50 лет назад, в январе 1974 года, в СИЗО № 2 Саранска был приведен в исполнение смертный приговор Александру Шурыгину и Михаилу Дорофееву — двум сержантам милиции, осужденным по беспрецедентному делу. 22 февраля 1973 года они устроили настоящую бойню в городе Отрадном, расстреляв 16 человек. Только пятерым из них удалось выжить. Это преступление стало самым массовым за всю историю СССР и современной России убийством, совершенным сотрудниками правоохранительных органов. Причиной трагедии стала обида, которую Шурыгин и Дорофеев затаили на свое руководство. Эксклюзивные материалы расследования кровавой, но почти забытой ныне истории, которая потрясла советскую милицию, изучил корреспондент «Ленты.ру» Игорь Надеждин.

Отрадный — город нефтяников в Куйбышевской (ныне Самарской) области. В начале 1950-х годов XX века там на относительно небольшой глубине нашли запасы нефти, которые позволяли в сутки добывать с одной скважины по 300 тонн черного золота. В 1956 году рядом с месторождением появился город Отрадный, население которого к 1973 году достигло 44 тысяч человек: туда по комсомольским путевкам ехала молодежь со всего СССР. В их числе оказались и родители главных героев этой истории.

Александр Шурыгин и Михаил Дорофеев родились в Отрадном, окончили там школу и отправились служить в Советскую армию. После демобилизации оба вернулись в родной город и начали работать в правоохранительных органах. Шурыгин и Дорофеев пришли в милицию разными путями, но для обоих он закончился в саранском СИЗО.

***

Александр Шурыгин еще в седьмом классе вступил в комсомольский оперативный отряд дружинников (КООД), созданный Отрадненским горкомом комсомола. В то время подобные отряды создавались по всей стране. На допросе 15 марта 1973 года Шурыгин заявил, что именно с момента вступления в КООД близко познакомился с сотрудниками ГОВД Отрадного.

Окончив семилетку, Александр пошел работать на завод, но как только ему исполнилось 18 лет, устроился рядовым милиционером в Отрадненский горотдел милиции. Год спустя, в ноябре 1966 года, Шурыгина призвали в армию, служил он в ракетных войсках в Оренбургской области.

Там молодой человек дослужился до старшего сержанта, потом стал старшиной роты. Сам Шурыгин рассказывал, что относился к своим служебным обязанностям добросовестно и уважал командование, но все изменил один случай. Однажды Александр как старшина оказался начальником роты — замполита в ней не было, а командир попал в госпиталь.

По словам Шурыгина, тот случай изменил его отношение к должностным лицам: он стал обидчивым, незаслуженный выговор или наказание были ему невыносимы. Между тем в армии дела у него шли плохо: 23 февраля 1969 года Шурыгина сняли с должности старшины роты и понизили в звании со старшего сержанта до сержанта.

8 апреля того же года Александр опоздал из увольнительной на пять минут, его задержал патруль, сутки он провел на гауптвахте. За это его разжаловали в рядовые, и он вновь оказался на гауптвахте... В июле того же 1969 года Шурыгин демобилизовался и вместе с будущей женой Надеждой Леванович вернулся в родной город Отрадный, где жили его родители.

Из-за разжалования ему дали плохую характеристику, что помешало восстановиться в милиции, и Александр пошел работать на завод «Экран», параллельно добиваясь направления в органы внутренних дел по комсомольской путевке. Это удалось ему лишь в апреле следующего года.

Милиционер с перспективой

С Надеждой Леванович Шурыгин познакомился еще в армии — девушка работала при воинской части. В октябре 1969 года, уже в Отрадном, они поженились, в июле 1970 года у них родилась дочь. Сразу после этого ГОВД выделил Александру комнату в коммуналке как перспективному сотруднику с новорожденным ребенком.

