В 1983 году Нигерия выслала два миллиона западноафриканских мигрантов, половина из которых были родом из Ганы. Некогда эти люди, измученные постоянными военными конфликтами и голодом на родине, отправились в соседнюю страну в поисках спокойной жизни и нового крова. Но им было не суждено обрести то, о чем они так мечтали. Буквально одним днем им пришлось снова собрать все свои вещи в огромные пластиковые сумки и отправиться на границу. Прошло много лет, и современные западные модельеры начали активно использовать красно-бело-синий клетчатый орнамент сумки в своих коллекциях. Работая над изделиями, многие из них даже не представляют, что для африканцев эта вещь и по сей день остается символом жестокости, изоляции и нетерпимости. «Лента.ру» вспоминает историю самой известной в мире сумки, ставшей модным трендом 40 лет спустя.
Никогда прежде эти дешевые клетчатые сумки не пользовались столь огромным спросом. Сотни иммигрантов, толпившихся на рынках Лагоса, буквально сметали их с прилавков, чтобы упаковать в них все самое необходимое и навсегда покинуть страну. Среди них был и уроженец Ганы — Соломон Аквайе Асиеду. Он знал о популярности вместительных и довольно прочных для дальних странствий баулов, но, когда их стали называть «Гана должна уйти», молодой человек понял, что время уходить действительно пришло.
Клетчатые сумки преследовали его на протяжении всего пути, во время которого ему пришлось пересечь территории двух стран — Того и Бенина. И почти 40 лет спустя они все так же смотрят на него с витрин магазинов на каждом углу — и носят то же «проклятое имя». Они ассоциируются с периодом отчаяния, который Аквайе, как и многие жители Ганы, предпочел бы забыть. «Я не был готов уезжать, — признался уже пожилой Аквайе. — У меня с собой была только одна сумка».
Утром 17 января 1982 года Аквайе услышал, как нигерийский лидер Шеху Шагари объявил о высылке из страны двух миллионов незарегистрированных мигрантов. «Если они не уедут сами, их следует арестовать, судить и выслать домой. Нелегальных беженцев при нормальных обстоятельствах вообще не следует уведомлять», — заявил президент. Аквайе и миллионам подобных ему людей, не имеющих документов, приказали пересечь границу в течение двух недель, иначе им грозило тюремное заключение.
Двумя годами ранее мужчина приехал в Нигерию с пустыми карманами и багажом надежд. «В Нигерию собирались все. Там были деньги», — рассказывал Аквайе. И это правда: в 1958 году молодая свободная страна с населением в 100 миллионов человек занялась добычей нефти. Уровень жизни рос, фермеры начали переселяться в крупные города с окраин. Доходы были стабильными, и, несмотря на жестокий военный режим, казалось, что страну ждет процветание.
Но пока Нигерия купалась в деньгах, ее ближайшая соседка Гана переживала прямо противоположную ситуацию. После череды восстаний, вызванных обвалом цен на какао (страна была крупнейшим производителем какао в 1960-х годах), произошло свержение Кваме Нкрума — первого президента независимой Ганы. Страну охватил страшный голод, и несколько миллионов человек решили отправиться на восток, чтобы попытать счастья в благодатной Нигерии.
«Гана была адом. В этой стране ничего не работало. Деньги доставались трудно, а когда они появлялись, ими было невозможно воспользоваться. Еды было мало: я не мог купить даже бутылку молока. В продуктовых магазинах очереди были обычным явлением», — вспоминал бывший преподаватель английского языка в Университете Ганы, доктор Мавули Аджей, который тоже был вынужден покинуть страну.
В то время рекрутеры из Нигерии приезжали в Гану в поисках людей, способных преподавать или выполнять любую случайную работу — ту, что не хотели делать сами нигерийцы. Школы страны заполнили ганские учителя, которые славились не только своей педантичностью, но и панкересами — длинными палками с клейкой лентой на наконечнике для наказания непослушных учеников. Адвокатские конторы, мастерские по ремонту обуви, кафе-мороженое, рестораны и бордели Нигерии тоже были наводнены соседями с запада.
Но Аджей — безработный даже с ученой степенью — пропустил телефонный звонок. Он отправился в одиночку в город Эджигбо на западе Нигерии и остановился у дяди. Там он устроился учителем и чувствовал себя как дома — многие приехали туда из Ганы и отовсюду доносилась родная речь.
Аквайе, в отличие от Аджея, не имел высшего образования. Однако это не помешало ему добиться успеха в Лагосе: сначала он формировал строительные блоки, а затем устроился охранником в элитном пригороде на острове Виктория, «где открывал ворота для важных людей». Мужчине удалось получить небольшую комнату для прислуги в одном из особняков на улице Кофо Абайоми. Дела шли хорошо: по выходным он присоединялся к толпе, наблюдавшей за казнью преступников на пляже Бар-Бич, после чего отправлялся выпивать с друзьями. Аквайе зарабатывал достаточно даже для того, чтобы отправлять часть денег жене и ребенку на родину.
А потом случился нефтяной крах. Мировые цены на нефть начали падать в 1982 году, когда крупные потребительские рынки, такие как США и Канада, впали в рецессию. Цена барреля упала с 37 до 29 долларов. Примерно в то же время США начали добывать собственную нефть, что еще больше сократило спрос и привело к избыточному предложению. Нигерия, экономика которой зависела исключительно от нефти, серьезно пострадала.
