30 лет назад, в ночь с 13 на 14 февраля 1994 года в Новочеркасской тюрьме был расстрелян Андрей Чикатило — самый известный советский маньяк, убивший по меньшей мере 43 человека. Имя Чикатило стало нарицательным, его преступления вошли во все учебники по криминалистике, а образ преступника оставил заметный след в массовой культуре. Задержать советского маньяка №1 удалось следственной группе во главе с Иссой Костоевым, заместителем руководителя отдела по расследованию особо важных дел прокуратуры РСФСР. В эксклюзивном интервью корреспонденту «Ленты.ру» Игорю Надеждину Исса Костоев рассказал уникальные подробности дела Андрея Чикатило.
«Лента.ру»: Чем Андрей Чикатило запомнился вам больше всего?
Исса Костоев: Тем, что Чикатило по сути своей — мерзавец, которого земля с трудом носила. И ничего кроме этой мерзости в нем не было. Про него сейчас снимают фильмы, в которых мало правды и много дурных легенд. Его, родившегося в украинском городе Сумы, преподносят чуть ли не как борца за независимость Украины.
Но на деле он — просто гниль без совести. Я с ним очень много общался и мнение о нем не изменил до сих пор. Помню, с какого-то момента Чикатило стал постоянно повторять, что он не заслуживает жизни, что его надо лишить ее. Он даже написал ходатайство, в котором была просьба: «Прошу уничтожить меня как ошибку Бога».
Но он сам хотел жить: это чувствовалось во всех разговорах, на всех допросах. Уже после приговора и развала СССР Чикатило много раз просил передать его на родину, на Украину, — почему-то считал, что там к нему будут относиться мягче, чем в России.
Почему маньяка №1 не могли поймать 12 лет?
Чикатило уже после первого же преступления убедился в своей безнаказанности. У следствия были все доказательства того, что Чикатило причастен к этой расправе: от похожего на него фоторобота до того, что следы крови вели прямо к его дому. И хотя он попал в поле зрения [следователей ], его почему-то никто не стал проверять.
Возможно, свою роль сыграло то, что он был внештатным сотрудником милиции. А потом Чикатило удивительно везло: то его по непонятной причине вычеркивали из рапортов наблюдений, то у него неправильно определили группу крови. Но как только в поле зрения попал ранее судимый Александр Кравченко (все сосредоточились на нем как на главном подозреваемом) — дело закончилось высшей мерой.
Как выяснилось, что за преступление Чикатило казнили невиновного?
Изначально этот эпизод (расправа над школьницей Леной Закотновой — прим. «Ленты.ру») вообще не попал в поле зрения следствия по делу Чикатило — маньяк сам о нем рассказал во всех подробностях. А когда я затребовал материал по этому преступлению, выяснилось, что за него уже приговорен к высшей мере Александр Кравченко и приговор исполнен.
По закону, за его родными надо было признавать право на реабилитацию. Ростовский суд счел наши доказательства (вины Чикатило в расправе над Закотновой — прим. «Ленты.ру») убедительными и достаточными, но Верховный суд исключил этот эпизод [из дела маньяка] за недоказанностью.
В итоге Александр Кравченко до сих пор считается виновным в преступлении, которого не совершал. Причем его дело трижды рассматривалось сначала в районном, потом в Ростовском областном, а затем и в Верховном суде — и трижды возвращалось назад. Хотя даже его группа крови не совпала со следами на теле потерпевшей.
И хотя Кравченко до последнего отрицал свою причастность к преступлению, с четвертой попытки высшую меру для него все-таки продавили. Я и сейчас помню его письмо-апелляцию на 43 листах, где он писал: «Наступит день, когда вы все будете сожалеть, что погубили невиновного».
А Чикатило знал о судьбе Кравченко?
Да, он знал, что за его преступление осужден невиновный, и это знание только подтолкнуло его к новым преступлениям. Вот так действует безнаказанность. Вообще, Чикатило по характеру — человек очень мстительный и жестокий, но он умело скрывал это под маской. Внешне казался невозмутимым, молчаливым, но целеустремленным.
Когда во дворе его дома построили гараж, он в знак протеста отправился с палаткой на Красную площадь и писал письма Горбачеву. Однако в первый момент после ареста Чикатило растерялся — мы ведь его не задерживали, а сразу арестовали с санкции прокурора и отправили не в следственный изолятор УВД, а в тюрьму КГБ.
Для него это было шоком — но он быстро от него оправился и стал все время следствия и суда притворяться больным, утверждал, что его надо лечить.
После ареста Чикатило с ним возникали проблемы?
