайных целей для стрелков.
Эскалация тлевшего с конца 1992 года конституционного кризиса пришлась на 21 сентября 1993-го, когда президент Борис Ельцин подписал Указ №1400, прекращавший деятельность Верховного Совета и Съезда народных депутатов — высшего органа государственной власти в стране. Председатель парламента Руслан Хасбулатов назвал происходящее антиконституционным переворотом. Москва раскололась из-за противостояния двух политических группировок, которые имели разные взгляды на проведение экономических реформ.
В ночь на 22 сентября Верховный Совет на экстренном заседании прекратил полномочия президента Ельцина и передал их вице-президенту Александру Руцкому. Первым же своим распоряжением он отменил Указ №1400 как антиконституционный, произвел перестановки силовых министров и руководителей основных каналов. Однако ведомства не подчинились назначенцам парламента.
По признанию одного из организаторов Демократической партии Леонида Подольского, в 1993-м он больше сочувствовал Ельцину, хотя и не очень его любил. На стороне президента была большая часть прессы и телевидение. А вице-премьера Егора Гайдара представляли на ТВ как великого реформатора, которому нет альтернативы. Верховный Совет же выглядел на экране «реакционным и крикливым», констатирует собеседник «Ленты.ру». На его заседаниях постоянно ругали правительство, но не выдвигали никаких конструктивных предложений. Парламент в основном сосредоточился на критике, его представляли как плохо управляемую разнородную вольницу, с которой невозможно работать.
«И Хасбулатов, и Руцкой, и Ельцин в 1991 году были нашими героями, — вспоминает в разговоре с «Лентой.ру» научный сотрудник ИМЭМО РАН, журналист Александр Братерский. — Может, Руслан Имранович в меньшей степени, все-таки он несколько теневая фигура. Помню, мы прикалывались над его очень интересной манерой вести съезды: "Владимир Вольфович, попейте водички!" Зато Руцкой был очень популярен, в 1991-м толпа кричала не только "Ельцин!", но и "Руцкой!". В 1993-м меня испугало появление [генерала Альберта] Макашова, [националиста Александра] Баркашова, которые были мне неприятны. Наличие этих людей на многое повлияло».
Ельцина и Хасбулатова одолевала личная взаимная неприязнь. Вокруг конфликта недавних соратников и лидеров демократического движения ходило много слухов. Если верить главе президентской охраны Александру Коржакову, однажды в бане, разгоряченные спиртным, они чуть не подрались.
Подольский дает главным героям 1993 года такую характеристику: Ельцин — человек энергичный и деятельный, но в то же время ограниченный и малокомпетентный; Хасбулатов — более грамотный, из научного мира, разбирался в экономике и мог лучше оценивать ситуацию. По мнению писателя, еще в советское время председатель Верховного Совета РСФСР Ельцин предпочитал «разъезжать по стране, подписывать на коленке указы», доверяя проведение заседаний своему заместителю Хасбулатову.
Руцкого же писатель считает случайной фигурой, которую никто не воспринимал всерьез, человеком без твердых убеждений, но с большими амбициями. По мнению Подольского, в 1991 году Ельцин взял Руцкого с собой на выборы в качестве вице-президента, поскольку не видел в нем конкурента, который способен его «подсидеть».
В конце сентября — начале октября 1993-го в Москве почти ежедневно проходили митинги в поддержку Верховного Совета и Ельцина. В Белом доме между тем готовились к возможному штурму — и были полны решимости его отразить. Хасбулатов и Руцкой периодически выступали с балкона здания, поддерживая боевой дух остававшихся снаружи соратников обещанием «стоять до конца».
Журналисту Братерскому в то время было 18, он не отделял журналистику от политического активизма и освещал события у Белого дома для одного из новостных агентств и молодежной газеты. Особенно впечатлили его пребывавшие в эйфории люди лидера «Трудовой России» Виктора Анпилова.
