Сотни россиянок едут к линии соприкосновения в зоне СВО, чтобы увидеть своих мобилизованных мужей и сыновей. Они преодолевают тысячи километров и за огромные деньги снимают жилье неподалеку от фронта, в разбомбленных городах и деревнях, чтобы хоть несколько дней провести с родными, если их отпустят командиры. Что происходит во время таких коротких свиданий, какими стали их мужья и что чувствуют те, к кому никто не приедет, — в материале «Ленты.ру».
Татьяна:
Мой муж доброволец, служит по контракту. 23 января он уехал из дома, а в зону боевых действий они попали через месяц после этого. С конца февраля по апрель у них не было никакой помощи, только то, что предоставило Минобороны. Этого недостаточно — было холодно, а им выдали тонкое и не особо качественное белье. Я обращалась в администрацию, нам прикрепили куратора для сопровождения семьи. Мне говорили, что на помощь стоит очередь и нас могут поставить семнадцатыми. Куда бы я ни обращалась, везде был отказ.
Я поняла, что если я не помогу мужу, то ему не поможет никто. У многих его сослуживцев нет семьи, только пожилые родители. Супруг работает на бронированной машине, укрывных тканей для окопов не было. На 20 человек выдали две саперные лопатки. В общем, множество разных вопросов, которые нужно было решать.
Я сказала мужу, что могу приехать. Хотя я новичок, только сдала экзамены на водительские права, и ехать туда на машине из города, в котором я проживаю, 1200 километров, но выбора нет: если я не поеду, то никто не поедет. Супруг там приболел, нужно было привезти лекарства.
Конечно, супруг отказывался и отнекивался, но это безобразие, когда людям нужно думать о работе, а у них мысли о том, как приготовить еду и когда привезут воду!
26 апреля я поехала туда в первый раз. Около 250 километров я ехала по ДНР и ЛНР, там дорога была плохая на тот момент. Ямы по колено, разбита вся. Но хочу заметить, что когда я поехала в четвертый раз, из 250 километров 150 были выложены новым асфальтом.
В один из моих визитов мужа вызвали в три часа ночи на позицию, так как было наступление. Был комендантский час, но делать нечего — нужно было добраться до места. Мы находились от него в 25 километрах.
Обратно я поехала одна. Три часа ночи — по идее, передвигаться нельзя. Но начался сильный обстрел, и мне пришлось ехать, там невозможно было оставаться. После того раза я думала, что больше не поеду. Конечно, я девушка храбрая, помогаю супругу и его сослуживцам, но у нас трое детей, и оставить их без матери просто нельзя. Тогда было много разных мыслей. У супруга хотя бы какое-то оружие, а у меня ничего.
Я приехала домой, успокоилась. Мужу рассказываю, он смеется. Они там живут в такой обстановке каждый день, уже привыкли.
Он редко выходит на связь, и в те редкие моменты, что мы разговариваем, я часто слышу стрельбу. Он говорит, что стреляют на соседнем поле, метров 400. Я ему кричу, чтобы бежал в укрытие, а он лишь отвечает, что стреляют круглые сутки.
Я осознаю, что если я не привезу зимние вещи, то ребята заболеют.
Дочери от первого брака 12 лет, остальные дети маленькие. Все просятся к папе, но они не проедут такое расстояние, и это опасно.
Для меня вся эта ситуация очень тяжелая. Когда я ехала туда, то видела пункты пропуска. Там стояли наши военные, ехали машины. Я крестила этих ребят, а по щекам катились слезы. Мне их очень жалко.
Не понимаю я и местных, которые там остались, потому что мне трудно представить, как моя семья жила бы в такой обстановке, под обстрелами. Я понимаю, что они прожили там всю жизнь, но это же просто русская рулетка! На пограничной зоне очень удивились, что я еду к мужу одна. Посмотрели документы и воскликнули: «Вы что, одна из Орла едете?!» Ну да, еду одна, потому что все двери помощи для наших ребят оказались закрыты.
