Почти 200 лет назад, в 1825 году, родился Александр Можайский, изобретатель первого русского самолета. Его жизнь окутана множеством мифов. История его самолета «Жар-птица» — детектив, действие которого растянулось на целое столетие и развернулось как минимум в четырех странах — царской России, Советах, Америке времен Теодора Рузвельта и викторианской Англии. До сих пор нельзя с полной уверенностью сказать, что расставлены все точки над i. «Лента.ру» рассказывает историю первого русского самолета со всеми ее противоречиями и темными пятнами, а также показывает, как это изобретение изменило мир.
Отставка первого канцлера объединенной Германии Отто фон Бисмарка, случившаяся 20 марта 1890 года, наделала немало шума в мировой и российской прессе. Многих новость раздосадовала, включая русского посла Шувалова, поскольку теперь затея с русско-германским договором откладывалась на неопределенный срок. В этот же день газеты опубликовали скромные некрологи по поводу кончины контр-адмирала Александра Можайского, который не дожил всего одного дня до своего 65-летия. Но ни в одном не обмолвились, что Россия потеряла создателя, возможно, первого самолета в мире.
Российская империя так и не найдет с кайзеровской Германией общего языка, через 14 лет войдет в Антанту, и через 24 года спустя вспыхнет Первая мировая. Русско-французские «Ньюпоры» сойдутся с немецкими «Фоккерами» в небе над Варшавой. В августе 1914-го Петр Нестеров сделает на «Фармане» мертвую петлю и выведет русскую боевую авиацию в мировые лидеры. К концу первого мирового конфликта аэропланы станут привычным делом для всех. Гражданская авиация появится в 1923 году уже в другой стране — СССР.
Но тогда, на излете золотого века российских науки и искусства, ни смерть пионера авиации Можайского, ни пожар на Балтийском заводе, уничтоживший двигатели от его усовершенствованной «Жар-птицы», не вызвали резонанса. Лишь десятилетия спустя его имя достали из архивов, и маятник качнулся в обратную сторону: Можайского записали в изобретатели первого самолета в мире.
21 марта 1825 года, когда родился Александр Можайский, ничто не предвещало, что самолеты когда-нибудь будут бороздить небесные просторы. Впрочем, по словам исследователя Маслинского, в среде старообрядцев бытовали пророчества, что «железные птицы будут летать по небу», «землю, словно тенетами, опутает нитями длинными», а «по путям железным поползут змеи железные», и это станет началом конца света. А священник Константинопольской православной церкви Косма Этолийский еще в XVIII веке предрекал: «Вы увидите, как люди будут летать по небу, словно коршуны, и посылать огонь на мир. Те, кто будет жить тогда, побегут на кладбище и будут кричать: выходите, мертвые, чтобы мы заняли ваше место».
Если абстрагироваться от народной эсхатологии и пророчеств, все выглядит вполне типично с точки зрения истории. Обывателю первые авиаконструкторы казались чудаками наподобие прожектеров, собиравших вечный двигатель в своих сараях.
Летать можно на воздушных шарах, и слава богу. В 1852 году с легкой руки Анри Жиффара в обиход вошли дирижабли.
Но чтобы поднять над землей аппарат тяжелее воздуха, да еще и с человеком на борту, — это уму непостижимо. Все непонятное пугало и раздражало консервативную публику. К морскому флоту было доверие, в конце концов, эпоха наций, буржуа, капитала и конституций открыта благодаря кораблям. Великие географические открытия, колонизация Нового света, грандиозные морские баталии. Все это впечатало в сознание миллионов мысль, что корабли пришли раз и навсегда. Человеку доступен мировой океан, это его космос, других быть не может. У флота был Айвазовский, а вот самолеты проникнут в высокое искусство только в конце 20-х годов XX века.