«Я был на "Баррикадной", видел следы от пуль и идущие танки, — говорит он. — Я бегал по таксофонам и звонил в свое агентство, чтобы доложить информацию с места событий: "Тут попытка прорыва баррикад, там шагают под такими-то лозунгами..." Больше всего отложилось в памяти побоище на Смоленской, где я находился в самом эпицентре. Я бегал [между людьми] и все записывал в блокнотик. Какой-то мужик отловил меня, толкнул и говорит: "Твоя газета пишет про мочу!" А там действительно публиковали статьи доктора, который лечил уринотерапией».
В это время в здании Верховного Совета то появлялся, то пропадал свет. Депутаты работали в зале заседаний при свечах, почти никто не ушел домой. Остался в Белом доме и член парламентского комитета по науке и образованию Анатолий Бароненко.
Даже во время осады депутаты не прекращали проводить заседания. В разгар противостояния Бароненко предложил коллегам денонсировать Беловежские соглашения, подписанные 8 декабря 1991 года лидерами РСФСР, Украины и Белоруссии и прекращавшие существование СССР.
«Пока Белый дом не окружили, все время проходили митинги, — вспоминает Бароненко. — На одном из них я сказал собравшейся внизу толпе защитников, что предлагаю [депутатам] объявить Беловежские соглашения исторической ошибкой. "Наш депутатский корпус уходит в историю, — сказал я. — Скорее всего, мы потерпим поражение. Но мы должны уйти чистыми перед историей и перед нашим народом". Передо мной выступал [Владислав] Ачалов, возведенный в ранг министра обороны, и сказал, что правительственные войска приближаются к Белому дому. Если они подойдут к баррикадам еще на метр, добавил он, мы откроем огонь. Из президиума мне ответили, что, мол, "сейчас не время" [денонсировать соглашения]. А другого времени и не было».
Несмотря на уверения социологов в том, что Ельцину лояльны 80 процентов населения, на призыв пресс-секретаря президента Вячеслава Костикова «поддержать законную власть» (вечером с таким же воззванием выступит Гайдар) откликнулись лишь около 15 тысяч человек. Сторонников парламента на улицах Москвы оказалось намного больше.
Враждующие стороны боролись за симпатии людей и долго не решались сделать первый выстрел. К тому же патриарх Алексий II обещал наложить анафему на того, кто прольет кровь. На взгляд писателя, ошибкой сторонников Верховного Совета стал рейд от Белого дома в «Останкино» с целью добиться выхода в эфир для своих лидеров.
«Это был совершенно дурацкий маневр, — продолжает он. — Ошибка Макашова, который оказался плохим полководцем и никудышным стратегом. Он повел людей в "Останкино" и тем самым снял охрану Белого дома. Кстати, лет через десять Хасбулатов одумался и [в одной из своих книг] отмежевался от этого рейда».
Макашов вспоминал, что Руцкой приказывал ему «развивать успех, взять Кремль, "Останкино"». Однако сам генерал, учитывая соотношение сил и количество оружия, якобы понимал, что сделать это практически нереально.
Журналист Братерский тоже поехал в тот день в «Останкино» и прибыл туда незадолго до начала стрельбы.
«Очень хорошо помню, как туда двигалась колонна машин [с демонстрантами], — говорит он. — В "тот самый" момент я укрылся в переходе, были крики и стрельба. Честно говоря, это было ужасно. Сейчас я понимаю, что рисковал жизнью. Но тогда мне это было [все равно]. Когда ты молодой, тебе все кажется не страшным, отрезвление приходит позже».
Сторонники Верховного Совета устроили у стен «Останкино» митинг, но руководство телецентра наотрез отказалось от переговоров. Генерал Макашов обратился к находившимся внутри военнослужащим через мегафон, потребовал сложить оружие и покинуть здание. В эти минуты в телецентре, как утверждалось позднее, прогремел взрыв: сохранивший верность правительству отряд специального назначения «Витязь» потерял 19-летнего бойца Николая Ситникова.