Был один эпизод во время выезда на место преступления. По моему заказу для Чикатило изготовили специальные наручники, которыми он был прикован ко мне во время выездов на следственные действия. Их браслеты соединялись не короткой цепочкой, а длинным трехметровым тросом. Это было сделано для того, чтобы, оставаясь прикованным, он мог свободно перемещаться и нас не обвиняли бы в том, что мы водим его за руку и указываем места преступлений.
Чикатило шел впереди, а я и вся следственная группа — за ним. И вот однажды мы повезли его на проверку показаний на местности — на берег водоема, где он 14 августа 1990 года подкараулил 11-летнего Ваню, когда тот отошел с пляжа в камыши переодеться. Маньяк изнасиловал мальчика, а потом нанес ему 42 ножевых ранения.
Мы привезли Чикатило на пляж под усиленной охраной милиционеров, с кинологом и собакой. Обвиняемый, пристегнутый ко мне наручниками, показал, где встретил мальчика, как пошел за ним — а затем обернулся, посмотрел на меня и бросился бежать. Причем он бежал так, что я не удержался на ногах: Чикатило тащил меня по песку.
А сзади крики милиционеров «Стой, стрелять буду!» Кто-то, кажется, даже выстрелил в воздух. Я сначала решил, что Чикатило в побег сорвался, но потом выяснилось, что в 50-60 метрах от пляжа стоял местный хлебозавод, на котором родители Вани трудились и в день расправы над ним и потом.
И в тот момент кто-то из работников увидел, что прокуратура привезла убийцу. Сказал в цеху, информация мигом облетела завод — и все работники, схватив лопаты, вилы и другие тяжелые предметы в едином порыве бросились линчевать душегуба.
К счастью, милиционеры смогли остановить толпу, а я уже после сказал Чикатило: «Вот ты сколько раз твердил, что хочешь уйти, что не имеешь права жить, что столько всего натворил. А сам, почуяв конец, рванул так, что меня чуть калекой не сделал». Это, пожалуй, мое самое яркое воспоминание о работе с Чикатило.
Как вы считаете, почему вообще появляются такие маньяки, как Чикатило?
Наука говорит, что маньяк — тот, кто не может без расправ. Появиться такой преступник может в любом месте и в любое время. Маньяки в СССР были до Чикатило, были и после, причем порой даже более кровавые. Выявлять таких злодеев заранее, еще до их первых расправ, мы пока не научились.
Но известно другое: серийные преступники в целом и маньяки в частности появляются там, где оперативные и следственные службы работают плохо. Если следственно-оперативные подразделения добросовестны и настойчивы, если они знают свою работу и честно ее выполняют, то маньяк, конечно, может появиться — но разгуляться ему не дадут.
Поэтому единственная причина появления маньяков — их безнаказанность. Одно преступление совершил — не раскрыто. Совершил второе — на другого повесили. Я не знаю ни одного дела о серийных убийцах, где в процессе расследования не появлялись бы или незаконно привлеченные к уголовной ответственности, или незаконно осужденные.
А еще я не знаю ни одного дела [о маньяках], в котором бы не вскрывались эпизоды, сокрытые от учета: списанные на несчастные случаи или на суициды. Бывало и так, что материалы по ним оказывались просто уничтожены или списаны.
Чем объясняется такая преступная практика?
Дело в том, что до сих пор работа правоохранительных и следственных органов оценивается в процентах. И главный ее показатель — не реальная безопасность, а набившая оскомину «палочная система». Сегодня в любом регионе состояние законности оценивается в «палках» [раскрытых уголовных делах].
А главный ориентир для правоохранительных органов — это динамика относительно аналогичного периода прошлого года. И пока это так, у нас будут и новые злоупотребления, и новые невинно осужденные, и новые маньяки. Ведь в чем заключается все зло? Расправа совершена в условиях неочевидности, свидетелей нет, искать надо — а кого, непонятно.
Тут-то [у сотрудников правоохранительных органов] и рождается злая мысль: «Как бы сделать так, чтобы не работать». В итоге при любом удобном случае дело списывается под любым надуманным предлогом — например, телесные повреждения объявляют посмертными и пишут, что состава преступления нет.
Кроме того, в ход идут уговоры непричастных людей взять на себя вину, угрозы в их адрес. Именно сам «палочный» подход к оценке работы правоохранителей — это главная питательная среда для серийных преступлений.
Но самое страшное, что в нашей огромной стране нельзя найти ни одного дела, в котором бы оперативников, следователей и судью привлекли бы к ответственности за то, что они осудили невиновного.