По иронии судьбы, Можайский родился в городке Роченсальм Выборгской губернии, символе морского флота. Его стены еще помнили Суворова, а тот вообще с подозрением относился к прогрессу в военном деле. Появился на свет Александр Можайский в семье адмирала Федора Тимофеевича, о переходе которого на корабле «Любек» до Кадиса писали газеты. Можайский-старший, на тот момент отец трех детей (а всего их будет семь), был весьма консервативным человеком и считал, что сыновьям — старшему Федьке и младшему Сашке — прямая дорога на флот, а дочь Варвара пусть, как подрастет, выходит замуж за моряка и станет ему верной женой. Федор и Варвара в точности исполнили наказ отца: сын дослужился до мичмана 9-го флотского экипажа, дочь вышла замуж за контр-адмирала Кирилла Пасынкова.
Александр не был бунтарем и тоже пошел по стопам отца. Но его отличало наличие определенных задатков, новое мышление, зачатки эпохи воздушной авиации в душе. И однажды они прорастут.
Нужно сказать пару слов о специфике времени. Александра Можайского угораздило родиться в год провала восстания Декабристов и воцарения Николая I. Николаевская эпоха формально продлилась до 1855 года, когда царь скончался от отравления, но фактически по инерции дотянула до Великих реформ. Время это не располагало к экспериментам и инновациям. Пехота и артиллерия сражались штуцерами и пушками времен Петра I, балом правил морской флот. На небо смотрели лишь для того, чтобы полюбоваться на птиц или поразмышлять о бренности сущего.
Это проявлялось и в русском словаре. Слово «самолет» здесь хоть и знали с Петровских времен, а то и раньше, но это другой самолет. Вплоть до XX века самолеты… плавали, ткали и пахали. В «Бесприданнице» Островского герой Паратова спрашивает: «Так вы меня самолетом ждали?» Пьеса увидела свет в 1878 году, когда не то что пассажирского сообщения не было, не существовало еще рабочих прототипов самолетов.
Другое значение слова «самолет» — деталь ткацкого станка.
«В ткацком станке самолет — челнок, который бросают не рукою, а посредством погонялки», — писал исследователь Бурнашев в толковом словаре 1843-1844 годов.
В некоторых регионах крестьянской России самолетом называли что-то вроде сохи. Самолет станет «самолетом» в 1910 году, когда соратник Маяковского и Бурлюка поэт-футурист Каменский, по совместительству — авиатор и планерист, пионер полетов на монопланах и аэропланах собственной конструкции, запустит это слово в массы в привычном для человека значении.
И все же годов до 30-х XX века привычнее народу было слово аэроплан, или ероплан в просторечье.
Так что Можайский никогда не употреблял слова «самолет». В его чертежах машина обозначена как «воздухоплавательный снаряд». Менделеев называл аппараты тяжелее воздуха, летающие по горизонтали, динамостатами.
О том, что человек может летать как птица, Можайский всерьез задумался уже взрослым мужчиной в 1855 году, в возрасте 30 лет. Его сознание перепахала экспедиция в составе экипажа фрегата «Диана» в Японию.
К этому времени он с отличием окончил Морской шляхетский корпус, кузницу мореманской аристократии, директором которой был мореплаватель Иван Федорович Крузенштерн, «человек и пароход». Там Можайский получил отличную техническую базу, которая пригодится ему при строительстве «летательного снаряда».
Далее последовали семь лет непрерывного плавания по Балтийскому и Белому морям. Можайский получил чин лейтенанта. А потом случилась японская экспедиция. Возможно, тогда лейтенант Можайский впервые задумывался о жизненных перспективах и переквалификации. Морская карьера имела свои плюсы, но моряков было много, и Можайский терялся на их фоне. В общем, что-то в нем перещелкнуло, когда он впервые попал на японский фестиваль воздушных змеев.