Некоторые жены военных получают денежное довольствие, им этого достаточно. Участвовать в сборах они не особо хотят, поэтому я бегаю по городу почти с протянутой рукой. Мне скрывать нечего, я ни в коем случае не наживаюсь. Летом ребята были без воды, и я из Орла везла баклажки — набирала воду, возила несколько раз. Я понимала, куда я приезжала в первый раз. Это была освобожденная украинская деревня. Там нужно быть очень внимательным, потому что не все люди, которые приняли российское гражданство, очень любят нашу Родину. Нужно стараться особо ни с кем не общаться.
Супруг мой там выглядел по-другому. Сами понимаете, что они не принимают ежедневно ванну и не ходят в баню. Он был небритый, уставший. Я приехала на три дня. Первые сутки он просто спал, не вставая с кровати, как после болезни. Он командир, в его подчинении люди, и он безумно устал. Но он знает, что не поступил бы иначе, несмотря на то, что у нас трое детей. Чувствует ответственность за других ребят. Его ведь сначала в октябре мобилизовали, а у нас родился третий ребенок — и ему дали отсрочку. Но так как пошли все его друзья, он не мог больше находиться дома и понимал, что нужен там. Он служил на срочке в Подмосковье, ему служба нравилась, он парень непьющий.
Многое стараюсь приготовить дома. Делаем борщи, закатываем их, делаем сухие супы, помогают в этом волонтеры. Это все везу из дома. По ситуации иногда готовлю и там, но там часто нет воды. Ее включают в сутки на час, с шести до семи вечера. Не знаю, как сейчас, говорят, что ситуация налаживается. Ребята тоже не знают, потому что они в поле, у них только подвоз воды.
Съемные квартиры часто плохие, выглядят так, как мы жили в 90-х годах: деревянные рамы, старое жилье. Мы столкнулись с обманом. Я пыталась арендовать квартиру, разговаривала с мужчиной, перевела ему предоплату за первые сутки — 1500 рублей. Мы приехали в город, я забрала мужа, но этот человек больше трубку не взял. Я нашла его в Telegram через местную группу города, написала об этом, и многие люди написали мне, что тоже стали жертвами этого мошенника. В тот день мы хотели поехать в полицию, но это все очень долго. Я столько там не остаюсь, и тратить время на разбирательства мне не хотелось, и эту тему мы закрыли.
После того как я съездила, стала возвращаться каждые полтора месяца. Другие военные тоже были очень рады меня видеть, я привозила письма от детей. По каким-то обстоятельствам эти мужчины часто совсем одни. Жены развелись с ними по какой-то причине, в обычной жизни они мало зарабатывали, кто-то выпивал.
Я обнимаю всех ребят, хотя муж у меня и ревнивый — никому не подойти. Но я им говорю: «Держитесь, я буду вам помогать». После первой поездки у меня какое-то время была психологическая травма, потому что я сажусь есть и понимаю, что муж не ел или поел один раз в день.
Из нашего подразделения ни одна жена со мной не ездит, никто не просился. Одна женщина передала три блока сигарет мужу, сказала, что администрация возила какие-то вещи в октябре, а на дворе был конец мая. Они боятся, все продолжают жить дальше. На встрече у главы района был какой-то военнослужащий, который вместе со своей семьей в качестве беженца приехал в Орел и получил российское гражданство. Он снова ушел на боевые действия, а когда приехал в отпуск, оказалось, что его жена уже живет с другим мужчиной. Ждать и терпеть — это очень большой труд.
Когда мой муж приехал в отпуск, мы повенчались. Женаты мы уже с 2020 года. Я ему сказала, что даже если он будет ранен, если ему оторвет руку или ногу, я все равно буду с ним. Раньше венчание было важно только для меня, в нынешней обстановке это важно для него. Все равно он переживает, что я нахожусь далеко, вдруг я с кем-то познакомлюсь. Он знает, что я верующий человек, и для него венчание — дополнительное подтверждение. Все-таки в церкви я смогу его вымолить как-то и хотя бы уберечь его молитвой. Конечно, я понимаю, что молитва матери в жизни самая сильная, но вот так уж получилось, что только я в церковь хожу.
