«Ссылка была лучше расстрела» Сталин и Хрущев годами пытались удержать советскую власть в Центральной Азии. Какой ценой?

Приход советской власти на территорию Центральной Азии был периодом неспокойным — как для местных жителей, так и для большевиков, которым нужно было в короткие сроки перековать население, заставив принять чуждый большинству миропорядок. Ради достижения своей цели партия вкладывала силы в политическое просвещение, отправляя повсюду агитбригады с их плакатами, газетами и фильмами. Марши, демонстрации и собрания коллективов очень быстро стали новой нормой жизни. Чуть позже была развернута масштабная кампания по латинизации всех алфавитов республик Центральной Азии, а затем объявлена война с исламскими институтами. Не обошел регион и Большой террор. Но даже после него оставались еще очаги инакомыслия, с которым продолжал бороться Сталин, а после него и Хрущев. «Лента.ру» с разрешения издательства «Альпина нон-фикшн» публикует отрывок из книги профессора истории Карлтонского колледжа (США) и ведущего специалиста по Центральной Азии Адиба Халида «Центральная Азия. От века империй до наших дней».

Первые послевоенные годы никак не назовешь благоприятными. Советская власть стремилась восстановить контроль над обществом и зажать даже те небольшие свободы, которые просочились в общество во время войны. Южные республики Центральной Азии снова столкнулись с настойчивыми требованиями сосредоточиться на хлопке, поутихшими из-за необходимости выращивать зерно в годы войны.

В июле 1945 года, всего через пару месяцев после падения Берлина, Москва издала указ, предписывавший восстановить довоенный уровень производства хлопка в Узбекистане. Узбекское руководство само проявило инициативу в этом вопросе, однако оно надеялось, что Москва предоставит финансирование, оборудование и техническую помощь, необходимые для этих изменений.

Помощь была оказана незначительная, а вот давление по выполнению квот продолжалось. Из-за нехватки продовольствия узбекские крестьяне медлили с переходом на хлопок, и довоенный уровень производства был достигнут только в 1949 году. К тому времени Москва навязала Узбекистану полномочного представителя, который занимался наймом и увольнениями на высочайшем уровне. Этот чиновник, С.Д. Игнатьев, основательно перетряс все руководство республики и провел очередную чистку Коммунистической партии Узбекистана, в результате которой тысячи ее членов уволили по обвинению в коррупции, национализме или карьеризме.

Усмана Юсупова, первого секретаря партии после большой чистки 1937 года, продвинули наверх, чтобы он возглавил свежеиспеченное Министерство хлопководства СССР в Москве, несколько членов его коллектива понизили в должности, а многих чиновников низкого ранга и вовсе уволили и исключили из партии.

Тем не менее действия центральной власти были решительными и грозными, и они поставили руководство республики на место.

Эта встряска сопровождалась возобновлением кампании по борьбе за идеологическую чистоту. Под руководством Андрея Жданова в 1949 году началась кампания против «безродных космополитов». В этом термине содержался слегка завуалированный намек на евреев — народ, не имеющий корней в Советском Союзе, в лояльности которого сталинский режим начал сомневаться. Эта кампания была неотъемлемой частью советского патриотизма, поскольку разворачивалась она под лозунгом социализма в одной стране, однако война изменила направленность этого патриотизма.

Оказалось, что литература, слишком глубоко уходящая корнями в центральноазиатскую почву, тоже вызывает подозрения, но уже не в космополитизме, а в «буржуазном национализме», «феодально-байской отсталости» и этом вездесущем жупеле — «панисламизме». Вероятно, Сталин в какой-то момент поддерживал антиколониальный национализм мусульманского населения Восточного Туркестана, однако ситуацию внутри Советского Союза он видел совершенно по-другому. Во время войны Сталин стал рассматривать русских как главную опору советского строя. На торжественном приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной армии 24 мая 1945 года Сталин произнес тост:

Таким образом, нерусские национальности могли считаться советскими постольку, поскольку признавали опеку над собой русского народа. Патриотические произведения, созданные во время войны и прославлявшие местных героев, сражавшихся против иноземных захватчиков, оказывается, были пропитаны национализмом.