Японская традиция воздушных змеев, напоминающих человеку о древних драконах, уходит корнями в VIII век, период Нара. По легенде, это развлечение в Страну восходящего солнца завезли буддийские проповедники, курсировавшие между Китаем и Кореей. Точно так же они завезли национальный алфавит. Япония, со свойственным ей талантом делать заимствованное своим, за короткое время добилась того, что ее воздушные змеи прославились на весь мир.
До сих пор в Японии ежегодно проходит фестиваль Хамамацу, когда десятки тысяч японцев наблюдают за парящими в небе змеями с изображениями птиц. Также проводится фестиваль мальчиков и девочек, и там тоже запускают гигантских змеев. Похоже, что Можайский в период пребывания в Японии попал на один из таких фестивалей и был очарован боями гигантских воздушные змеев. К примеру, в префектуре Ниигата запускают змеев размером в 7 на 5 метров и весом до 40 килограммов.
Можайский в тот момент вспомнил, как сам ребенком запускал змеев в Выборгское небо. Получается, небо его манило с детства, просто не было предпосылок, чтобы реализовать эти стремления. А флот — вот, пожалуйста, под боком: Роченсальм, символ русско-шведской войны, отец-моряк. Накатанная дорога, точнее — фарватер.
После японской экспедиции Можайский отдал флоту еще шесть лет. В его морской жизни за тот отрезок временил случилось немало интересного: плавание на винтовом фрегате «Гремящий» вместе с императором Александром II и его супругой, Хивинская экспедиция, служба на 84-пушечном винтовом линейном корабле «Орел», гордости русского флота. Под занавес карьеры, в 1860 году, Можайский принял участие в строительстве винтового клипера «Всадник», где занимался отладкой парового двигателя. И это уже вторая тонкая ниточка, связывающая его с самолетостроением.
Разрушение англо-французским флотом крепости Роченсальм в 1855 году стало своего рода предвестьем тех времен, когда самолеты поборются с кораблями за первенство. Там больше никогда не будет форпоста, на месте крепости в 1878 году возникнет финский портовый город Котка, над которым сто лет спустя будут проноситься самолеты, летящие из Хельсинки и Лаппеенранте в Ленинград.
В 1861 году отменили крепостное право, эффектом домино последовала череда Великих реформ, в том числе армейской. Военные впервые задумались о перспективах воздухоплавания.
В 1863 году Можайского перевели на гражданскую службу. Его назначили на должность помощника мирового посредника Грязовецкого уезда Вологодской губернии. Осел он с женой и сыном Александром в селе Котельниково, которое впоследствии переименуют в Можайское. В 1866 году скончался его отец, и это, возможно, окончательно порвало невидимые путы, связывавшие его с флотом. Интересно, что и женился он довольно поздно — в 1859 году. Его женой стала дочь надворного советника Кузьмина. Возможно, инстинктивно он тянулся к юности, полной надежд и свершений, а возможно, это была любовь. Правда, в 1866 году жена скончается при родах, оставив вдовцу двух сыновей — Сашу и Колю. Это к тому, что семейной жизни у Можайского не вышло, и после 1866 года он все силы направил на создание самолета.
А пока на дворе начало 60-х. Гражданской службы Можайскому было мало, он чувствовал свою невостребованность и избыток творческих сил.
Группа «Дюна» в конце XX века пела: «Воздушный змей, его полет высок, лети к родимой стороне, милок. И все мне кажется, мне кажется, налью сто грамм и свяжутся две жизни, как две нити, в узелок». В 60-70-х XIX века связались как две нити в узелок судьбы Можайского и русской авиации.
Получив вместе с гражданской службой уйму свободного времени, Можайский часами наблюдал за птицами, охотился на них, скупал по округе у мужиков свежую неощипанную дичь с той же целью. На каждую отстреленную и купленную птицу заводилась карточка, содержащая высоту полета птицы, ее геометрические параметры и вес.