Ирина:
Я из Иркутской области. Мужа забрали на СВО в сентябре 2022 года. А 13 апреля я уже вылетела к нему. Не смогла жить далеко от него. Просто собралась и поехала. Добиралась из Иркутска до Москвы на самолете. Это пять с половиной часов. Потом из аэропорта на такси до автостанции Новоясеневская. Оттуда идет автобус до Донецка, в пути — 22-23 часа.
Муж, конечно, был против моего приезда. Но я настояла на своем. Почти полгода уже здесь. Я заранее искала жилье в Донецке через интернет. Квартиры сдаются от 4 до 30 тысяч в месяц, в зависимости от района и состояния жилья.
С мужем видимся два раза в месяц, когда бывает ротация. Но главное — рядом. Я хотела устроиться на работу в Донецке, но муж не разрешил, так что сижу дома.
Насчет опасности ничего сказать не могу. Надо понимать, что в прифронтовом городе абсолютно безопасных мест быть не может. Там, где я нахожусь, периодически бывают прилеты. Но чаще всего срабатывает система ПВО. Для меня это уже стало привычно и не страшно.
Люди здесь доброжелательные. А по поводу цен на продукты — особой разницы не заметила по сравнению с ценами в Иркутской области.
Наталья:
Моего мужа мобилизовали, с 23 сентября прошлого года он находится там. Я приняла решение ехать к нему почти сразу же, потому что мы живем почти на границе, 200 километров от ДНР. Ездила я очень много раз к нему, ехать часа два. Добираюсь обычно на автобусе или знакомые возят. Супруг от поездок не отговаривал — наоборот, сам предложил поехать.
Наверное, тогда меня ничего там не поразило. Те, кто живет далеко, на Севере или в Москве, обычно удивляются. А мы видим войну с 2014 года. У нас дача недалеко от границы с Украиной. Здесь постоянно летают вертолеты, к нам в город прилетали ракеты. Мы слышим, как работает ПВО, техника проходит через город.
Когда поехала, то ничего не боялась. Только очень соскучилась по мужу, хотелось увидеться побыстрее. Будет возможность, поеду еще через выходные. Когда в первый раз встретились с мужем, очень друг другу обрадовались! Мы долго не виделись, последняя встреча была полгода назад.
Я ничего не возила мужу, мы сняли квартиру, там я готовила то, что он хотел. Ехать мне было недалеко, я замораживала дома мясо, привозила и готовила кролика, котлеты. Мы же вдвоем, много не надо. Ходили там гулять в парк, в кафе. А так — у них есть возможность выезжать в город, и они все в принципе покупают себе сами продукты, ходят в кафе. Многие в группах пишут, что мужикам нечего есть, но это скорее о тех, кто сидит в окопах и лесах.
Кто-то дал мне номер телефона по аренде жилья, я ничего не переводила заранее, заплатили по факту. Правда, квартиры все прокуренные, мужчины, скорее всего, снимают. Приходилось убираться во всех съемных квартирах, покупать моющие и чистящие средства, мыть всю посуду. А цены — как и у нас. У нас тоже цены сразу поднялись в два раза, как только жители ДНР и ЛНР поехали к нам. Люди хотят заработать, понятное дело, что у военных есть возможность снимать квартиры за любые деньги.
Муж ничего не рассказывал о том, что происходит. Он в Чечне воевал, теперь — здесь. Он войну видел уже.
Ольга:
Любимого мужа забрали в конце сентября 2022 года. После Нового года — за ленточкой. Первые месяцы, когда их отправили в зону СВО, на связь выходил буквально раз в неделю и всего на несколько минут. Слышимость была никакая, успевал только сказать: «Живой. Скучаю. Люблю». Был период, когда четыре недели не было ни одного звонка. Я тогда телефон не выпускала из рук буквально ни на секунду. Каждый день просыпалась с надеждой: может, сегодня позвонит? Но телефон молчал и молчал. До сих пор помню этот ад. Это просто нельзя описать словами.
