20-летний Сергей (имя изменено) из Москвы несколько лет назад поступил в знаменитый Йельский университет и обнаружил, что многие стереотипы об американцах — это правда. Они в самом деле живут в субурбах и не знают, что Сибирь — это Россия. А студенческие братства в Йеле действительно устраивают вечеринки — все как в кино. В рамках цикла публикаций об уехавших в другие страны россиянах он рассказал «Ленте.ру», почему от американского метро и автобусов лучше держаться подальше, что нужно, чтобы найти работу в США, и почему многие американцы не обращаются к врачам.
Для себя лично я не формулирую, что уехал за границу, потому что я там учусь. «Уехал» звучит так, будто я останусь там навсегда, а я надеюсь, что этого не случится.
Я рано понял, что хочу поучиться за границей, а серьезно планировать поступление начал в девятом классе. Тогда я нашел международную образовательную программу International Baccalaureate, прохождение которой позволяет поступить в вузы по всему миру. После ее окончания было логично поехать учиться за границу.
Вне России я рассматривал только Англию и США, поскольку там одни из лучших образовательных систем в мире. К тому же тогда из иностранных языков я худо-бедно знал только английский.
В итоге все же выбрал Соединенные Штаты — из-за преимуществ американских вузов. Во-первых, они предоставляют студентам больше свободы, чем британские. Например, в университетах Англии очень сложно поменять программу.
Во-вторых, в США больше времени отводится на подготовку к экзаменам и дольше учатся: в Америке — четыре года, а в Великобритании — три. И в моем случае остро стоял финансовый вопрос, а в Йеле я получил грант. Это было удобно.
К 11 классу у меня сложилось не очень хорошее представление о США. Я читал много новостей, и розовых очков у меня точно не было. Когда я приехал, мне было 18 лет. На самом деле это странный возраст для переезда, потому что у меня успел сформироваться круг общения в России. Привыкать к иной культуре, другому языку было сложно.
Я в принципе не очень социальный человек, поэтому первый семестр дался тяжело. Особо ничего не хотелось. Не хватало и поддержки семьи: самостоятельная жизнь в другой стране обязывала решать многочисленные бюрократические вопросы, а у меня и так с этим были проблемы.
Кроме того, первое время в США нужно было зарабатывать репутацию, искать знакомства и друзей. И мне это было сложновато.
Первый стереотип об Америке, который подтвердился, когда я туда приехал, — это субурбия. Это такой тип застройки, при котором в районе симметрично располагаются однотипные малоэтажные дома, а не высокие многоквартирные, как в России. Я испытал культурный шок: «Ух ты, все как в фильмах!»
Еще был смешной стереотип про то, что американцы не разбираются в географии. Я в основном общаюсь с людьми интеллектуальными, интересующимися миром, но все равно понял, что это правда. Даже в Йеле я встречал девочек из Калифорнии, которые думают, что Россия круглый год в снегах. И не понимают, почему я утверждаю, что Сибирь — это часть России. Хотя, наверное, и не должны.
Сейчас я учусь на третьем курсе в Йельском университете. Мой мэйджор — основная учебная программа — экономика. Выбрал я ее, во-первых, из-за технического момента. Экономический диплом гарантирует STEM OPT — разрешение на работу в США в течение трех лет после выпуска из университета. Это приятно, потому что в среднем первый контракт, который предлагают выпускникам, рассчитан на два года.
Во-вторых, у меня и не было особого выбора, потому что другим вариантом была история. Она мне не особо интересна, а экономика в Йеле — самый сильный департамент из тех, которые были доступны. У экономистов огромное количество интересных курсов, известная профессура и в целом больше возможностей для развития.
В Йеле есть еще такое странное понятие, которое называется сертификат, но по сути является майнором — блоком непрофильных дисциплин, которые тоже нужно изучать. Мой майнор — китайский язык. Я учу его уже третий год и, скорее всего, после выпуска получу отдельный диплом, подтверждающий знание этого языка.
