Самый мощный за последние месяцы удар по Белгороду унес жизни 17 человек. В последний день майских праздников, когда люди были дома, фрагмент ракеты превратил в руины целый подъезд многоэтажки. В этот день сирену ракетной опасности запускали десять раз, над регионом сбивали дроны и снаряды. После недолгого апрельского затишья регион накрыла очередная волна безостановочных обстрелов, а в общей сложности люди живут как в зоне боевых действий уже почти два года. Они прячутся в укрепленных автобусных остановках, ходят на работу мимо билбордов с рекламой детских бронежилетов, покупают бронированную пленку для окон, а пенсионеры, которым она не по карману, берут простой скотч. Таксисты заклеивают на машинах дырки от поражающих элементов и выходят на рейс, а беженцы томятся в ПВР, пока ждут жилье взамен уничтоженного. Как выживает огромный город на границе с Украиной — в материале «Ленты.ру».
Звучит сирена — и все меняется. Не важно, что было до нее. Меняются люди, в них появляются страх, тоска, злоба и обида. Кто-то говорит, что ему все равно, но наверняка тоже чувствует раздражение.
Ведь город в этот момент начинает жить по-другому. Звучит сирена — и останавливается весь общественный транспорт. Автобусы спешат доехать до ближайшей остановки, а дальше двигаться им нельзя, пока тревогу не отменят. Иногда ракетная опасность длится до десяти часов, и начинается транспортный коллапс — тревога тревогой, а есть работа и семья. Единственным способом передвижения по Белгороду тогда становится такси.
«Самое опасное — находиться во время бомбежки на улице, — говорит «Ленте.ру» таксист Виктор. — Но ведь все равно никто не знает, куда упадет. И падают же не снаряды. Целиком-то ракеты у нас не долетают до земли. Наши подбивают выпущенные ВСУ кассетные боеприпасы, большая часть взрывается в небе, а некоторые взрывные элементы падают. И тогда — беда».
Виктор знает это не из новостей. В 2022 году он ушел добровольцем на фронт. Во время боя вытаскивал раненного осколками мины сослуживца с линии огня, получил обширный инфаркт. Был демобилизован по состоянию здоровья. Сейчас ему всего 40 лет.
«У нас в городе научились сирену включать секунд за 30 до того, как все начнется. Раньше было, что сирена начинала выть уже после того, как пробомбят», — рассказывает он.
К тому же раньше после включения сирены могло вообще ничего не произойти, но сейчас так не бывает, рассказывает 36-летняя Вероника, менеджер компании по продаже косметики.
«Сейчас у нас побольше поставили укрытий, даже у нас в районе, который меньше страдает от обстрелов, появилось одно, в скверике рядом со школой, где детки гуляют, — говорит она. — Это, конечно, радует. Потому что иногда идешь на работу, думаешь: куда же спрятаться, если что?»
В конце апреля в Белгороде было затишье — в том плане, что стало меньше ракетных обстрелов. Беспилотников горожане уже не особенно боятся, и постоянные налеты дронов для белгородцев — вариант нормы. «Недавно на соседней улице, в районе школы, где у меня дети учатся, беспилотник попал в дом, повредил его немного, — рассказывает Вероника. — Чаще всего сейчас мы слышим выходы наших ракет ПВО. Мы такие звуки различать научились. И если наши летят, то СМС-рассылок, сирен нет. Но они тоже летят очень громко. Однажды у нас аж потолок затрясся, очень испугались».
Она, как и многие другие белгородцы, отправила дочерей в детский лагерь: одну в Тверскую область, другую в Башкортостан. Детям вроде бы нравится, но скучают по дому.
Жительница Грайворона Татьяна еще в марте уехала из дома из-за сильных обстрелов. Тогда казалось, что в городе побольше им будет безопаснее. Сначала она с маленьким сыном переехала в Курск, затем в Белгород. Женщина говорит, что домой, в Грайворон, сейчас пускают только по прописке, а у нее истек срок регистрации.