Сразу после взрыва бойцы «Витязя» открыли по собравшимся у телецентра огонь из автоматов. Люди генерала Макашова успели укрыться за стенами здания, поэтому пули в основном поразили рядовых демонстрантов, зевак и журналистов. Этот эпизод привел к самому массовому кровопролитию за все дни конфликта. В числе тех, кому не повезло тем вечером, было много репортеров.
Бойцы Макашова открыли ответный огонь. Пробить ворота телецентра грузовиком, как в мэрии, не получилось. Белодомовцы все-таки проникли в «Останкино» небольшими группами, однако запал штурма ослабевал и постепенно сошел на нет, тем более что на помощь блокированным силовикам спешили все новые подкрепления. Вскоре численное превосходство в бойцах было уже на стороне Ельцина. Генерал Макашов признал неудачу и приказал своим отступать:
Инициатива перешла к правительству. По ТВ с призывом к москвичам немедленно выходить на улицы выступил Гайдар. Вице-премьер назвал противоположную сторону бандитами и заявил, будто в бою у «Останкино» они «применяют гранатометы, тяжелые пулеметы, пытаются захватить узлы связи, средства массовой информации, добиться силового установления контроля в городе». Из его выступления люди узнали, что противники президента готовы «пролить реки крови», чтобы реставрировать старый тоталитарный режим и «снова отнять у нас свободу».
В результате к зданию Моссовета, где теперь квартирует мэрия, потянулись сотни людей. Тверская улица ощетинилась баррикадами.
«Какой-то старик пытался увещевать, что вот, мол, Ельцин расстреливает людей, — вспоминает Братерский. — Не скажу, что мы любили Ельцина, но еще больше не любили всяких коммуняк. Хотя, как ни странно, у меня было много приятелей левых взглядов. По сути, мы жили в эклектике из разных идеологий и сами не знали, чего мы хотим. Моя американская приятельница потом написала статью об этих событиях: "Нет будущего для "Поколения Нет"».
Разборки на улицах Москвы в тот день могли наблюдать даже совершенно случайные люди, которые просто вышли на прогулку в выходной или спешили по делам. Предприниматель Дмитрий Польняков выбрался в центр столицы с женой и пятилетним ребенком — хотели хорошо провести время.
«Помню длиннющую очередь в булочную на Садовом кольце, — поделился он с «Лентой.ру». — В общем, ничто не предвещало… На Арбате мы сели в кафешку, выходим — бухает. Нормальные люди в этой ситуации должны бежать в сторону метро, но мы — ненормальные — пошли смотреть. На Крымском мосту милиция метала [в демонстрантов] газовые гранаты. Озверевшая толпа прорвалась и ринулась по Садовому. Удивительный контраст: еще час назад здесь все было мирно и спокойно, а теперь виднелись явные признаки погрома. На асфальте в большом количестве валялись разбитые стекла, были пятна крови. Самое смешное, что очередь в булочную как стояла, так и осталась стоять».
По словам Польнякова, в октябре 1993-го «все еще прекрасно помнили пустые прилавки и синих куриц», поэтому не хотели возвращения к власти коммунистов.
«Вечером Гайдар звал [москвичей поддержать правительство и выйти] на улицу, — добавил собеседник «Ленты.ру». — Но я посчитал, что отстоял свое в 1991 году, и поэтому не пошел к мэрии. Конечно, надо было подняться и идти. Но, видимо, уже появилось понимание, что справятся и без меня».
Откликнуться на призыв Гайдара хотел и начинающий журналист Братерский. Впрочем, он не сломил сопротивление собственной бабушки, которая решительно встала в дверях.
Наутро наступила трагическая развязка.
Те, кто выступал в 1993 году на стороне Ельцина, по-прежнему утверждают, что танки били по зданию болванками. При этом следователь Генпрокуратуры Леонид Прошкин не раз заявлял: болванок было немного, в основном стреляли боевыми снарядами.