В общем, тоска страшная. Муж звонит — хочется плакать, а нельзя, нужно быть сильной, поддерживать его. Днем плакать тоже нельзя — надо дочку поддерживать. По ночам реву. Подсунули психолога, да только на фиг он мне нужен. Проблем и дел от этого психолога меньше не стало. Вздохнешь — да опять все тащишь на себе. Устала, сил нет.
А в последнее время мне стали часто попадаться на сайтах сообщения девочек, которые к своим мужьям ездят регулярно. И тоже появилась мысль: а почему бы и мне не рвануть? С мужем к тому времени связь более-менее установилась. Он сначала ни в какую, но потом был вынужден смириться с неизбежным.
Друзья и знакомые, услышав, куда я собралась, пальцем у виска крутили, говорили, что с ума сошла. Но знаете, те, кого мобилизация и СВО лично не коснулись, вряд ли могут нас понять. Они не знают, каково это — жить ежедневно в страхе, жить от звонка до звонка, думать — ел ли он сегодня, пил ли, где и как спит.
Нашей дочери десять лет, она поддержала меня, одобрила идею съездить к отцу. Папе подарок сделала — нарисовала наш семейный портрет, где мы все вместе, рядом. Дочь оставила с бабушкой.
Технически поехать на СВО достаточно просто. Мои знакомые почему-то были уверены, что требуется специальное разрешение, пропуск через пограничный пункт. Ничего подобного. Самое главное — муж должен согласовать с командиром увольнительную. Его отпустили на четыре дня. Когда дату подтвердили, я в тот же день выехала. Но отдавала себе отчет, что надо быть готовой ко всему: увольнительная может накрыться, все же там не дискотека, а ***** [спецоперация].
Жен, конечно, в расположение части никто не пускает. Свидание — в ближайшем селе или городе, в безопасном месте. На поезде добиралась ночь до Ростова, оттуда — автобусом и такси в Луганскую область.
Не буду говорить название населенного пункта. Не хочу показаться параноиком, но многие не рекомендуют этого делать. А тем более писать в соцсетях или по телефону рассказывать. Зачем врагу знать, где русская женщина встречается со своими военными родственниками? Вдруг потом дрон прилетит туда, где сдают квартиры.
В самом поселке все спокойно, кстати. Люди живут обычной жизнью, как будто ничего и не происходит рядом. Все достаточно приветливые, хотя я боялась, что будет не так. Муж сам нашел квартиру через местных жителей. В магазине подсказали. Все довольно чисто и мило. Посуда была необходимая, бытовая техника. С горячей водой — проблемы, но был бойлер.
Несколько дней пролетели как один час, незаметно. Я даже и не знаю, что мы делали. Смотрели видео, гуляли, разговаривали и разговаривали. Сутки он практически проспал.
От встречи с мужем эмоции, конечно, через край. Рыдали оба, когда назад надо было. О том, что я там была, не пожалела. Муж устал очень. Когда созванивались, это по голосу чувствовалось. Да и все они там устали. А уставший солдат — это не солдат. Главная цель моей поездки — поддержать его, показать, что он не один, что мы с дочкой очень ждем и очень любим. Когда уезжала, чувствовала, что он прямо загорелся, воспрял духом. Это важно для меня. Если будет возможность — обязательно поеду снова.
Екатерина:
Мой муж на боевых действиях находится с января. Я решила поехать к нему, как только их отпустили в деревню — отдохнуть и помыться. Он позвонил мне, я собралась и поехала. Мы не думали, что его отпустят. Все случилось довольно спонтанно. Мы ездили из Ростовской области в Донецк, не так далеко. Дороги были плохие. Границу проехали спокойно. В деревне, где мы находились, слышны были взрывы.
Муж сначала отговаривал ехать — у нас трое детей. Он боялся: мало ли что, прилеты бывают и по городам, и по населенным пунктам. Но я настояла на своем и поехала. Детям я объяснила ситуацию, они понимают, что там происходит, и не поехали.
Там меня очень поразили взрывы, днем и ночью было слышно. Повсюду разбитые дома, заборы — как решето. От увиденного я была в шоке! Как там находились люди, как они все переносили и как жили?
