Бизнесмен и подводный фотограф Андрей Сухинин из Липецка объездил почти весь мир в поисках лучших снимков дикой природы. Семь лет назад он возглавил фестиваль дикой природы «Золотая черепаха». Несмотря на все сложности в международных отношениях, конкурсная часть проекта собирает сегодня участников более чем из 100 стран и находится в первых строчках мирового топа. В беседе с корреспондентом «Ленты.ру» Сухинин рассказал о гонках с кашалотами и приключениях в Арктике, едва не стоивших ему жизни.
«Лента.ру»: Давайте сразу поговорим о системе оценки фотографий в «Золотой черепахе». У многих людей есть предубеждение относительно подобных творческих конкурсов, мол, у жюри всегда есть любимчики и так далее.
Так и было в «Золотой черепахе» до 2017 года, когда наша команда пришла в этот проект. Прежде было очень много бесконечных пересудов, конфликтов, споров и вопросов в соцсетях: кто, как и почему судил, почему в жюри нет фотографа-подводника.
Первым решением, принятым мною в качестве президента фестиваля, стало как раз изменение системы судейства. Мы все расписали заново: критерии отбора членов жюри, их ротация.
Было решено, что судить фотографов могут только люди, которые сами доказали свое личное мастерство, то есть имеют несколько побед в крупнейших международных фотоконкурсах, а не, к примеру, заместители главных редакторов даже самых солидных изданий.
Дальше была внедрена прозрачная система оценки фоторабот. Человек регистрируется на онлайн-платформе, загружает туда свои снимки, и если он выходит в финал, то может увидеть, как проголосовал (по пятибалльной системе) за каждую работу каждый член жюри.
К слову, в этом году у нас шесть членов жюри. Россиянин среди них только один — Сергей Шанин.
Все эти действия привлекли устойчивый интерес к конкурсу фотографов со всего мира, который сохраняется и сегодня.
Несмотря на все сложности в международных отношениях.
Да, наш конкурс входит в топ-3 международных фотоконкурсов, посвященных дикой природе, и воспринимается как своеобразная мировая олимпиада, неучастие в которой снижает профессиональный статус самого фотографа.
В прежних интервью вы рассказывали, что стали снимать в 2006 году, после того как увлеклись дайвингом в 2005 году. Наверное, большинству ныряльщиков, столкнувшихся с красотой подводного мира, хочется запечатлеть увиденное. Когда вы поняли, что ваши работы нечто большее, чем просто красивые снимки?
Действительно, я не мог не снимать, потому что был чрезвычайно впечатлен этой красотой. Сперва сам заметил, что у меня неплохо получается. Я оценивал снимки не только как влюбленный в море человек, но и как зрелый 40-летний человек, который с детства занимался рисованием и другими видами искусства, то есть уже накопил определенный опыт.
Но ключевым моментом стало то, что фотографии, которые я отсылал на конкурсы, получали высокую оценку профессионалов.
В 2006 году фотография морского льва «Новая степень свободы», которую я снял на Галапагосах, прошла в финал Wildlife Photographer of the Year — это самый престижный ежегодный международный конкурс, проводимый британским Музеем естественной природы с 1964 года.
А в случае с «Золотой черепахой», которая появилась в 2006 году, мне удавалось становится финалистом каждый год своего участия.
Важной вехой стало также, что в 2013 году я стал победителем «Золотого дельфина» — это уже фотоконкурс, специализированный на подводной съемке.
В эпоху соцсетей снимки стали оцениваться по количеству лайков и репостов — именно это служит шкалой или индикатором их крутизны. Но в таких случаях многое зависит от того, кто в друзьях у фотографа. Если это люди, которых не воодушевляют подводные съемки, то их публикация пройдет незамеченной, а человек подумает, что лучше вовсе не продолжать.
Да, всегда лучше сделать шаг в сторону экспертной среды. Понятно, что люди привыкли выкладывать снимки в соцсети, но это совсем другая история.
Само участие в конкурсах, получение оценки и комментариев от профессионалов помогают человеку развиваться в выбранном деле.