Пьеса Хамида Олимджона «Восстание Муканны» теперь считалась перенасыщенной исламской символикой, а пьеса Максуда Шайхзоды «Джалалуддин» 1941 года, повествующая о героической обороне Хорезма от монголов, вообще провозглашала лозунг «великого Узбекистана». В 1951 году настала очередь эпической поэзии. В предыдущие десятилетия национальный характер такой поэзии намеренно акцентировался: «Алпамыш» стал считаться узбекским национальным эпосом, а «Манас» объявили национальным достоянием Киргизии.

Но теперь туркменский эпос «Книга моего деда Коркута» осуждали и называли «кровожадной хроникой огузских феодалов, поэмой религиозного фанатизма и жестокой ненависти к немусульманам». «Алпамыш», как выяснилось, был «пропитан ядом феодализма и реакции, дышал мусульманским фанатизмом и ненавистью к немусульманам», а «Манас» выглядел «опасным с точки зрения воспитания киргизской молодежи в духе пролетарского интернационализма, сталинской дружбы народов и советского патриотизма».

Центральноазиатская музыкальная среда подвергалась нападкам за акцент на национальных особенностях и сопротивление европейским музыкальным влияниям (в отличие от русского музыкального канона, ставшего идеологическим эталоном). Также местное творчество очерняли за «примитивность» и монофонию музыки.

На этот раз жертв отправили в тюрьму, а не в могилу, но страх вернулся. А нерусские граждане, даже с глубоко советскими убеждениями, обнаружили, что любое проявление национальной специфики может оказаться преступлением.

Несмотря на то что сам Сталин был грузином, он постепенно превращал Советский Союз в новую Российскую империю. Однако и Сталину не суждено было жить вечно, и 5 марта 1953 года страна услышала объявление о его смерти. После себя он оставил ряд серьезных проблем: чудовищно низкий уровень жизни, низкую производительность сельского хозяйства.

Кроме того, Советский Союз оказался вынужден соперничать с гораздо более богатыми Соединенными Штатами в мировой борьбе за власть и влияние. Преемникам было ясно, что методы правления Сталина, основанные на терроре и насилии, после его смерти более не могут использоваться. Восстановление страны после военной разрухи происходило прежде всего в сфере тяжелой промышленности, тогда как предметов повседневного обихода было практически не добыть.

Никита Хрущев, одержавший в 1953 году победу в борьбе за власть, осудил Сталина за преступления против партии и приступил к десталинизации. Этот процесс избавления от наследства вождя включал в себя программы децентрализации экономики, увеличения производства продуктов питания и улучшения условий жизни советских граждан. Хрущев столкнулся с серьезной оппозицией со стороны приросших к своим должностям элит, и ему пришлось прилагать серьезные усилия, чтобы оттеснить их от власти. В Центральной Азии ему удалось сместить многих назначенцев Сталина, особенно на самых высоких уровнях, и заменить их людьми, готовыми к реформам.

Кроме того, Хрущев занялся разоблачением культа личности Сталина. Хрущевская оттепель характеризовалась сокращением цензуры и смягчением или отменой многих идеологических крайностей позднего сталинизма. Кроме того, Хрущев начал процесс реабилитации жертв чисток. Специальные суды рассматривали обвинения, по которым многих людей отправили в лагеря или расстреляли, и снимали большинство обвинений.

Однако Хрущев был не либералом, а настоящим энтузиастом, который ощущал, что Советский Союз при Сталине сдал свои революционные позиции. Он стремился восстановить энтузиазм революционного периода, и с помощью ряда мобилизационных программ ему это удалось.