Главная особенность американского образования — возможность выбора предметов. Например, чтобы выпуститься с дипломом по экономике, мне нужно, чтобы только одна треть моих курсов была связана с этой сферой.
Я не учился в российском вузе и имею о нем только базовые представления, но все же в американской системе образования студентам доверяют гораздо больше.
Звучит так, что можно вообще ничего не делать, если брать только легкие предметы. И так действительно можно сделать. Например, этим пользуются профессиональные спортсмены. Однако обычно студенты все же выбирают курсы по интересам, а не ориентируясь на их сложность. Например, я так брал семинар по истории Сирии.
Что мне не нравится в йельском обучении — это завышенные оценки. Средний балл Йельского университета достаточно высокий. Было бы, наверное, лучше, если бы преподаватели реже ставили отличные оценки, потому что это в каком-то плане обесценивает образование. Хотя, с другой стороны, люди, которые учатся в Йеле, наверное, заслужили такие оценки. Большинство американцев, поступивших в Йель, были в первой пятерке по среднему баллу в своей школе. Они и так много работали.
Йельский университет входит в Лигу плюща, чей образ сформирован у россиян американскими фильмами и сериалами. Вечеринки студенческих братств действительно бывают. От них устаешь, но в Йеле они менее распространены по сравнению с другими американскими вузами.
Красивая архитектура университета — это на самом деле подделка под Кембридж и Оксфорд. Мой кампус построили в 1920-1930 годах, а потом искусственно состарили. Например, поливали здание библиотеки кислотой, чтобы камень выглядел старше, чем есть. Для меня все это уже кажется обыденностью.
Конечно, здесь есть команда по поло и студенты с родителями из Нью-Йорка, принадлежащими к культуре old money. Но это скорее редкость, потому что Йель стал принимать все больше студентов из небогатых семей. Университет поддерживает систему грантов и выделяет много денег на то, чтобы молодежь просто училась.
Мое обучение обходится примерно в 90 тысяч долларов (8,5 миллиона рублей) в год, но обходится не мне, а университетскому фонду. В эту сумму входит и оплата обучения, и расходы на жизнь. Мне буквально платят, чтобы я учился: снимают мне квартиру, дают деньги на еду, часть — на счет, а часть — проходками в столовую.
Из-за того, что я иностранец, я не могу работать вне кампуса. И даже в кампусе мне разрешено работать только до 20 часов в неделю. Сейчас я помогаю одному профессору и получаю за это минимальную заработную плату: после налогов выходит 12 долларов (чуть больше тысячи рублей) в час. По американским меркам это немного, два-три кофе, но на дополнительные расходы хватает.
После выпуска из Йеля иностранцам чуть проще устроиться на работу из-за репутации университета, но все равно сложно. Из-за особенностей американской экономики иностранные работники обходятся работодателям дороже.
Кроме того, устройство на работу в США завязано на связях. Нужно посещать мероприятия, заводить знакомства, налаживать общение по электронной почте. Почти не бывает, что ты подаешь резюме — и тебя сразу берут. Работодатель должен тебя заранее знать. Здесь это нормально, но такой нетворкинг иностранцам дается сложнее.
Основной круг моего общения составляют русскоязычные люди. На это повлияло то, что в США я приехал с другом, к тому же и моя девушка русскоязычная. Это удобно, потому что у нас, как у иностранцев, возникают похожие проблемы, которые мы можем вместе решать.
Но это близкий круг. А общаюсь я с людьми со всего мира. Например, у меня есть знакомые из Южной Африки, друзья — американцы. Все очень приятные ребята. С ними я знакомлюсь в университетских клубах, на курсах.
Не могу выделить какие-то яркие особенности менталитета американцев, потому что в США живет много разных людей. Люди из Нью-Йорка и Новой Англии похожи на европейцев, люди с юга США добрые и радушные, из Калифорнии, Сан-Франциско, Лос-Анджелеса — очень модные, там много тиктокеров.
