7 декабря восьмиклассница А. устроила стрельбу из отцовского ружья в гимназии №5 в Брянске. Это первый случай в российской истории, когда вооруженное нападение с жертвами устроила девочка. Предварительно, погибла одна школьница и сама нападавшая, четыре человека пострадали. Версий, почему это произошло, как обычно, множество: по одной из них причиной стала травля, которой подвергалась А., по другой — всему виной «западное кино», по третьей — некая «провоцирующая школьников информация» в интернете, цели которой отчетливо ясны российским депутатам. О том, почему на самом деле подростки берутся за оружие, «Лента.ру» поговорила с доктором психологических наук, профессором, академиком Российской академии образования, завкафедрой психологии личности факультета психологии МГУ имени Ломоносова, членом Совета по правам человека Александром Асмоловым.
«Лента.ру»: В российской практике это первый случай, когда девочка устроила нападение с жертвами. В мире таких случаев тоже не так много. Что же произошло?
Асмолов: Эпидемия агрессии и ненависти, которая захватывает сознание наших детей, особенно подростков, фактически не знает деления на мальчиков и девочек. Вы правы в том, что в практике и на Западе, и в России мы нечасто сталкивались с тем, что источником трагедии становится девочка. Но, как показывают многочисленные исследования моих коллег, в том числе известных психологов, подростковые банды девочек в истории нашей жизни не менее, а иногда и более жестокие, чем подростковые банды, состоящие из мальчиков.
С чем это связано?
Эти ситуации являются уникальным индикатором роста ненависти, конфликтов и агрессии на самых разных уровнях. Но прежде всего эта агрессия поражает мир подростков. Психологически подростки — это возраст бури и натиска. Они всегда в поисках, они ищут свое «я». Они уникально нестабильны. Именно поэтому то, что происходит вокруг, находит наиболее жесткое выражение в подростковой культуре.
Может ли причиной стрельбы в школе стать травля? Обычно все ищут причину в ней.
Буллинг и травля в школе (если говорить на языке армии, дедовщина) очень ярко выступает в последнее время. Психологи пытаются найти множество программ, которые бы уменьшили разрушающее влияние разных форм буллинга на сознание детей.
Влияют ли на подобные случаи медиа?
Телевидение давно превратилось в так называемое телененавидение. В СМИ постоянно говорят, что кто-то нам враг, кого-то надо уничтожить. При этом все переходит не просто в агрессивный стиль общения, а обладает эффектом эмоционального заражения. Поэтому агрессивность в наших медиа является одним из наиболее главных триггеров, которые приводят к трансформациям и ранимости массового сознания. Прежде всего это влияет на сознание детей и подростков.
Когда такие случаи освещаются в медиа, есть ли риск, что за ними произойдет рецидивный всплеск подобных событий? Об этом нужно или не нужно говорить?
В социальной психологии описан «эффект юного Вертера», он связан со знаменитым произведением Гете. Этот эффект свидетельствует о том, что после широкого обсуждения в прессе и буквально смакования тех или иных происшествий и деталей, в том числе случаев суицидов, количество подобных трагедий вырастает, и сильно. Поэтому безграмотное освещение и смакование этих событий в прессе является заражающим.
Лучший способ тогда — максимально анонимно описывать события, без лишних деталей и фотографий?
Дело не в анонимности. Дело в профессиональной психологической грамотности освещения. Еще раз я хочу особо подчеркнуть. Часто публикуемые факты служат не попыткой разобраться в трагедии, а выступают источником привлечения внимания к тем или иным сведениям массовой коммуникации.
Может быть, подростки, которые совершают подобные действия, в том числе ищут этой публичности и освещения в медиа?
Абсолютно точно. Одна из уникальных установок подросткового возраста — заявить миру о своем существовании в самых порой трагичных демонстрационных формах. Тут присутствует крик: «Вы меня не увидели, тогда вы поймете, как я был важен и ценен в этом мире!»