Далее, заранее зная, что будете посылать работу на тот или иной конкурс, вы будете более осознанно подходить к задумке, формированию композиции снимка и другим техническим тонкостям. Не буду скрывать, что я думал о «Золотой черепахе», находясь под водой, то есть продумывал, что и как хочу снять, тратил много времени и сил на получение желаемого результата.
К примеру, однажды я фотографировал голубого ленточного угря в Индонезии. Провел три полных погружения, то есть три часа под водой на глубине 20 метров в попытках сделать идеальный снимок.
И ведь там было что снимать еще, помимо этого угря, но я настойчиво добивался реализации своей непростой задумки.
Для соцсетей хватило бы и первого снимка. Но мне нужен был определенный ракурс, чтобы детально были видны зубы и так далее. Но именно этот снимок в итоге в финал и не вышел.
У вас наверняка было множество приключений. Приведите пример ситуации, когда вы, может быть, оказывались на грани жизни и смерти?
Таких случаев было несколько. Однажды мы снимали белых медведей на острове Врангеля. Со мной был ученый Никита Овсянников. В России он, к слову, один из главных специалистов в сфере изучения белых медведей.
Я прилетел к Никите на остров на вертолете. Мы сели на снегоход и поехали в балок, то есть вагончик с печкой, где планировали переночевать. Весь этот балок оказался забит снегом под самый потолок.
Я решил показать свою удаль и силу: стал активно работать лопатой, пока не освободил вагончик от снега. Но оказалось, что печка в нем не работает. А провести ночь в помещении без отопления было невозможно.
Никита сказал, что в нескольких часах хода есть полноценный дом, где можно безопасно заночевать, и мы отправились в путь.
Но, работая лопатой, я сильно взмок. Промок мой флисовый комбинезон, промок пуховик, надетый сверху. Пух скатался в комочки, которые мгновенно замерзли, и пуховик превратился в ветровку, а на улице мороз минус 30 градусов.
Никита ехал сидя на снегоходе, а я — сзади на прицепленных к нему санях. Стемнело. Мы ехали быстро, отчего мороз ощущался еще сильнее, и нет таких слов, чтобы описать, насколько мне было холодно.
Я понимал, что съемка сорвалась, и минимум, что мне грозило, — это воспаление легких. Но я думал лишь о том, чтобы остаться в живых.
На место я приехал в полусознательном состоянии, а оказавшись внутри дома и почувствовав первое тепло, когда Никита затопил печку, я отключился и проспал целые сутки.
Самое удивительное, что, проснувшись, я оказался совершенно здоров, и мы продолжили работать по намеченной программе как ни в чем не бывало.
Замечательная история. И это не единственный раз, когда вам приходилось заботиться о выживании?
Был еще случай, когда пришлось выживать в диких условиях целую неделю.
История произошла на Командорских островах — это архипелаг в Беринговом море, который соединяет российскую Камчатку с американской Аляской.
На карте они похожи на бусы. Так вот эти острова можно назвать российскими Галапагосами по первозданности и богатому биоразнообразию — настоящий клондайк для фотографа.
Попасть туда очень сложно, а в последние годы и вовсе нереально. Нужно особое разрешение. Туристов туда не пускают.
Мне довелось побывать там летом 2009 года. Конечным пунктом экспедиции был остров Медный, где я собирался провести неделю. Он намного красивее и интереснее, чем главный и самый известный остров архипелага — остров Беринга, куда летает самолет из Петропавловска-Камчатского.
Организатор экспедиции решил сэкономить и не везти нашу команду на этот остров, полагая, что нам хватит морской прогулки вокруг острова Беринга.
Сперва он позвонил и сказал, что один из двух двигателей (а мы собирались идти на двух моторных лодках) вышел из строя, а идти на одном 40 миль по морю было опасно: если откажет, то лодки унесет в океан, куда-нибудь в сторону Японии.
Я предложил разобраться на месте. Однако это оказалось непросто. Для местных алеутов морской двигатель — это, похоже, главная ценность в жизни. Они никому его не продадут и не отдадут даже на время.