В экономическом кризисе политики поспешили обвинить африканских мигрантов — ведь на тот момент ганцы заняли большинство рабочих мест, повысив при этом уровень преступности в стране. Среди последних распространились истории о физическом преследовании жителей Ганы, которых до сих пор не волновал вопрос регистрации. Ходили слухи, что правительство приказало местным жителям избивать всех нелегалов, оставшихся в стране до 31 января.
«Я уехал оттуда 31-го числа около 11:30, это был последний день. Отказаться уходить? Если тебя убьют, кому ты это скажешь?» — с болью вспоминал Аквайе. По его словам, на границах развернулась настоящая катастрофа: люди в отчаянии тащили стулья на головах и распродавали все, что не могли унести, лишь бы оплатить проезд, стоимость которого выросла вдвое. Многие умирали в давке. Клетчатые сумки были повсюду.
Международное сообщество осудило решение Нигерии выдворить иностранцев, но доктор Аджей был убежден, что с точки зрения руководства страны это была запоздалая, но жестокая расплата. Когда ему было 14 лет, тогдашний премьер-министр Ганы Кофи Бусия депортировал около 2,5 миллиона африканских мигрантов, большинство из которых были нигерийцами.
Но между нигерийцами, изгнанными из Ганы в 1969 году, и ганцами, изгнанными из Нигерии в 1983 году, было одно решающее различие: у нигерийцев были деньги. «Я общался с теми, кто пострадал. В отличие от ремесленников и учителей, изгнанных из Нигерии, они были богаты. Они были торговцами, зарабатывали большие деньги и строили дома. Они бросали или продавали их по дешевке», — рассказывал нигерийский медиапредприниматель Грин Ндуме, проживший в Гане десять лет.
Гана отправила корабли за своими гражданами, чтобы сократить огромные пробки на дорогах. Многие падали в море из-за огромного количества людей, пытавшихся занять место на борту. «Все мои друзья были там. Я увидел брата. Я даже не знал, что он в Нигерии. Мы встретились на этом корабле», — говорил Аквайе. В Гане он вернулся к сельскому хозяйству и воспитал еще шестерых детей.
Отношения между странами остаются напряженными и по сей день. «Нигерия нас прогнала, и дела пошли только в гору», — сухо заявил изданию молодой журналист из Аккры. По состоянию на 2023 год, пока Нигерия боролась с повстанцами и экономическим кризисом, Гана стабильно развивалась благодаря доходам от добычи золота, какао и нефти, привлекая все больше иностранных инвесторов.
Несмотря на то что нигерийская музыка играет на ганских радиостанциях каждое утро, а на ганских актерах держится весь Нолливуд, Нигерия так и не извинилась перед Ганой за события 1983 года, а Гана — не извинилась за 1969-й. У молодого поколения конфликт часто выражается в шуточных дебатах о том, в какой стране более приятный акцент или где лучше готовят западноафриканский деликатес — рис джоллоф. Они не помнят об изгнаниях — кроме того, что им рассказали родители, — и не испытывают особой враждебности. Но о том, что «Гана должна уйти», им по-прежнему напоминает большая клетчатая сумка.
В африканских странах название сумки варьируется. В Кении она известна как «нигерийская сумка», а зимбабвийцы считают ее «ботсванской сумкой». В сознании людей огромная клетчатая сумка всегда принадлежит кому-то другому — иммигранту, который вынужден внезапно собрать все вещи и уехать.
Но одно место в мире с гордостью присвоило ее себе — и это Гонконг. В Гонконге сумка настолько популярна, что на ее основе создан официальный гонконгский тартан. Все дело в том, что эта страна географически близка к Японии — настоящей родине пластикового материала, из которого производится изделие.
Вскоре материал попал на Тайвань, и местные производители нанесли на него привычный красно-бело-синий узор. После того как ткань импортировали в Гонконг, она быстро обрела популярность: ею оборачивали бамбуковые леса и защищали от дождя уличные прилавки. В 1970-х годах торговец тканями Ли Ва из округа Самсейпоу изготовил из этого материала сумки и представил их в своем магазине. Изделия имели огромный успех благодаря своей универсальности и вскоре появились в каждой гонконгской семье.
Именно универсальность на протяжении многих лет привлекала деятелей искусства, которые использовали всем знакомый орнамент в своих работах. Когда художник из Гонконга Стэнли Вонг приехал в Лондон в 1989 году, он был потрясен, увидев сумку на витрине роскошного бутика. «Это была словно пощечина. Иностранцы видят, что у нас есть интересные вещи, а нас это совсем не волнует. Мы просто принимаем их как должное», — поделился он.
В свою очередь, нью-йоркский фотограф Обинна Обиома совместно с художницей Чиомой Обьегбу и модным стилистом Вураолой Оладапо создали изображения, которые описали как сочетание западного и африканского дизайна. Этот проект называется Anyi N'Aga, что на языке игбо означает «Мы идем».
Бренд Wanda Lephoto из Йоханнесбурга создал коллекцию одежды в красно-бело-синюю клетку. Она называется Me fie («Доверься мне»), а такая расцветка для его создателей — это дань памяти и бесконечному доверию сумке. «Всегда интересно наблюдать куда и как перемещаются африканцы. Нам приходится вновь и вновь присваивать свою же собственную культуру из-за коммерческого превосходства Запада. Они редко заглядывают за рамки эстетизма, чтобы раскрыть нашу истинную природу», — заключили в Wanda Lephoto.