Маленький ребенок Татьяны тяжело переживает обстрелы. У него появились седые волосы, спустя месяц после сильных прилетов их стало еще больше. Сейчас в Белгороде он ни на шаг не отходит от матери, но когда слышны взрывы и хлопки, пугается и бежит в ванную.
Опасность накатывает на Белгород волнами. В плохие дни, как рассказывает пенсионерка Екатерина, которая прожила тут всю жизнь, многие переставляют кровати своих детей в коридоры. Взрослых отправляют на удаленку — но только временно. Когда обстрелы стихают, большинству снова надо ходить в офисы.
Накануне страшного обстрела в конце майских праздников город будто бы оживал — сажали цветы, чистили, постепенно восстанавливали. Открывали свои двери многие торговые центры, которые прежде были закрыты.
«В городе много разрушенных домов, но их восстанавливают, на остановках появились бетонные убежища. Когда была ракетная опасность, люди ходили перебежками и с опаской, от одного убежища к другому. За сутки могли выпустить по 40 ракет», — говорит Екатерина.
Во время взрывов у нее трясутся ноги. Вот уже долгое время она принимает таблетки и нуждается в медицинской помощи, но когда был предыдущий пик обстрелов, то Екатерина даже не могла сходить в поликлинику, где ей назначили уколы, потому что однажды обстрел застал ее в больнице. Всем пациентам пришлось спуститься в подвал и ждать, пока все стихнет.
Екатерина заклеила окна обычным скотчем — бронированная пленка слишком дорогая для пенсионерки. Окна завешаны темными шторами — тоже, по ее мнению, какая-никакая, но защита от осколков. Если начинается опасность, женщина прячется в туалете.
Тревожная сумка с документами, чемоданчик, переноски для кошек давно стоят у Екатерины в коридоре: «Дай Бог, чтобы это все не пригодилось».
Екатерина, пенсионерка: Я инвалид, живу одна, у меня две кошки. Куда я поеду? Была бы одна кошка, я бы уехала, а так они же подерутся между собой в переносках. Ну и потом, когда все стихает, успокаивается, уже и уезжать не хочется.
Вероника, менеджер: У меня семья большая. Родители, братья. При необходимости можно, конечно, в какой-то ПВР уехать. Но смысл? Надо как-то работать, как-то жить.
Виктор, таксист: Я сам никуда из Белгорода уезжать не планирую. Если надо будет, если обстановка ухудшится, то семью вывезу, сам вернусь. Но семья пока не хочет (на заднем плане голос жены: «Куда мы его оставим?»). Хрен его знает, почему не хочу уехать. Наверное, я просто патриот.
Дмитрий Лысых, таксист и работник кофейни: Люди разные. Я особенно не боюсь. Переживаю за свою семью. Когда были выборы, то интенсивность обстрелов была больше, и мы с женой обсуждали возможность переезда в другой город, к теще в Губкин. Если дальше ситуация с обстрелами еще больше обострится или наше жилье пострадает, то переедем.
Светлана, жительница поселка Журавлевка Белгородского района, которая сейчас находится в белгородском ПВР: А куда уезжать? С чем? Нам некуда ехать и не на что. Здесь работа хотя бы есть пока... Записывались в соцзащите на выезд в другой ПВР, в другой регион, но пока тишина. И я уже, наверное, никуда не поеду.
В феврале 2022 года шебекинцев посреди ночи разбудили грохот и канонада на границе — началась спецоперация. «Все вскочили, стали друг другу звонить и родственникам, спрашивать, что случилось», — вспоминает ветеран-пограничник Андрей Горный. Ему как подполковнику запаса тоже задавали этот вопрос, но ответа он не знал.
«Из Белгорода невестка позвонила. А чего я объясню? — говорит он корреспонденту «Ленты.ру». — И потом, как пошли наши туда [в Харьковскую область], то все тихо было, нормально. А вот когда уже отступили летом [2022 года], то начались постреливания оттуда».
