«Место выбрано не случайно» В чем причина беспорядков в аэропорту Махачкалы и что будет с тысячами евреев на Кавказе?

Антисемитская акция в аэропорту Махачкалы стала полной неожиданностью как для простых россиян, так и для местных силовиков. 29 октября толпа прорвалась на летное поле в поисках евреев, прилетевших из Тель-Авива, дагестанцы пытались проникнуть в самолеты и разгромили здание воздушной гавани. Ущерб составил сотни миллионов рублей, последовали массовые задержания и довольно мягкие наказания — для многих это был всего лишь административный арест. Все эти события породили массу слухов и конспирологических теорий. О настоящих предпосылках антиеврейских акций в Дагестане и о том, что теперь ждет сотни еврейских семей, традиционно живущих в этой кавказской республике, «Лента.ру» спросила этнографа, главу научного центра «Петербургская иудаика» Европейского университета в Санкт-Петербурге, исследователя темы горских евреев Валерия Дымшица.

«Лента.ру»: Сколько в Дагестане горских евреев?

Валерий Дымшиц: В Дагестане, думаю, не больше трех-четырех тысяч. А в других регионах Северного Кавказа — Кабардино-Балкария, Северная Осетия и Ставропольский край — наверное, еще тысяч семь. В Азербайджане, по моим оценкам, несколько тысяч человек.

В мире общая численность горских евреев, я думаю, где-то 120-150 тысяч человек. На Кавказе осталось меньшинство. Но могу ошибаться, потому что цифры подвижны и постоянно меняются.

События в Палестине и Израиле стали поводом или причиной антиеврейских акций в Дагестане?

Несомненно — поводом. То, что происходило в Махачкалинском аэропорту, действительно произвело сильное впечатление. Но при этом надо понимать, что в Дагестане всего около трех с половиной миллионов человек. В Махачкале с пригородами — почти миллион, то есть почти треть населения республики. В аэропорту безобразничали от силы две тысячи человек. Тем не менее они сделали новостную картину. Судить о степени глобальности проблем по этим махачкалинским событиям нельзя.

Причин же, на мой взгляд, две. В Дагестане, как и вообще на Кавказе, всегда существовал определенный градус антиеврейских настроений. Как, собственно, в любом другом регионе земного шара, где существовало длительное компактное проживание евреев среди нееврейских соседей. Это частный, очень неприятный случай того, что называется ксенофобия, нелюбовь к чужому.

Понятно, что такого рода фобии могут быть латентными. Ведь если кто-то кого-то не любит, это совершенно не повод для насилия. Но эти фобии обостряются в ситуации кризисов.

А второе — новое вино влили в старые меха. Дагестан — исламская республика, где абсолютное большинство населения — мусульмане, причем мусульмане, достаточно серьезно относящиеся к своим религиозным обязанностям. Ислам — сложная, разветвленная, разнообразная религия.
В том числе есть радикальные формы ислама, есть так называемый политический ислам, или исламизм.

Безусловно, война в Израиле вызвала определенный градус солидарности с населением сектора Газа, просто исламской солидарности. Люди склонны сочувствовать единоверцам. Это в природе человеческой, ничего особенного тут нет. Но, опять же, между сочувствием и агрессией есть очень заметный зазор.

Дагестан — бедная республика с высоким уровнем рождаемости, нетипичным для Российской Федерации, с большим количеством молодежи — неустроенной, безработной, с массой нерешенных социальных, экономических, инфраструктурных проблем. Посмотрите новости за последние несколько месяцев: там то свет отключают, то воду, то газ.

Кроме того, в Дагестане существует довольно специфическая, нетипичная для современной Российской Федерации культура уличных протестов. Это единственная на сегодняшний день российская территория, где люди свое несогласие с действиями центральной или местной власти хотят и могут выражать с помощью уличных манифестаций. То есть сама по себе ситуация, что люди собрались и пошли что-то демонстрировать, для Дагестана естественна. Вероятно, в Москве от этого уже отвыкли, а там — еще нет.

Этот комплекс причин приводит к тому, что происходит такого рода манифестация. И еще хотелось бы обратить внимание на некоторые моменты. Часто говорят о погроме. Но, строго говоря, погрома не было. Была отвратительная антисемитская выходка, попытка насилия. Но все-таки не погром. Не потому, что погром лучше или хуже. Погром — это когда люди нападают на других людей, врываются в дома, грабят, отнимают имущество, громят улицы и так далее.