Экс-депутат Бароненко не исключает, что стрельба именно по верхним этажам Белого дома могла быть связана с одной более давней историей.
«Как-то мы в Верховном Совете обратились в американскую детективную фирму, чтобы найти [в банках США] деньги КПСС, — поведал он. — После долгого молчания фирма наконец ответила: мы все проверили, денег нигде нет. Думаю, лидеры КПСС не верили в скорое падение режима и попросту не успели ничего перечислить. При этом [детективы] обнаружили, что в банках хранится много денег окружения Ельцина, так называемой Семьи. По моим сведениям, эти документы хранились на 13-м этаже Белого дома, где был архив. Поэтому танки били зажигательными снарядами в окна и долго не пускали пожарных. Гарантировать, что эти сведения верны, я не могу».
Среди пострадавших в Москве было много молодежи, которую привели в эпицентр событий любопытство и авантюризм. Случайная пуля поразила американца Данкена, который в критический момент выносил пострадавших из зоны обстрела.
Москвич Алексей Дмитриев вспоминает, что на него произвели впечатления слова не кого-то из политиков, представлявших лагерь Ельцина, а актрисы Лии Ахеджаковой: с экрана ТВ она «приглашала демократически настроенных граждан принять участие в защите Моссовета, который стал опорной точкой для демократов». Собеседник «Ленты.ру» хотел откликнуться на призыв, но его остановила жена. Он по-прежнему крайне негативно настроен по отношению к сторонникам Верховного Совета, считая, что «их отвадили от кормушки и они подняли голос».
«Это были вооруженные мятежники, путчисты, красно-коричневые, — убежден Дмитриев. — Люди, которые недовольны тем, что повысились цены, перестала капать зарплата, надо каким-то образом приспосабливаться. Макашовы-Баркашовы-Ачаловы — собирательный образ людей, которые поняли, что можно легко управлять массами. Но у них не было телевизора, а только мегафоны. Вот если бы им удалось захватить "Останкино" и вещать оттуда...»
Первокурсника Финансовой академии Сергея Скипидарова, вероятно, уберегла от проблем страсть к футболу. 3 октября 1993-го он остался дома смотреть матч сезона: московский «Спартак» встречался в Волгограде со своим главным преследователем «Ротором».
Утром 5 октября все стихло, и студенты отправились на занятия. Однако Сергей немного припозднился и, поскольку строгая преподавательница не пускала опоздавших в аудиторию, решил вместе с однокурсником поехать к Белому дому.
«На "Баррикадной" — толпы милиции с автоматами, — вспоминает Скипидаров. — Нас пытались завернуть, но мы соврали, что живем неподалеку. Было теплое солнечное утро, и местные жители выгуливали собачек. Песики с любопытством обнюхивали тела, лежавшие на асфальте».
Тел было четыре или пять — все мужики: кто-то в камуфляже, кто-то по гражданке, кого-то успели накрыть чем-то вроде плаща. Тут же слонялись зеваки вроде Скипидарова.
Вооруженных людей в те дни можно было наблюдать по всей столице, в том числе далеко от основных точек противостояния. Например, спортивный болельщик Евгений Трушин вечером 4 октября приехал в «Сокольники» на хоккейный матч «Спартак» — «Химик» и уже на выходе из метро был остановлен автоматчиками: « Ты что, ***** [офигел]? Какой хоккей? Иди домой!» Игра действительно в тот вечер не состоялась.
Дмитриев же после развязки пытался держаться подальше от районов Москвы, где произошла бойня.
«Когда ты проезжаешь мимо аварии, тебе хочется отвести взгляд, — заключает он. — Смотреть на тела, на кровь — это выше человеческих сил. Может, кому-то и нравится, но не мне. Оглядываясь назад, готов констатировать, что это мрачная страница истории нашей страны».