Тяжелейшие обстрелы за все время СВО, по воспоминаниям шебекинцев, произошли 1 июня 2023 года.
Белгородская деревня Журавлевка, откуда родом Светлана, находится под тяжелейшими обстрелами с 2022 года. По ней бьют не только дронами или ракетами. Российские и украинские деревни здесь находятся в каких-то пяти километрах друг от друга, и туда спокойно добивает артиллерия и минометы.
«Село идет на уничтожение. Там очень опасно. Все время летают дроны ВСУ и бесконечно обстреливают», — говорит Светлана.
Очень быстро российское приграничье начало пустеть — не только в Белгородской области, где украинский Харьков стоит вплотную к границе, но и курские и брянские деревни. Людей эвакуировали или они сами потянулись в большие города.
«Но в Белгороде тоже очень опасно, — рассказывает Светлана. — Постоянно обстреливают из РСЗО и БПЛА».
На дистанционном обучении дети Светланы уже четыре года: сначала два года ковида, теперь два года боевых действий. Их пытались послать в лагерь, но они испугались ехать одни так далеко. Рядом с родителями им спокойнее даже под летящими ракетами.
«В любой момент может начаться обстрел. Мы сейчас живем как в Донбассе. Выходим только на пороге постоять, дети возле гостиницы побегают — и заходим. Такие прогулки. С друзьями по коридору бегают в ПВР. Кружки не работают. Все закрыто. Детские сады, школы закрыты. Родители не знают, куда детей девать. Работать надо. У кого есть возможность — берут собой на работу, у кого-то есть бабушки, дедушки. А кто-то просто увольняется».
«Херсонцам и то по 100 тысяч давали... Наши люди ведь все потеряли и ничего из дома не смогли забрать. Хотя власти обещали и транспорт, и помощь, а в итоге только на словах все. А теперь — начни жизнь с нуля... только с чем начинать? Компенсируют только дом, а все остальное наживай сам».
Ирина из Белгородской области рассказала, что всей семьей — она, дети и пожилые родители — уехали в марте, подались к родственникам в Ленинградскую область. Но они считают это только передышкой и через месяц надеются вернуться домой.
Многие белгородцы, так же как и она, столкнулись с резким увеличением цен на аренду жилья в ближайших к приграничью регионах:
Опрошенные «Лентой.ру» риелторы предположили, что беженцев считают неплатежеспособными клиентами. Сбережения есть не у всех, работу на новом месте найти не так просто. А попросить беженцев на улицу за неуплату окажется для многих непосильной моральной дилеммой. В такую ситуацию попала и знакомая пенсионерки Екатерины. Единственное жилье, которое ей удалось найти в Воронеже, обошлось в 100 тысяч рублей за три месяца.
А по рассказу Ирины, друзья ее семьи пытались снять квартиру в Питере, но как только хозяин узнал, что они из Белгорода, стоимость аренды резко возросла.
В Белгороде тоже воздух между людьми наэлектризован. В трудные моменты горожане демонстрируют сплоченность и взаимопомощь, но трудных моментов становится все больше — и это испытание для нервов.
На официальной страничке во «ВКонтакте» губернатора Белгородской области Вячеслава Гладкова посетительница пожаловалась, что ее юная дочь с молодым человеком гуляли в центральном парке и фотографировались, когда к ним подошла некая женщина и начала кричать, что сейчас не время делать фотоснимки, «учитывая напряженную обстановку» на границе. После чего позвонила в полицию, и сотрудники органов внутренних дел отвели молодых людей в участок, задержали их на пару часов и провели допрос — с какой целью парочка фотографировалась. Мать девушки попросила губернатора уточнить, действительно ли запрещено делать фотографии на обычных улицах, где вблизи нет никаких военных объектов.