Тем не менее из общего я вижу, что у многих американцев моего возраста есть понимание того, что они могут на что-то влиять. Они знают, например, что могут устроить забастовку в университете — и он изменит свою политику. У американской молодежи активистская ментальность, которая не позволяет им ничего не делать.
К русским относятся хорошо. «Дядю Ваню» ставят в студенческих театрах. Я пытался купить билеты на Чехова в Йельском студенческом театре, но на все три дня все было продано. У нас даже проходила в университете небольшая выставка про Россию. Я знаю, что в Йеле есть отдельный мэйджор, связанный с изучением России.
Я знаю всех русских, кто учится в Йеле, и родителей-олигархов ни у кого нет. Такое меня скорее смешит, а не злит.
Конечно, существуют политические разногласия. Но многих все это не беспокоит: для них конфликт России и Украины — то же, что и какая-нибудь война в Эфиопии. Агрессии по отношению к себе я не встречал. Бывает, что плохо относятся к российскому правительству, но не к русским.
Главный транспорт в США — это автомобиль. На втором месте самолет. Поезда и другой общественный транспорт развит, но они не в почете. Например, на автобусах чаще всего ездят всякие маргинальные личности.
Метро в Нью-Йорке ужасное, похоже на ад. А еще хуже метро в Филадельфии: я вышел из него через пять минут, потому что не смог выдержать запах мочи. Там лежат люди, похожие на зомби.
Проблемы с общественным транспортом существенные, но почти у всех американцев есть машины, поэтому им комфортно. Многие люди и вовсе не хотят развития общественного транспорта — боятся, что тогда в их районе появятся бедные. Я и такое слышал.
Медицина в США развита, в нее вкладывают много денег, в основном частных. Мою медицинскую страховку оплачивает университет. Она стоит около 1600 долларов (150 тысяч рублей) в семестр и включает в себя все, кроме стоматологии.
Больницы выглядят отлично, в них всегда все есть, но все же медицинские услуги здесь очень дорогие. Даже моя страховка намного меньше того, что платят обычные американцы.
Вторая проблема — это время. К обычному врачу, даже терапевту в моей студенческой больнице нужно записываться за три дня, и это если повезет. Когда я пришел в больницу, я долго ждал, пока меня примут, потом ждал конца самого приема. Врач ходила, все проверила, измеряла, смотрела анализы.
Все проходило долго, в итоге мне выписали лекарства, которые обошлись мне в 15 долларов (1400 рублей). Вроде это были антибиотики. Тогда еще был первый семестр, у меня особо не было денег, потому что я не работал, вышло неприятно. Да и после России тогда еще не привык к ценам.
Специализированных врачей приходится ждать еще дольше. Так, мне нужен был окулист, чтобы получить рецепт для покупки очков и линз — перевод российского документа они принимать отказались. В итоге я ждал два месяца: записался в феврале, пошел в апреле, а потом мне еще долго не присылали сам рецепт. Поэтому большинство медицинских проблем здесь решается домашними методами.
Не могу сказать, что пожалел, что приехал, и серьезно думал вернуться. Периодически такие моменты случаются, но это меланхолия. Я понимаю, что жалеть о принятом решении плохо. Я отношусь к этому как к жизненному пути.
Сейчас все перевешивает обучение в Йеле. Мне нравятся экономика и финансы, и я знаю, что если поеду в Нью-Йорк, в каком-нибудь финансовом центре у меня будет высокая зарплата и много интересной работы, хотя и придется пахать.
Однако я точно не хочу оставаться в США навсегда. От этой мысли меня бросает в дрожь, холодок пробегает по телу. Это не потому, что в Америке плохо. Просто я воспринимаю это как застой. Хочу пожить в нескольких странах, разных языковых культурах. Мне интересно все узнавать и учиться по всему миру.