Демократ Подольский считает официальные цифры о потерях сильно заниженными. В своем предположении он ссылается на главу администрации президента Сергея Филатова, который где-то писал, что Ельцин якобы приказал ему обнародовать заведомо неточные данные. По версии оппозиции, те роковые дни могли стоить 1200-1300 жизней. Бароненко склоняется к числу 900.
При этом настоящих цифр, возможно, не знает никто. Тела вывозили и сжигали в разных крематориях, закапывали в тайных захоронениях.
«[Организаторы мемориала памяти] утверждают, что после захвата Белого дома депутатов отделили, а простых людей выводили на стадион "Красная Пресня" и там же расстреливали у стены, — говорит Подольский. — Якобы расстреляли 300 человек. Насколько это соответствует истине, судить не берусь. Мне кажется, что здесь большое преувеличение, но очевидно, что под раздачу попало много случайных людей».
Он полагает, что переворот мог быть оправдан, если бы после разгона парламента Ельцин сумел обеспечить проведение «справедливых, разумных и успешных реформ» и создал бы демократические институты. Но он этого не сделал.
Историк Бароненко, в свою очередь, убежден, что шанс на победу у Верховного Совета России был только в случае мощного сопротивления — при наличии организованных вооруженных сил, на которые мог бы опереться парламент. Но такой сценарий оказался для лидеров Белого дома неприемлемым.
«Или у Хасбулатова не было другого выхода, или он наивно верил в то, что право в какой-то мере возобладало, — говорит участник событий. — Он все время твердил депутатам: имейте в виду, что на нашей стороне закон и только закон. Но силе может быть противопоставлена только сила, это опыт истории. Шанс у Верховного Совета был только в том случае, если бы он нейтрализовал те придворные дивизии, которые задобрил и деньгами, и званиями Ельцин. А надеяться только на правовую систему — это в политике пустое дело».
На взгляд журналиста Братерского, в Верховном Совете заседало «очень много интереснейших людей, интеллектуалов». Он считает стечением обстоятельств тот факт, что ни один из депутатов серьезно не пострадал, а в качестве подтверждения серьезности их намерений приводит слова первого генпрокурора России Валентина Степанкова: эти люди были готовы пожертвовать собой.
После «черного октября» Белый дом пережил масштабную реконструкцию и распахнул свои двери для правительства России. Его верный спутник Горбатый мост видел отчаяние обманутых вкладчиков и гнев шахтеров, которые стучали по нему касками, пугая чиновников, смотревших на свой народ украдкой из-за плотных штор роскошных кабинетов.
Те, кто родился в дни октябрьского противостояния 1993 года, давно стали взрослыми мужчинами и женщинами, обзавелись семьями, а кое-кто успел сделать успешную карьеру. О том, по какому пути пошла бы Россия, если бы победил Верховный Совет, никто из них всерьез не задумывается.
Рядом с Белым домом — благоустроенный парк, где резвятся дети и отдыхают на лавочках взрослые. На месте и стадион «Красная Пресня». 30 лет назад здесь проводили матчи высшей лиги, теперь гоняют мяч любители. Кто-то из них, вполне вероятно, приходит на тренировки прямо из Белого дома.
Возле стадионного забора на Дружинниковской улице в тени деревьев притаился мемориал памяти защитников Белого дома. По периметру на древках вздымаются флаги — андреевский, советский и имперский. По всему видно, они прошли испытание временем. Мемориал охраняют два мужичка преклонного возраста. Один из них — ему почти 80 — предлагает листовку.
«В 1994 году я был помощником депутата Думы... Очень серьезный текст, — говорит он. — Перечеркивает всю сегодняшнюю внутреннюю и внешнюю паранойю. Параллели с 1993 годом — чудовищные».
Второй дедок энергично перекрашивает ограду монумента из красного цвета в черный. Корреспондент «Ленты.ру» интересуется, зачем он это делает.
«Потому что траур», — резко отвечает он.