Но мне все же удалось найти человека, который согласился дать нам двигатель в аренду.
Но приключения на этом не закончились. На месте оказалось, что организатор не выполнил свои обязательства по предварительной заброске провизии (ведь и везти нас сюда изначально не собирался). А из еды у нас была с собой только пачка макарон, печенье и чай.
Сперва наловили обнаруженные на камнях в прибрежной зоне ракушки-блюдечки и добавили их в пасту для сытности. Затем набрели на бывшую советскую военную базу, где обнаружилась просроченная вермишель. Следом зашли на оставленную базу МГУ, где были садки для выращивания мидий и, к счастью, на них оказалось достаточно моллюсков, и на какое-то время они нас выручили.
Дальше увидели в реке большое количество лосося, который шел на нерест. Река была мелкая: где-то по колено, а где-то по щиколотку. Пытались ловить его самодельными копьями, заточив обнаруженные на военной базе электроды, но рыба срывалась обратно в воду. Загнули конец электрода, чтобы получился крюк, но и это не помогло. Успешным оказался только вариант с сетью, обрывок которой случайно нашли в прибрежном песке.
Эта рыбная ловля помогла нам решить вопрос с пропитанием, а затем удалось и починить сломанный двигатель, так что можно было уже спокойно вернуться к первоначальной цели, то есть к фотографированию, а затем отправиться на Большую землю.
А расскажите об особенностях ваших погружений под воду. К примеру, фридайверы говорят, что фридайвингом, то есть нырянием без акваланга, и дайвингом занимаются разные типы людей с разной жизненной философией. Это так?
Когда-то я начинал заниматься фридайвингом, но так и не пошел в этом направлении. Однако могу сказать, что как подводный фотограф использую технику фридайвинга. Иначе во многих случаях невозможно.
Приведите пример.
Я несколько раз снимал ход сардин в ЮАР. Это событие происходит раз в год в конце июня — начале июля. Тонны сардин идут потоками вдоль берега. На это пиршество собирается много хищников: акулы, дельфины, киты. Птицы олуши атакуют сардин с неба.
Настолько быстро меняется картина в море, что у фотографа нет времени на погружение, декомпрессию и так далее.
Прыгнул в лодку, увидел, где новое скопление птиц, ныряющих в воду, охотясь за рыбой, подъезжаешь туда, ныряешь на глубину и пытаешься успеть что-то снять. Затем на этом месте остается только чешуя — рыба уплыла дальше, а ты быстро забираешься в лодку, двигаешься на следующую точку и снова прыгаешь в воду.
Примерно такая же техника съемки китов. Эти гиганты плывут очень быстро. Моторная лодка едва успевает обогнать их, и ты прыгаешь с нее в воду. Пока киты проносятся мимо, ты успеваешь сделать несколько кадров, а затем забираешься в лодку и мчишься дальше, чтобы вновь их обогнать, нырнуть и сделать несколько кадров. Получается такая гонка.
Еще есть медузы, обитающие в озерах с пресной водой, куда запрещено нырять с аквалангом, так как это может им навредить: задержал дыхание, нырнул, поймал солнышко, нашел поверхность, выбрал ракурс, поснимал, всплыл, вдохнул и опять пошел под воду.
Любой опытный подводный фотограф должен хотя бы минуту проводить под водой на задержке дыхания.
А еще нужно успеть подстроить диафрагму, выдержку и так далее, да? Снимать же приходится в ручном режиме?
Этим подводная съемка тоже отличается от сухопутной: большинство снимков здесь делаются в ручном режиме и со вспышкой. Иначе теряются краски.
Кроме того, ты, как правило, не можешь сделать много снимков, если только речь не про какой-то статичный объект. Обычно от первых вспышек объект съемки скрывается, и нет возможности продолжать фотосессию.
На кого вы равняетесь в плане подводной фотографии? Как относитесь к тому, что делали Жак-Ив Кусто и его команда?