Голуби подсказали ему, что для взлета будущего аппарата потребуется разбег. Тогда же Можайский сообразил, что крыло «летательного снаряда» должно оставаться неподвижным, и наклоненным под некоторым углом к горизонту, и на нем должны стоять специальные моторы. Тогда как многие коллеги двигались в сторону концепции орнитоптера, где крылья как у птиц.
Пока до мотора было далеко, на него не было денег, и детища Можайского скорее являлись симбиозом воздушного змея и моноплана. Первые модели обшивались птичьими перьями, но очень скоро стало понятно, что это непрактично, и для обшивки Можайский стал использовать шкурки кроликов и других зверьков.
Затем жизнь в глуши ему наскучила, и он перебрался с семьей в Санкт-Петербург, где быстро приобрел связи в научной среде. Его идею поддержали Менделеев, которому принадлежит идея разграничения летательных аппаратов на аэростаты и динамостаты. То есть самолет — это динамостат. Директор Главной физической обсерватории Санкт-Петербурга Рыкачев, коллеги по флоту Алымов и Спицын также присоединились к кругу энтузиастов-воздухоплавателей. На жизнь Можайский зарабатывал участием в строительстве Балтийской спасательной станции.
В 1869 году Александр Можайский вступил в управление имением Вороновица, расположенным в Подольской губернии в 20 километрах от Винницы. Там он продолжил опыты. Они перешли на новый уровень.
Он понял, что поверхности его аппарата нужна жесткость. Чтобы ее добиться, он сделал специальные распорки и уздечку, которой змей крепится к веревке. Наблюдение за птицами позволило ему найти подходящий угол наклона, при котором будет обеспечен оптимальный угол атаки крыла. К 1876 году у него получился буксируемый планер, на котором Можайский впервые поднялся в воздух. Выглядело это так.
Адепты Можайского в лице Черемных и Шипилова считают, что за рубежом подобные опыты случились на 10 лет позже — в Англии в 1888 году, во Франции чуть раньше — в 1886 году. И тут нужно сделать поправку: на самом деле современный самолет — коллективное изобретение. Технологии тогда были настолько не отработаны, что каждый ученый или дилетант, работавший над своей «птицей», вносил свою лепту. Когда говорят о первенстве той или иной страны в самолетостроении, приоритетом ставится национальная гордость. А она натура пристрастная, захочет — наградит, захочет — вымарает твое имя из истории.
Для жителей и Котельниковского уезда, и Подольской губернии Можайский был тем самым Антихристом, предвестником конца света. Местные крестьянки крестились при виде человека, восседавшего на воздушном змее, а лошади, что тянули аппарат, мнились им ездовыми четырех всадников Апокалипсиса — чумы, смерти, войны и голода. В определенном смысле оно так и было — старый мир будет умирать в муках, чтобы дать жизнь веку двадцатому. Петра I, который сделал Россию ближе к Европе, построил флот и возвел на болотах Санкт-Петербург, старообрядцы тоже ведь считали антихристом.
И все же в каждой стране к 1876 году был такой «антихрист» от авиации. Считается, что первый планер сделал англичанин Джордж Келли. Он же заложил в 1805-1810 годах основы аэродинамики. Но об установке на свой планер двигателя он даже не заикался, настолько громоздки и неуклюжи были паровые двигатели. Да и полновесной модели он так и не сделал.
Впервые идею прицепить паровые движки к самолету запатентовал другой британец, Уильям Хэнсон в 1841 году. Вместе со своим другом Стрингфеллоу Хэнсон зарегистрировал первую в мире авиакомпанию The Aerial Transit Company, которая уже в середине XIX века обещала скоростные туры в Египет. Но на постройку полноценного планера с мотором денег не хватило.
Первый полноразмерный планер построил француз Жан-Мари Лебри. Его «Альбатрос» поднялся в воздух в 1856 году. А первый летательный аппарат тяжелее воздуха запатентовал в 1876 году французский офицер Феликс дю Тампль.
И тут история мирового воздухоплавания с распростертыми объятиями встречает Можайского.