В данном случае манифестация, а потом и насилие происходило в общественном месте. Аэропорт и аэродром — это в некотором смысле ничье пространство, публичное. Это не совсем погром. То есть речь не о том, что дагестанские события были хуже, лучше и приятнее. Просто это нечто другое.

Принято считать, что людей будоражат события ближнего круга. Почему далекая международная повестка становится таким мобилизующим фактором?

Митингующие кричали, что не допустят израильских беженцев в Дагестан. Было много довольно нелепых комментариев, что там собрались какие-то глупые люди: где, мол, Дагестан, а где израильские беженцы.

Есть ли на самом деле в Дагестане израильские беженцы — мы совершенно не знаем, и в данном контексте это неважно. В Израиле проживает несколько десятков тысяч горских евреев, в Дагестане у них остались родственники, друзья, знакомые. Горские евреи продолжают сохранять теснейшую связь с тем местом, откуда они переместились в Израиль, в данном случае с Дагестаном. Они туда ездят на свадьбы, на поминки, просто в отпуск, навещают родные могилы.

Могли ли эти беспорядки быть искусственно кем-то сконструированы?

В соцсетях и в средствах массовой информации говорят все время одно и то же: что толпа, которая собралась в Махачкалинском аэропорту, — результат некой манипуляции. На них воздействовали украинские спецслужбы, какие-то Telegram-каналы. Виновных называют в самом широком диапазоне: местные власти, центральное российское руководство, Госдеп США и так далее. Мне эти объяснения, как всякая конспирология, кажутся бессмысленными.

Любой человек — неважно, где он живет, в том числе и в Дагестане — наделен разумом и свободой воли. Если вы сейчас начнете уговаривать меня пойти разгромить соседний гастроном, то я не соглашусь.

Да, могли быть призывы в каких-то Telegram-каналах, но у людей имеется воля — следовать им или нет.

Власть какую роль в этом сыграла?

Особой злодейской вины властей в этих событиях нет и не может быть. Российская власть на разном уровне — и на региональном, и на центральном — совершенно не заинтересована в этих событиях, она была ими очень раздосадована и напугана. Официально все время провозглашается, что в стране царит межконфессиональный и межэтнический мир и согласие.

Кроме того, Дагестан — это регион, в который государство последние несколько лет централизованно вкладывало огромные деньги, в том числе в развитие туристской инфраструктуры. И действительно, количество туристов год от года там растет очень быстро, регион становится очень востребованным. Понятно, что на некоторое время на фоне скверных новостей этот самый туризм просядет. То есть получится, что усилия и деньги были потрачены зря. Это тоже никого не обрадует.

О какой вине местной власти можно тут говорить? Это то, что называется преступной халатностью. Безобразие, связанное с некой профнепригодностью, на мой взгляд. Первые звонки были за сутки до махачкалинских событий: антисемитские акции прошли в Хасавюрте — это Дагестан и в Нальчике — это столица Кабардино-Балкарии. После этого какие-то люди бегут устраивать манифестацию в Махачкалинском аэропорту. То, что выбрано такое место, тоже не случайно. Там приземляются самолеты из Израиля, поэтому как бы логично продемонстрировать свое негодование именно там.

И за пару дней до событий в Дагестане происходит гигантская антиизраильская манифестация в аэропорту Стамбула.

При таких симптомах аэропорт в Махачкале практически не охраняется. Это значит, что люди, которые отвечают за общественный порядок в Дагестане, не просчитывают на два шага вперед, то есть не справляются со своими должностными обязанностями.

Мы видим, что власть очень недовольна этими событиями. С одной стороны, непосредственно после всплеска насилия в Махачкале были сделаны очень громкие заявления на очень высоком уровне, вплоть до главы государства. Президент, в конце концов, не по всем поводам на свете высказывается, значит, этот посчитали важным. Было сказано очень страшным голосом, что всех посадим, скрутим в бараний рог и так далее.

К счастью, все остались живы, что позволяет эту ситуацию спустить на тормозах, потому что не произошло необратимого.

Мягкое наказание в Дагестане не будет расценено как некое негласное разрешение, что так делать можно?

Не думаю. С одной стороны, чрезвычайно громкая и грозная риторика о том, что это все преступно, недопустимо и так далее, а с другой стороны — мягкое наказание для того, чтобы не провоцировать дальнейшего разрастания конфликта, роста напряженности. На мой взгляд, власть отчетливо посылает два сигнала. Первый — что это мы не одобряем, не поддерживаем и будем за это наказывать. А второй — у тех, кто в этом участвовал, есть шанс отойти в сторону, а мы сделаем вид, что ничего не было, и будем жить дальше, как жили.