Недавно в Белгороде жители города выразили недовольство работой аниматоров в торговом центре «Мега Гринн». Особое возмущение у людей вызвал тот факт, что один из участников утреннего представления был одет в костюм Супермена.
Один из посетителей обратился к сотруднице, которая работала с детьми, и заявил, что в нынешней ситуации демонстрировать российским детям образы «натовских героев» недопустимо.
Вероника, менеджер: Нейтрально. У многих на Украине родственники, у меня самой дедушка — украинец. Лично у меня нет ненависти, никакой злобы. Понимаю, что многие воевать не хотят.
Таксист Виктор: К украинцам отношусь хорошо. Честно. Потому что я знаю, что украинцы, а ими я считаю восточных украинцев, в основном нормальные ребята. 90 процентов — точно. Некоторым, конечно, промыли мозги. А Западную Украину я никогда Украиной и не считал, для меня это практически Польша.
В Харькове у меня друзья были и есть, под Луганском живут родственники — двоюродный брат и тетка родная, с ними нормальные отношения. Хотя в соцсетях меня нашла двоюродная сестра из Донецка, с которой мы практически с детства не виделись.
Светлана, беженка из Шебекинского района: Да смотря к каким... Есть люди, а есть нелюди. У меня родные на Украине, которые очень ждут, когда придут наши и освободят их. Жаль людей по обе стороны, простых людей, мирных, которые гибнут и там, и там непонятно за что.
Геннадий Алехин, ветеран Чечни: Нормально я к ним отношусь. Я родился и вырос в Харькове. Там похоронены мои отец и мать. Папа родом из Курской области, а мама — из Харькова. Но они русские люди. Харьков был русским городом всю жизнь. Белгородцы и харьковчане — половина жителей этих городов имеет родственников и там, и там. А еще близких и знакомых. Другое дело, что после 2014 года у них там несколько изменилось отношение.
Дмитрий Лысых — один из множества людей, кто пытается поддерживать в городе обычную мирную жизнь, насколько это вообще возможно. Он работает таксистом и в кофейне.
«Первое время, когда ревела сирена, предупреждающая об обстреле, общественный транспорт в городе вставал на несколько часов, и тем, кому нужно было попасть из одной точки Белгорода в другую, приходилось либо вызывать такси, либо идти пешком», — говорит он.
Таксисты возвращались к работе почти сразу, после того как прекращались взрывы, при этом тарифы заметно вырастали — так действовали приложения, с которыми работают перевозчики. Сейчас это стало встречаться реже, в периоды относительного затишья автобусы встают ненадолго.
Некоторые коллеги Дмитрия замечают небольшие отверстия от осколков на своих машинах, но обычно они их просто заклеивают и продолжают работать, если технически с авто все в порядке.
По его наблюдениям, услугами такси теперь чаще пользуются люди постарше. Молодежь как будто сидит дома. Так, раньше у Дмитрия в день было по три-пять заявок от студентов, которым нужно было попасть на учебу. Теперь таких клиентов почти нет.
Но заработка меньше не стало. Собеседник «Ленты.ру» предположил, что самих таксистов стало меньше, особенно среди тех, для кого это было подработкой.
«Я писал в "Яндекс" сам и спрашивал о том, будут ли какие-то меры поддержки для водителей, работающих в Белгороде под обстрелами, — рассказывает он. — У тех менеджеров, что мне отвечали, такой информации не было. Но со временем я, однако, заметил, что появились доплаты за пять, десять заказов. Я не знаю, с чем это связано, может быть, так по всей стране».
Появление укрытий от обстрелов по всему городу несколько успокоило людей, но теперь их волнует вопрос, будут ли заменять старые укрытия, сложенные из блоков, на новые, капсульные — с крышей и входом-зигзагом, дополнительно защищающим от осколков.
По опыту работы в такси Дмитрий заметил, что какие-то районы Белгорода попадают под обстрелы чаще других. В частности, это Харьковская горка, Крейда и Разумное.