Вообще, Шурыгин в милиции был на хорошем счету у руководства: его быстро повысили из постовых до помощника дежурного по ГОВД, ему собирались дать квартиру. Он учился в средней школе милиции в Елабуге и добросовестно относился к своим обязанностям. Однако осенью 1971 года Шурыгин тайно взял из сейфа дежурного десять рублей — как он сам потом объяснял, на один день, до зарплаты: жене надо было ехать на картошку, а денег не было совсем. Его в этом уличили, но оформлять случившееся никак не стали, — своим приказом начальник ГОВД просто снял Александра с должности помощника дежурного и вернул обратно в постовые.

Но летом 1972 года Шурыгина вновь повысили — он стал дежурным инспектором спецкомендатуры. Это подразделение милиции в те годы следило за исполнением такого вида наказаний, как «направление на работу на стройки народного хозяйства», в народе — «химия».

За спецкомендатурой Отрадного, дежурным инспектором которой стал Александр Шурыгин, числилось около 400 человек, в основном молодые женщины, зачастую едва достигшие совершеннолетия. Главным образом они работали на одном из местных заводов. При этом у инспекторов спецкомендатуры были широкие возможности: «контингент» от них сильно зависел.

Именно по рапорту инспекторов осужденным могли запретить покидать общежитие в выходные, перевести их на усиленный режим содержания или даже отправить в колонию. Впрочем, по рапорту инспектора могли и поощрить или даже ходатайствовать о досрочном прекращении наказания. Именно эта власть и подвела Шурыгина.

Опасные связи

Как позже напишут в официальных документах, сотрудники спецкомендатуры Отрадного, «используя служебное положение, принуждали к сожительству молодых и красивых условно-осужденных» — проще говоря, милиционеры за поблажки вступали со своими подопечными в интимные отношения.

Причем это происходило в самых разных формах — так, одна из «условниц» по фамилии Птицына в свои законные выходные вынуждена была ходить домой к милиционерам стирать им белье и попутно вступать в интимные отношения. Осенью 1972 года она где-то подхватила гонорею и в считаные дни заразила нескольких инспекторов.

Особую пикантность этой ситуации придавал тот факт, что заболевшие работники ГОВД были женаты, поэтому были вынуждены встать на учет в кожно-венерологическом диспансере (КВД). Впрочем, на этом проблемы сотрудников спецкомендатуры Отрадного не закончились.

Примерно в то же самое время в Отрадненский городской суд поступило письмо от осужденной, которую за нарушение дисциплины перевели с «химии» в колонию общего режима. Она писала, что это было сделано как раз в отместку за отказ сожительствовать с милиционерами из спецкомендатуры.

Председатель суда отправил письмо прокурору города Абдрахману Салахову, тот назначил проверку, и факты очень быстро подтвердились: в городском КВД нашли карточки нескольких работников спецкомендатуры, в одно время заболевших гонореей.

Сразу опросить Шурыгина было невозможно: он в то время находился в учебном отпуске, сдавал экзамены на заочном отделении Елабужской средней школы милиции (Куйбышевский филиал), поэтому разбирательство отложили до его возвращения.

Хотя Шурыгин был женат, он имел много сторонних связей, причем не только с «химичками». Так, его постоянной любовницей была местная жительница Антонина, которая долго не знала, что Александр женат, и строила планы на совместное будущее. Еще несколько жительниц Отрадного считали себя его единственными подругами — всех их допрашивали в ходе следствия, и все они отзывались о Шурыгине хорошо, хотя и считали вруном.

Между тем Михаил Дорофеев, ставший сообщником Шурыгина в его страшном преступлении, был человеком совсем иного сорта.

Нарушитель в погонах

Михаил Дорофеев родился в Алексеевском районе Куйбышевской области в большой семье — он был пятым ребенком из семи. Один из братьев Дорофеева служил в милиции в Нальчике, другой занимал высокий пост секретаря горисполкома города Отрадного. С ним и его женой Михаил жил в одной квартире.

После средней школы Дорофеев выучился на киномеханика в ПТУ и пару лет работал по профессии в Куйбышевской области, главным образом в селе Беловка. Оттуда Михаила призвали в армию, он попал во внутренние войска и охранял секретный химический завод в Красноярске. Дорофеев называл эту службу тяжелой — оружие постоянно находилось при нем.