Это не самое плохое решение. Посмотрим, что будет дальше. Понятно, что это локальный инцидент, и очень хотелось бы, чтобы он и дальше локальным оставался. Если он окажется чем-то изолированным, не получит дальнейшего развития, то довольно скоро все сотрется и забудется. Во всяком случае, сейчас уже такого рода акции начинают профилактировать.

В 1960-е годы палестино-израильский конфликт тоже едва не стал причиной еврейских погромов в Дагестане. История повторяется?

В обществе существуют некоторые фобии. Для какой-то небольшой, но активной группы эти фобии значимы. Они готовы свою ненависть всячески проявлять. При этом людей, настроенных отчетливо антисемитски, мало. Я совершенно не хочу сказать, что Дагестан весь пропитан какой-то чудовищной ненавистью к евреям, но такие люди есть.

Это традиционное воззрение, традиционная юдофобия, антисемитизм, боязнь, подозрительность, ненависть к евреям — она существует как некоторый элемент сознания, тем более что Дагестан — регион довольно традиционный, с незавершенной модернизацией. Почему люди свою ненависть, нелюбовь не проявляют открыто? Они не идиоты, подозревают, что, вероятно, это встретит неодобрение, наказание со стороны власти. Власть, естественно, не хочет, чтобы были какие-то скандалы, драки, беспорядки, погромы и тому подобные события.

Затем в глобальном мире что-то происходит, и власть заявляет свою политическую позицию. Например, в 1967 году в ходе Шестидневной войны Израиля с арабскими соседями Советский Союз занял антиизраильскую позицию, разорвал дипломатические отношения с Израилем, поставлял оружие Египту. Сейчас российское руководство тоже критикует Израиль за жесткие военные меры в секторе Газа.

И тогда, и теперь кто-то может истолковать по-своему политическую повестку, которая говорит лишь о взаимоотношениях государств и правительств. Кому-то действительно кажется, что власть, которая раньше запрещала насилие в отношении соседей-евреев, теперь на это смотрит благосклонно. Но власть совершенно не это имела в виду, власть решает исключительно свои политические вопросы.

Можно ли антисемитский конфликт в Дагестане считать завершенным?

Трудный вопрос. Чтобы ответить, надо собрать рюкзак, добраться до Дагестана и поговорить там с жителями еврейских общин. Их всего две — в Махачкале и Дербенте. Я звонил своим знакомым в Дербент. Они говорят, что у них все тихо.

Синагога стоит на центральной городской улице, это очень большое импозантное здание. Там была попытка антиеврейского митинга, очень малочисленного. Его, помня события в Махачкале, разогнали мгновенно. На этом все кончилось. Евреи в Дербенте говорят, что не чувствуют себя в опасности, что у них все спокойно. А что у них там на душе на самом деле — более сложный вопрос. Но, судя по всему, там и на самом деле все в порядке.

В своих исследованиях вы рассказываете, что на Кавказе антисемитизм присутствовал всегда. Если сравнивать кавказский антисемитизм с антисемитизмом в других регионах СССР, а потом и России, — есть ли какие-то различия?

Различия, безусловно, есть. Повторю: там, где евреи представляли собой устойчивый постоянный элемент этнического ландшафта среди других народов, всегда существовала юдофобия. Прежде всего — на конфессиональной почве. Но это лишь одна сторона.

Вторая заключается в том, что в очень многих традиционных обществах меньшинства, неважно какие — профессиональные, этнические, еще какие-то, — занимают особую экономическую нишу. С одной стороны, это остро необходимо для хозяйственной деятельности в целом, а с другой стороны — вызывает определенную неприязнь у соседей. Скажем, в Юго-Восточной Азии, в таких аграрных странах с небольшим городским населением, как Индонезия и Вьетнам, такое меньшинство составляли китайцы. Они традиционно были там объектом зависти, ненависти, там случались антикитайские погромы, довольно жестокие.

В странах Восточной Европы таким этническим меньшинством исторически были евреи. Они составляли не только заметное этноконфессиональное меньшинство, но и совершенно особую социальную страту, то есть были основным городским населением. Скажем, в городах Белоруссии в конце XIX века евреи составляли 80 процентов городского населения. А между городом и деревней всегда существует социальное напряжение. Если оказывается при этом, что горожане принадлежат к другой религии, к другому народу, то это напряжение становится сильнее.