Как раз осенью 1876 года Можайский переехал из своей усадьбы в Санкт-Петербург, чтобы найти инвесторов для своего проекта. Для этого он стал устраивать представления с летающей моделью самолета, в частности, в манеже Берейторской кавалерийской школы. Модели в ненатуральную величину оснащались пружинным двигателем или двигателем на основе резинового шнура. Одна из таких моделей демонстрировала способность летать после разбега на собственном шасси, совершая устойчивый полет со скоростью 5,2 метра в секунду.
Планер, кроме крыльев, имел фюзеляж в виде лодки, четырехколесное шасси, а высота полета составляла около двух метров.
В конце 70-х Можайский проводил аэродинамические опыты, которые стабильно собирали публику. К началу 1878 года он представил свой проект военному министру Дмитрию Милютину, не только графу, но и прогрессивно мыслящему человеку, благодаря которому во многом Россия к началу Первой мировой хотя бы частично перешла на новое оружие.
Можайскому выделили три тысячи рублей на дальнейшие исследования. Это были большие деньги, но для создания полноразмерного «летательного аппарата» их было недостаточно. Можайский представил смету в 19 тысяч рублей, но ее отклонили. И тогда он стал строить самолет на свои кровные, а также на деньги меценатов.
Параллельно Можайский был зачислен на действительную военную службу в чине капитана Первого ранга и направлен в Морской кадетский корпус, где вел курс морской практики. Все-таки море его до конца не отпустило. Соответственно, какую-то часть денег на проект он выделял из жалованья, что-то приносило имение Вороновица. Плюс в конце 70-х он получил пособие на поездку за границу с целью приобретения двигателей для летательного аппарата в размере 2,5 тысячи рублей. Кстати, двигатели он заказывал в Лондоне у фирмы Арбекер, и делали их по его чертежам.
Еще около 2,8 тысячи рублей Можайский получил от меценатов Ольденбургского, Воронцова-Дашкова, Скобелева. Как говорил сам Можайский, его не интересовали никакие выгоды от предприятия:
Летом 1882 года на военном поле близ Красного Села под Санкт-Петербургом началась постройка натурного самолета «Жар-птица». Далее в истории Можайского следует большое темное пятно, поскольку все документы, касающиеся «Жар-птицы», таинственным образом исчезли. Ученые до сих пор спорят, в каком году точно полетел самолет Можайского — в 1882, 1883 или 1884-м. Или вообще 1885-м. Ясно одно: самолет едва-едва оторвался от земли, а затем накренился и рухнул, сломав крыло.
И вот этот кратковременный отрыв и станет впоследствии камнем преткновения между сторонниками «гения Можайского» и его скептиками. Последние годы жизни Можайский занимался модернизацией самолета. По некоторым данным, было построено три или четыре новых прототипа. Он также самостоятельно работал над компактным паровым двигателем. А в марте 1890 года конструктора не стало.
«Жар-птицу» попросили убрать со стоянки, и вскоре она пропала. Двигатели и прототипы сгорели на Балтийском заводе где-то в 90-х XIX века. По другим данным, часть хранилась на другом заводе, но ничего найти не удалось. До конца 30-х XX века о Можайском забыли.
А когда СССР вступил в патриотическую фазу, когда в армию вернулись знаки различия, когда вышел фильм «Александр Невский» Эйзенштейна, захотели сделать Россию родиной самолетов. Параллельно помпезному празднованию 100-летия со дня гибели Александра Сергеевича Пушкина начали формировать «культ Можайского», и исходя из него выходило, что он придумал первый самолет.
В годы перестройки маятник снова качнулся в обратную сторону, и на арену вышли скептики, для которых пионерами авиастроения стали братья Райт, запустившие на 50 секунд в воздух свой самолет уже на бензиновом двигателе. Забавно тут то, что на родине братья Райт, как и Можайский в России, были забыты всерьез и надолго.