После демобилизации в июле 1968 года Дорофеев вернулся на родину, устроился на завод железобетонных изделий (ЖБИ), а уже через год, в июне 1969-го, по комсомольской путевке был направлен на службу в органы внутренних дел и стал милиционером Отрадненского РОВД.

За время службы он окончил школу рабочей молодежи и отучился в средней школе милиции в Елабуге. Михаил добросовестно относился к должностным обязанностям и очень хотел стать следователем. За три года Дорофеев сделал неплохую карьеру: от постового милиционера он вырос до помощника дежурного и должен был вскоре стать дежурным.

У Михаила было несколько поощрений и два взыскания. Первое взыскание — за то, что 1 января 1971 года он пришел на службу с опозданием и в состоянии похмелья. Второе — более симптоматичное: 16 февраля 1973 года начальник ГОВД Отрадного объявил ему выговор за превышение полномочий — Дорофеев незаконно отправил гражданина в вытрезвитель.

«Они относились к людям свысока»

Милиционер Дорофеев счел, что его наказали несправедливо: себя он называл старослужащим, которому многое надо прощать, и не раз говорил об этом коллегам. В отличие от Шурыгина, Дорофеев был холост — у него было несколько близких подруг, но в основном все силы он бросал на учебу и службу, объясняя ими отсутствие семьи.

К слову, в декабре 1972 года его приглашали в КВД и проверяли на гонорею: отправленная в колонию автор письма в суд утверждала, что у Дорофеева тоже была связь с осужденной Птицыной. Но Михаил это отрицал, да и болезнь у него не нашли. В целом о Дорофееве отзывались как о способном, но замкнутом человеке, вспыльчивом, но отходчивом.

Правда, наиболее опытные коллеги относились к Михаилу настороженно: они знали, что он склонен показывать свою силу и власть там, где для этого нет оснований.

Однако начальство считало и Дорофеева, и Шурыгина нормальными сотрудниками, достойными повышения: к 23 февраля 1973 года им обоим должны были присвоить первое офицерское звание — младший лейтенант милиции. Представления уже были в отделе кадров областного УВД, но трагедия 22 февраля все перечеркнула.

О том, что милиционеры способны на массовое убийство, до этого момента никто не мог даже подумать: оба показывали хорошие результаты по боевой подготовке, а в сложных ситуациях действовали решительно и правильно. К тому же незадолго до рокового дня оба проявили себя достойным образом. 23 декабря 1972 года около 20:00 в дежурную часть Отрадненского горотдела милиции поступил сигнал: несколько молодых людей с овчаркой зашли в пассажирский автобус, хамили пассажирам и контролеру, вели себя агрессивно и дерзко. По вызову отправились Дорофеев и Шурыгин, вместе с которыми увязался шофер прокурора города Александр Сасса. Он парковал служебную «Волгу» во дворе горотдела, а поскольку в тот день ему больше нечем было заняться, Сасса решил устроить себе небольшое приключение.

Увидев милиционеров, хулиганы повели себя агрессивно, хозяин собаки натравил ее на сотрудников. Овчарка запрыгнула на спину Шурыгину и попыталась укусить его за шею, но Сасса сбросил пса и сумел удержать его на земле, а потом и связать. Сержанты же в это время задержали хулиганов. Собака покусала шофера, и ему назначили курс уколов от бешенства.

Роковая вечеринка

Проставиться перед Сассой за его помощь на задании Шурыгин с Дорофеевым смогли только в феврале, когда шофер закончил лечение. Стоит отметить, что в советские годы сотрудники милиции, как и все офицеры, денежное довольствие получали один раз в месяц — 20-го числа.

Причем если в этот день по каким-то причинам зарплату получить не удавалось, она депонировалась — отправлялась обратно в Госбанк, где лежала до следующего месяца.