На Кавказе роль городского меньшинства играли другие люди — не горские евреи, а армяне. Соответственно, основной мишенью такого рода социальных фобий были армяне, что, собственно, и вылилось в конце 1980-х годов в погромы и изгнания армян из Азербайджана, мы все были тому свидетелями.

Горские евреи традиционно занимались сельским хозяйством. Это были бедные крестьяне, работавшие либо батраками, либо на арендованной земле. Соответственно, никакой особой социальной ниши они не занимали, особой зависти и ненависти тоже не вызывали. Поэтому можно сказать, что градус ксенофобии на Кавказе был ниже — просто потому, что социальное различие между евреями и остальным населением если и было, то незначительное.

Тем не менее в моменты каких-то жестких обострений имели место очень грубые акты антиеврейского насилия. Особенно в тот момент, когда это происходило за счет обострения религиозного противостояния, — скажем, Кавказская война XIX века, которая шла под лозунгом борьбы с неверными.

Во время Гражданской войны погромы на Кавказе были ровно по тем же основаниям. Ну и сейчас мы видим, что недавние события в Махачкале во многом подогреты исламистскими лозунгами.

Я еще раз говорю, что мы все время ходим по очень тонкому льду. Мне бы не хотелось возлагать какой бы то ни было ответственности на ислам как религию в целом, но какие-то радикальные течения там, несомненно, существуют.

Есть ли в современной России регионы, где возможно повторение таких же событий, как в Дагестане?

Нет. Потому что у нас нет больше регионов, где было бы традиционное, веками живущее в одном месте еврейское население. Такое осталось только на Кавказе.

То есть у нас в стране антисемитизма нет?

Конечно, есть.

Бытовой или государственный?

Смотря что мы понимаем под этими терминами. Если под государственным антисемитизмом мы имеем в виду некоторую системную политику, направленную на ту или иную дискриминацию евреев как граждан страны, усложнение жизни культурных, образовательных, религиозных организаций, то этого, конечно, и близко нет.

Можно ли оценить уровень бытового антисемитизма? Предпосылки для роста таких настроений имеются?

Знаете, это вопрос не ко мне. Я антрополог, этнограф, а не социолог. По заказу Российского еврейского конгресса социологические службы неоднократно проводили мониторинг уровня антисемитизма в России. Этот уровень был довольно низким. Как он менялся за последний год и меняется ли сейчас, затрудняюсь сказать.

В целом евреи в России сегодня чувствуют себя в безопасности?

На данный вопрос я могу ответить только как обыватель, но не как исследователь. Антисемитизм бывает двух сортов. Бывает традиционный почвенный антисемитизм, связанный с многовековым этническим соседством. К России это не относится, потому что на абсолютном большинстве территорий страны евреев никогда не было, за исключением Дагестана, Северного Кавказа и самых западных окраин Российской Федерации, на пограничье Украины и Белоруссии, то есть тех регионов, которые при советском размежевании отошли к Российской Федерации, а до этого исторически входили в состав украинских и белорусских губерний. Это части Брянской, Псковской, Смоленской областей. Но в этих местах евреев давно нет. В маленьких городках очень много народу погибло в результате политики гитлеровской Германии, остальные еще в 1960-1970-е годы уехали в более крупные города.

Во всех остальных регионах Российской Федерации евреи — это люди, которые появились там главным образом в XX веке. Никаких фольклорных, этнографических традиций по их поводу нет. Нельзя испытывать традиционную фобию к тем, кого ты никогда не видел.

Второй сорт антисемитизма — идеологического и конспирологического характера. Есть какие-то люди, которые склонны объяснять все на свете происками врагов. Они читают конспирологическую литературу, которая объясняет, что во всем виноваты евреи, или рептилоиды, или все равно кто. Но у таких людей определенный склад ума, с этим ничего не поделаешь. В любой популяции они есть. Их количество в разных странах примерно одинаково.

Мне бы не хотелось говорить, что эти люди сумасшедшие. Они отвечают за свои поступки, но в то же время поддаются такого рода способу понимать окружающую действительность. Им так нравится, им так проще. Могут ли они представлять собой какую-то угрозу, общественно значимую силу? Пока нет. В ситуации кризиса, в ситуации каких-то болезненных политических событий, когда социальный организм болен, любая маленькая дрянь становится очень опасной. Надеюсь, что до этого не дойдет. Пока, во всем случае.