Лучше придерживаться золотой середины и не возводить для изобретателей пьедесталов, с которых их потом придется сбрасывать, как только сменится конъюнктура. Заслуга Можайского в том, что он придумал самолет с фюзеляжем, задался вопросом о крыльях и элеронах, а также дополнил список правил конструирования самолетов, который был начат до него и продолжается до сих пор.
«Летательный снаряд» Можайского внешне отдаленно напоминает современный самолет, как механическая счетная машинка Бэббиджа и машины Тюринга по своим принципам работы напоминают компьютер XX века. Самолет — слишком сложное и прихотливое изобретение, чтобы приписывать его кому-то одному.
Авиаэксперт Роман Гусаров в разговоре с «Лентой.ру» сказал, что самолет Можайского можно считать важным шагом в отечественной науке и технике. Наравне с наработками Жуковского и Циолковского разработки Можайского — база, на которой растут отечественное самолетостроение и ракетостроение.
«Быть пионером в какой-либо области очень тяжело, и самолет Можайского стал огромным шагом вперед. Часто говорят, что на заре воздухоплавания у нас использовали французские, испанские самолеты и так далее. Но дело в том, что если бы наша страна технологически и научно не была бы к этому готова, то она бы не смогла и по лицензии что-то выпускать. Я уже не говорю о том, что мы и свои самолеты строили: и Сикорский, тот же "Илья Муромец"», — подчеркнул авиаэксперт, главный редактор портала Avia.Ru Роман Гусаров.
По словам эксперта, этот самолет, конечно, не супердостижение с точки зрения практического применения, но его нужно рассматривать именно как рубеж, за которым и начинается прорыв. Все споры о роли Можайского обусловлены тем, что его можно по-разному оценивать. Но если отрицать значимость Можайского из-за того, что его машина не нашла практического применения, тогда придется поставить под сомнение и некоторых признанных гениев.
«Понятно, что этот вертолет никогда бы не взлетел, но с точки зрения технического подхода он оказался прав: вертолет буквально ввинчивается в воздух. Вентилятор гонит воздух, а вертолет гонит себя. До этого надо было додуматься! Естественно, да Винчи тогда не мог додуматься до того, что лопасти должны иметь определенный наклон, форму, автомат перекоса и так далее. Поэтому он нарисовал просто винт Архимеда. Но по тем временам это великолепное достижение! То же самое — Можайский: преуменьшать его достижения точно не стоит», — добавил Гусаров.
По его словам, у России уже в те далекие времена была прекрасная научная мысль, потенциал. И именно благодаря этому потенциалу потом случился прорыв.
«Наш потенциал и в людях, и в научной школе. Она была в России и на заре самолетостроения, есть и сегодня. Мы же неслучайно стали одной из крупнейших в мире самолетных держав. И сегодня, кстати, тоже таковыми являемся, несмотря на то что некоторые посыпают голову пеплом. Многие вещи, которые мы можем реализовать, доступны всего пяти странам в мире. Это спустя сто лет после зари авиации, всего пять стран находятся в этом элитарном клубе. И в том числе это закладывали такие люди, как Можайский», — подчеркнул Роман Гусаров.
В принципе, это подтверждает и сказанное еще в годы «культа Можайского» полковником Шипиловым, который плотно исследовал историю создания самолета «Жар-птица».
«Позднейшие русские авиационные конструкторы продолжали линию развития фюзеляжного самолета, начатую А.Ф. Можайским в то время, как зарубежные конструкторы, слепо воспринявшие бесфюзеляжную схему братьев Райт с их бипланной коробкой, не могли от нее оторваться вплоть до конца Первой мировой войны», — резюмировал Шипилов.
В итоге история самолета Можайского и его создателя мало чем отличается от историй других первопроходцев в разных областях: никогда не знаешь, когда и кого низвергнут в Лету, и когда и кого оттуда достанут, чтобы, отряхнув от пыли, вознести на пьедестал.