После этой поездки я возвращалась к мужу еще два раза. Сейчас возможности нет, они на поле боя, их не отпускают ни в отпуск, ни в ближайшую деревню искупаться и отдохнуть. Надо будет, я поеду еще раз.
Мы были очень рады видеть друг друга. С собой я привезла еду и одежду не только мужу, но и бойцам. Родственники, соседи и знакомые насобирали полную машину подарков, вкусностей, станков для бритья, газовых баллончиков, салфеток и медикаментов. Дети написали письма, нарисовали картинки.
Летом я ездила одна, привозила домашнюю еду. Ехала на автобусе с тремя сумками. Никто мне не помогал, но из-за долгой разлуки с мужем было совсем не тяжело морально. Физически — да, но ты едешь и хочешь его поскорее увидеть. Предстоящая встреча давала мне сил.
Супруг у меня ест все, мы запекали там курицу, утку. Я привезла сладости, конфеты, пюре, соленое и копченое сало. Муж говорил, как он соскучился, все говорил, что я хозяюшка.
Один из них нас обнял, сказал, что непривычно видеть гражданских людей и чувствовать запах дома. Позвонил своим родным и показывал на видео, что к товарищу приехала жена.
На контрольно-пропускном пункте меня встретили очень доброжелательно, желали беречь себя, потому что там очень опасно. Я в этом убедилась воочию. Там действительно страшно. Я видела разбитые танки, деревни. На это все жутко смотреть. Эмоций было очень много. Среди них — и печальные воспоминания звуков бомбежек, и светлые воспоминания нашей встречи с супругом.
Надежда:
С 29 сентября 2022 года сын за лентой в самой ж***. За этот год было много ранений и контузий. Но каждый раз снова возвращали в самую ж***. Ни отпуска, ни реабилитации так и не было. Единственное — во время ротации дали неделю увольнительных, без выезда домой. Я приезжала к нему в ЛНР сама, хотелось хоть чем-то его порадовать. Наготовила ребятам голубцов, котлеток, пирожков разных.
Но ресурсы человеческие не бесконечны. Их там вообще не меняют, срока у мобилизации нет. Даже у заключенных есть сроки, а тут — как крепостные. Сыну 29, он еще не успел жениться, и детей нет. Таких, как он, там много. Мы, матери, хотим, чтобы они пришли домой, создали семью и родили своих детей! Мы поддерживаем президента и поддерживаем СВО. Но почему Родину защищают только наши мальчики?
Анастасия:
Мой муж мобилизованный, находится на СВО с 3 октября прошлого года. Я решила поехать к нему в августе в этом году. У меня маленькая дочь, я кормила ее грудью и не могла себе позволить поездку. По некоторым обстоятельствам кормление свернулось, и тогда я подумала: почему бы не съездить. Супруг был не против.
Реализовала все очень просто. У мужа есть определенный график, когда он работает и отдыхает. Я поехала тогда, когда он был свободен. Дорога была долгая — 6000 километров. Я живу в Сибири. Сначала на автобусе проехала 600 километров до города, откуда летают самолеты. Затем прилетела в Москву, а потом оттуда на автобусе — в Луганск. Дорога была немного напряженной, потому что затекали ноги и тело. А так я знала, что ехать далеко, на что рассчитывать.
Я спрашивала мужа, что ему привезти с Большой земли, но он сказал, что у него все есть. Поэтому я поехала с одной небольшой сумочкой, которая поместилась в ручную кладь в самолете.
В Луганске я не застала обстрелов, только слышала их на расстоянии десяти километров. Видела разрушенные здания. Например, самый последний этаж в одном доме полностью отсутствовал. Когда я собиралась в поездку, то ничего не боялась. Просто хотелось увидеться с мужем. Мы, конечно, виделись в отпуске, но две недели за год — это совсем мало. Трехлетнему сыну я объяснила, что поехала к папе в гости. Он просто спросил, когда я приеду обратно.