И вот вечером 20 февраля 1973 года Дорофеев и Шурыгин, получившие зарплату, купили вино «Яблочное», пригласили в отдел Сассу и вместе распили спиртное. Потом они втроем пошли в ресторан, где купили навынос еще две бутылки водки и шесть бутылок пива, вышли на улицу и встретили там двух внештатных сотрудников милиции.

Думая, где бы выпить, компания заметила знакомую буфетчицу Клавдию, муж которой отбывал наказание, и отправились к ней домой. У Клавдии были еще две бутылки мадеры. Вечер закончился тем, что Сасса, Дорофеев и внештатники ушли домой, а Шурыгин остался у Клавдии.

Именно этот вечер запустил цепочку событий, которые привели к бойне в Отрадном: один из внештатников, закрепленный за инспектором отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности (БХСС), зашел к своему куратору и рассказал о вечеринке. Оперативники считали Клаву содержательницей притона и знали, что она спекулировала спиртными напитками...

Гнев прокурора

Рано утром на следующий день, 21 февраля 1973 года, курирующий офицер БХСС зашел к прокурору города Абдрахману Салахову для консультации по одному уголовному делу. Как бы между прочим этот офицер сказал Салахову, что сержанты Шурыгин и Дорофеев, которых проверяют на незаконную связь с «химичками», провели ночь в притоне.

Тем же утром Дорофеев пришел на дежурство с похмелья, и замполит горотдела Кислицын, который ничего не знал о ночных похождениях милиционера, потребовал от него по этому поводу объяснительную.

Его дерзость задела Кислицына, и он сразу же доложил об инциденте начальнику горотдела подполковнику Мухину. Тот вызвал к себе Дорофеева, и в этот момент к Мухину зашел Салахов. Прокурор сообщил начальнику ГОВД, что его сержанты пьянствуют в притоне и болеют гонореей, которой заразились от поднадзорного контингента.

Кроме того, Салахов положил на стол Мухину справку из КВД и сообщил, что первому секретарю горкома партии он об этом уже доложил. Именно в этот момент в кабинет Мухина зашел дежурный сержант Дорофеев, у которого с начальником ГОВД состоялся крайне неприятный разговор про вечеринку у Клавдии.

В и без того напряженную беседу вмешался прокурор Салахов, который обрушил на похмельного Дорофеева вал информации: про подозрения в связи с осужденной Птицыной, про заражение гонореей, про притон, который якобы был у Клавдии. А в конце Салахов между прочим сказал, что намерен возбудить в связи с этим дело. Не исключено, что эта сцена стала следствием каких-то городских интриг, на что указывает сразу несколько фактов.

Темные пятна

До сих пор остается загадкой, почему Салахов — прокурор Отрадного — проводил проверку по факту нарушений, допущенных сотрудниками ГОВД, самостоятельно, хотя логичнее было бы поручить ее курирующему помощнику.

Кроме того, не имея строгих доказательств (единственным документом было письмо от осужденной в суд), не получив показаний Птицыной или других свидетелей, Салахов не имел ни морального, ни юридического права обвинять сержанта. Да и то, что офицер милиции утром пошел к прокурору с оперативной информацией о поведении коллег, наводит на размышления.

При этом важно учесть, что подполковник Мухин был кавалером ордена «Знак почета» и 11 медалей, полученных за службу в органах внутренних дел, много раз поощрялся за оперативную работу, входил в бюро горкома партии (в отличие от прокурора, что странно) и был депутатом горсовета.

При этом и Мухин, и Салахов позже на допросах отрицали то, что обвиняли Дорофеева. По их версии, Салахов сообщил Мухину обличающие Дорофеева факты уже после того, как сержант ушел. Однако эти показания были полностью опровергнуты в ходе следствия.

Как бы то ни было, именно этот разговор в кабинете начальника горотдела милиции Отрадного с участием прокурора запустил механизм трагедии, которая случится уже через несколько часов.

Продолжение следует.

Редакция «Ленты.ру» выражает благодарность председателю Самарского областного суда Вадиму Кудинову и его сотрудникам за помощь в подготовке материала.