Конечно, равных Кусто и его команде нет и уже не будет. Они во-многих вещах стали пионерами и много чего открыли: очки для плавания, акваланг. Камеру поместить в бокс для съемок под водой тоже первым придумал он.
Если же говорить про подъемную съемку, то мне повезло практически сразу узнать о творчестве американца Дэвида Дубиле. Ему сейчас 77 лет, а начал фотографировать под водой в возрасте 12 лет.
Снимки Дубиле, сделанные много десятилетий назад, остаются актуальными до сих пор. Он открыл сразу несколько направлений, несколько стилей в подводных фотографиях, которые теперь копируются и тиражируются другими.
Этот мастер имеет свой собственный неповторимый почерк. А в целом, говоря о школах подводной фотографии, можно сказать, что очень хорошо снимают испанцы, итальянцы, японцы. Но и россияне сейчас выходят на первые позиции: Михаил Коростелев выигрывает международные конкурсы, Дмитрий Кох, который стал фотографом года по итогам конкурса «Золотая черепаха 2023».
В прежних интервью вы говорили о превращении «Золотой черепахи» из фотоконкурса и выставки в эколого-просветительскую платформу. Как вы оцениваете эффективность такого рода просвещения? Не проследишь же за тем, как ведут себя дети, оказавшись на природе после вашей выставки?
Для нас основной критерий оценки — это запрос или спрос со стороны посетителей, то есть потенциальных участников наших образовательных программ на площадке «Золотой черепахи».
Этот запрос растет из года в год. В нынешнем году мы еще не открыли выставку, а у нас уже было 6 000 школьников на нее зарегистрировано.
Фантастические отзывы были по итогам прошлого сезона от учителей, самих школьников, то есть, видимо, увиденное и услышанное у нас активно обсуждается в классах, школах.
Я думаю, это хотя и косвенный, но важный индикатор правильности нашего начинания.
Еще один индикатор — это запрос на нашу работу со стороны государства. Сейчас же трудно кого-то удивить раздельным сбором мусора или плоггингом (когда люди совмещают бег со сбором мусора).
Требуется что-то фундаментальное, меняющее человека изнутри. Добровольно. И искусство, творчество в широком смысле слова, на такое способно. Этот подход разделяет и наш генеральный партнер — Департамент природопользования и охраны окружающей среды города Москвы, который уже много лет поддерживает наш проект.
Год от года мы стараемся охватить максимально широкую аудиторию, в том числе за счет таких проектов, как «Белая книга», который адресован незрячим и слабовидящим людям. В прошлом году он вошел в топ-100 лучших проектов Фонда президентских грантов.
А сколько всего людей обычно посещает выставку?
Прошлый год был рекордный — 33 тысячи человек. Особенно много людей приходило в последние дни. Площадка — Новая Третьяковка — перестала справляться с таким наплывом. В нынешнем году мы увеличили продолжительность выставки до семи недель, то есть до 10 декабря, и ожидаем уже свыше 45 тысяч посетителей.
Прежде вы говорили, что съемка на смартфон — это баловство. Меняется ли ваше отношение к этому с годами?
Номинацию «Мобильное фото» мы ввели, потому что таково требование времени, потому что это обсуждается, потому что это актуально. Но это работает с очень ограниченным числом сюжетов и жанров съемки. Вряд ли у вас получится, к примеру, снять на мобильный телефон птиц в полете или белых медведей, находящихся вдалеке, сделать какой-то сложный кадр под водой. Есть законы оптики, которые не обойти: для большого увеличения без потери качества у вас должен быть нормальный объектив. Но кто знает, возможно, когда-нибудь мобильные телефоны позволят делать снимки в высоком разрешении.
Как будет дальше развиваться «Золотая черепаха»?
Мы рассматриваем расширение «Золотой черепахи» по всем направлениям, в том числе, и по географии проведения выставок, для чего ведем переговоры с Индией, Китаем. Мы уже, к слову, проводили выставку в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке.
Мы все шире применяем иммерсивные технологии: VR-очки, дополненную реальность и так далее — это тоже наше будущее.