По дороге туда на пропускном пункте никто не удивился, что я еду одна. Я тогда заметила там много людей с украинскими паспортами, видимо, они беженцы. В Россию их пускали спокойно. Мужу разрешили со мной встретиться, но сказали особо не светиться на улицах, поэтому мы нигде не гуляли. Мужчин в городе очень строго проверяют, каждые 20 километров стоят посты, на которых всех тормозят и смотрят документы.
Мы с супругом очень обрадовались встрече, все-таки очень давно не виделись. Меня просто трясло изнутри. Но, к сожалению, мы провели вместе всего лишь два дня. На съемной квартире я постирала его вещи и вещи его сослуживцев, но домашнюю еду ему не готовила. Там часто нет возможности что-то постирать, вода есть только в определенные часы. Пока я ездила туда только один раз, но собираюсь вернуться в ноябре или декабре.
Цены на съемное жилье в Луганске действительно высокие. Мы снимали квартиру за 3000 рублей в сутки, она небольшая, но все необходимое есть. Ремонт неплохой, но все равно дорого. Люди зарабатывают, их нельзя в этом винить.
Таксисты сильно гнут цены, потому что видят, что мы приезжие. А если мужчина в военной форме, то тем более. За шесть-семь минут поездки я отдала 400 рублей. Мы даже не проехали ни одного светофора, приехали очень быстро. Назад была очередь на прохождение границы из личных машин, а междугородние автобусы пропускали очень быстро, несмотря на то, что паспорта и вещи проверяли у всех. Кого-то даже заставили выходить с огромными коробками. На границе стоят военные с собаками.
А так обратная дорога мне даже больше понравилась, автобус комфортный, люди адекватные. Из местных я разговаривала только с таксистом да с женщиной в магазине. Они там все живут довольно спокойно, и их вроде как особо не волнует обстановка. А чего от них ожидать, они уже почти десять лет живут во всем этом. Кто хотел уехать — уже давно здесь, в России, или где-то еще.
Елена:
В Луганске была в сентябре. Ехала из Москвы на автобусе 16 часов. Идут ежедневно с трех автовокзалов. Билеты можно в интернете заказать, но нужно быть внимательной, потому что часто можно попасть на овербукинг — то есть продают больше билетов, чем мест. Кто первый пришел, того и тапки.
В Ростовской области, близко к новым регионам, автобус останавливали для проверки документов — смотрели паспорта у всех пассажиров и у водителя. На границе с ЛНР — снова паспортный контроль для всех. Пассажиры должны с вещами покинуть автобус. Процедура почти как в аэропорту: рамка, сумка на ленту и показать паспорт с фотографией. Паспорт нужен российский.
В Луганске на автовокзале меня встретил муж. В городе все работает — кафе, магазины, торговые центры. Мы снимали квартиру. Нашли очень просто — муж подошел к таксисту-частнику и через него снял. Двушка — шесть тысяч в сутки. Такси — 300-500 рублей по городу. Ходит общественный транспорт — маршрутка 20 рублей, для школьников — 10 рублей. Мобильного интернета в Луганске нет, связь российских операторов нормальная.
Цены в сетевых магазинах примерно такие же, как в России, но ритм жизни тут немного другой. Супермаркеты работают до 20-21 часа. А многие мелкие магазинчики закрываются в 16-17 часов. На рынке после 13 часов остаются лишь редкие продавцы. С собой лучше иметь наличные. Формально оплата картой есть, но далеко не везде. Банкоматов для снятия наличных мало, и к ним очереди. С собой почти ничего не везла, смысла особого в этом нет — все можно купить на месте. Вкусняшек тоже наготовила на месте. Взяла с собой барсучий жир только и пояс вязаный из собачьей шерсти — это при простуде как вспомогательное средство. Они там все кашляют поголовно.
В увольнительную его отпустили на пять дней. Двое суток он просто спал. Не мог никак расслабиться. Его мобилизовали в сентябре. Не виделись год.
Ему очень нужна психологическая помощь. Он видел, что стало с его товарищами, собирал части тел своими руками. Понятно, что он уже не будет прежним, как до ***** [спецоперации]. Но лишь бы живым остался. А дальше уже как-нибудь справимся.