Первая из этих программ была направлена на решение глобальных проблем в сельском хозяйстве. Коллективизация не увенчалась успехом, и продовольствия по-прежнему не хватало. Хрущев стремился повышать урожайность и общую эффективность, а также вводить в сельскохозяйственный оборот новые земли. В Казахстане и Сибири были обширные открытые пространства, которые никогда не использовались для выращивания продовольственных культур. Теперь же, когда от кочевого населения избавились, эти земли в коллективном воображении представлялись невозделанной целиной, которая ждет не дождется, когда по ней пройдется своим плугом активный советский гражданин, горящий революционным пылом. В 1954 году партия запустила широкомасштабную программу по использованию этих территорий в сельском хозяйстве. Проект освоения целинных земель и в самом деле вызвал воодушевление в обществе, и на протяжении следующих нескольких лет было распаханы 40 миллионов гектаров, половина из которых располагалась в Казахстане.

Более 300 000 человек, в основном комсомольцев, откликнулись на призыв заселить степь и сделать ее плодородной. В последующие годы к ним присоединились десятки тысяч других людей, которые приехали оказать техническую поддержку и наладить инфраструктуру строящихся новых городов и поселков. Подавляющее большинство иммигрантов приезжали из России и Украины, мечтая оказаться на передовой светлого коммунистического будущего. Земли, по которым всего одно поколение назад бродили кочевники, превратились в колхозы и совхозы, где выращивали пшеницу и разводили скот в промышленных масштабах. Эта кампания изменила демографию Казахстана.

К 1959 году славяне составляли уже 52 процента населения республики, а казахи всего 30 процентов. Переселенцы, осваивавшие целину, были не единственной причиной демографического сдвига.

Депортации поляков перед войной, затем чеченцев и других народов Кавказа во время войны плюс принудительно привезенные сюда сотни тысяч заключенных из системы ГУЛАГа — все это тоже повлияло на демографический баланс Казахстана. Как только Хрущев начал расформировывать ГУЛАГ, лагеря превратились в промышленные или шахтерские города, и так по всему Советскому Союзу.

Многим заключенным некуда было идти и негде было искать работу, поэтому они оставались жить в этих городах. Как раз таким городом, очень тесно связанным с деятельностью бывшего лагеря, стала Караганда, которая, согласно данным переписи 1959 года, оказалась вторым по численности городом Казахстана. Интеграция республики в Советский Союз приняла форму демографического наводнения.

Москва по-прежнему была одержима хлопком. Хрущев настаивал на постоянном увеличении производственных показателей, при этом никак не стимулируя эту отрасль. Многие из тех, кого Хрущев назначил на руководящие посты в республиках, были лояльны ему, поскольку он обещал децентрализовать власть, что позволило бы республикам лучше контролировать процессы непосредственно на местах. В 1957 году эти лидеры помогли Хрущеву пресечь бунт сталинистов старой закалки, скептически относившихся к политическому курсу Хрущева.

В период с 1959 по 1962 год он отстранил от должности лидеров всех пяти центральноазиатских республик за «недочеты» в экономической или национальной политике.

В 1959 году Сабира Камалова, первого секретаря Коммунистической партии Узбекистана, отстранили от должности за невыполнение квот на хлопок, а также за другие упущения. На посту его сменил Шараф Рашидов, герой войны и писатель, который на тот момент был в значительной степени компромиссным кандидатом. В 1961 году Турсунбай Ульджабаев, первый секретарь Коммунистической партии Таджикистана, потерял должность из-за скандала с заполнением отчетов о производстве хлопка местными чиновниками. Первого секретаря Туркменистана Сухана Бабаева сняли за национализм. Его киргизского коллегу Исхака Раззакова, пережившего сталинскую эпоху, также отстранили от должности. В следующем году в Казахстане сместили с поста Динмухамеда Кунаева за несогласие с передачей орошаемых земель на юге Узбекистану и желанием Хрущева перенести столицу республики в Акмолинск, на целинные территории. (Парадокс состоит в том, что в 1996 году президент независимого Казахстана по нескольким причинам совсем другого характера сам перенесет столицу в Акмолинск — на тот момент Акмолу.)

К 1962 году все пять новых лидеров центральноазиатских республик оказались в ненадежном положении и, по-видимому, в зависимости от центра. Однако благодаря везению и новым событиям в Москве эта когорта еще долго пробудет у власти. Хоть они, вероятно, об этом и не подозревали, но им предстояло править в Центральной Азии в самый стабильный советский период, в эпоху процветания.