Многие, когда были детьми и их обижали, закрывали глаза и думали, как они умрут, а все вокруг будут переживать и расстраиваться. Такое было почти с каждым.
Можно ли как-то заранее предугадать подобные трагедии?
Нет ни одной психологической методики, которая могла бы с достаточной четкостью проанализировать портрет личности ребенка и сказать, что тот или иной готов к совершению подобного рода преступления.
Нужно рассматривать очень индивидуальные вещи. Прозвучит банально, но ключевой момент, который необходимо учитывать, — это воспитание, как страхование социальных рисков развития детей и подростков. Если воспитание в наших школах открывает пространство для агрессии и ненависти, тогда мы с вами и пожинаем то, что происходит сегодня, в том числе тот трагичный случай, от которого и вам, и мне больно и страшно.
Но, может быть, подросток перед тем, как напасть на одноклассников, подает какие-то тревожные звоночки, завуалированно сообщает о своих намерениях школе и родителям?
Безусловно, в общении между друзьями и подругами в интернете мы часто находим признаки того или иного поведения. Там очень четко могут выявиться проигрываемые сценарии будущей трагедии.
Но стоит отметить, что необязательно подобные разговоры вырастут в школьную стрельбу. Между ними и реальными действиями большая пропасть.
Можно ли говорить о том, что на случаи школьной стрельбы влияет неоднородность самого общества? Например, в США такие трагедии происходят довольно часто, а там очень полярное общество.
Тут все зависит от того, насколько в обществе действуют нормы морали и справедливости. Если в обществе главным двигателем является совесть, это одно общество. Если в обществе главным двигателем и языком общения является агрессия, это другое общество. И каждый должен задуматься, агрессия или совесть являются лицом того или иного общества.
Сегодня появилось несколько версий, почему девочка из Брянска могла устроить стрельбу. Говорят и о травле, и о личной ссоре с одноклассницей. Подростки часто могут драться из-за того, что они что-то не поделили, но почему тогда этот конфликт вдруг стал фатальным?
Как я уже сказал выше, в обществе не только повышается толерантность к насилию, а насилие становится одобряемой нормой поведения.
Часто это в том числе желание быть увиденным, замеченным, которое проявляется в подростковой истерии: сказать всему миру неадекватными средствами, что ты есть и что ты существуешь.
Часто говорят, что подобные случаи может сократить запрет компьютерных игр, каких-то фильмов. Это так?
Каждый раз, когда кто-то говорит, что нужно взять все книги и сжечь, в них все зло, а машины запретить, потому что под колесами гибнут люди, он ищет источники причины не в том.
Никакие ограничительные меры не сработают, они приводят лишь к тому, что называется эффектом запретного плода. А запретный плод, как известно, всегда сладок и только увеличивает мотивацию подростков пользоваться такими способами, на которые будут наложены социальные табу.
Можно ли составить какой-то четкий портрет подростка-стрелка?
Нет, нельзя, четкого портрета тут нет. Ребенок может быть скромным или общительным, мальчиком или девочкой, ласковым или угрюмым. По внешним характеристикам или поведению вы никогда не сможете полноценно судить о тех или иных реальных действиях ребенка. С психологической точки зрения это даже неграмотно.
Соответственно, нет и единого решения этой проблемы?
Да, его тут нет. Ответственность здесь лежит на самом обществе. Оно должно прививать детям ценность личности, уважения и достоинства.
Часто после трагедий выясняется, что дети не очень близко общались со своими родителями, те не особо знали, что тревожит их ребенка и как можно ему помочь. Это тоже влияет на степень риска?
Да, конечно. Уровень доверия или недоверия в семье — это один из важнейших моментов развития личности ребенка, начиная с первых дней его жизни. Недоверие в семье может приводить и приводит к невротичным искажениям в развитии личности ребенка, росту тревожности, а тем самым и потенциальной агрессии.