«На Харьковской горе ощутимо меньше стало машин во дворах домов. Народ либо перегнал их куда-то, где безопаснее, либо ставит в крытые паркинги какие-то», — предположил он.
Кофейня, где трудится Дмитрий, также продолжает работать, хоть выручка и упала примерно наполовину. Это нужно, чтобы люди могли почувствовать себя хотя бы немного лучше.
«В мае ожидается разрешение на "летники", если таковое будет, то у нас уже все к этому готово, — объясняет Лысых. — Если скажут, что нужно установить что-то в целях безопасности, то будем устанавливать, чтобы люди могли нормально отдохнуть, в том числе с детьми».
По его мнению, белгородцы боятся обстрелов все меньше. Когда очередная сирена застигла его в парикмахерской, они с мастером переглянулись, и та продолжила его стричь. К счастью, там не было окон, а заведение находилось в полуподвальном помещении.
На билбордах одной из белгородских улиц — реклама питерской компании, предлагающей «гражданским лицам и детям» бронежилеты. Детский бронежилет в двух модификациях — с капюшоном и без. Стоимость — от 30 тысяч рублей, взрослый немного дороже — от 32 тысяч.
На сайте производитель публикует положительные отзывы клиентов. Петр из Тулы рассказывает, что их родительский комитет закупил бронежилеты для всей детсадовской группы. Их надевают на каждую прогулку. Петр уверяет, что воспитатели довольны, так как «жилеты яркие и со светоотражающими элементами».
Появление в их жизни такого понятия, как детский бронежилет, жителей приграничья не пугает. Единственное, что возмущает людей на форумах, — это то, что «броники» не раздают всем детям бесплатно.
Вероника, менеджер: Когда опасность — мы сразу идем в ванную. Даже собака знает, что если сирена, то надо бежать туда. В доме есть подвал. Но пока до него добежишь... Это не вариант.
Наверное, такой жизни, как раньше, у нас уже больше не будет. Мы ведь все время в напряжении ходим, все время смотрим на небо, все время при нас телефон, потому что туда приходят уведомления о ракетной опасности.
Таксист Виктор: Я лично никуда не бегу — ни в ванную, ни в бомбоубежище. Наверное, за время участия в боевых действиях сформировался какой-то иммунитет к этому. Дети и жена в коридор бегут. Коридор у нас в квартире — самое безопасное место. Когда бомбят — окна-двери в квартире ходуном ходят.
Дмитрий Лысых, таксист и работник кофейни: В период утренних или вечерних обстрелов старался побыстрее по району двигаться или, если была заявка, уехать в северную часть города, где безопаснее. Плюс одно время присматривал себе бронежилет, но так и не купил.
Светлана, беженка из Шебекинского района: Сидим дома, стараемся выходить только по необходимости, пользуемся приложениями «Предупреждение РО/БПЛА» (прим. «Ленты.ру» — ракетная опасность, беспилотные летательные аппараты).
Андрей Горный, ветеран-пограничник: Как обеспечить безопасность простым жителям, живущим у границы? Отодвигать линию соприкосновения. В Афганистане 100-километровая зона безопасности была.
Геннадий Алехин, ветеран чеченской кампании: Окна пленкой затянули обычной. Еще у меня есть наградной пистолет. Мне его вручили во время второй чеченской кампании за выполнение специального задания командования. Он у меня хранится в сейфе. Шутка шуткой, но всякое может случиться.
Геннадия Алехина можно назвать военным экспертом — он военный обозреватель, боевой офицер, прошел вторую чеченскую войну. Алехин был свидетелем, как белгородцы и местные власти учились жить в условиях регулярных беспорядочных обстрелов. Сейчас белгородцы делятся накопленным печальным опытом с жителями других регионов, а сами, вероятно, сделали уже все что могли. И теперь надеются только на то, что будет создана пресловутая санитарная зона. В то, что СВО может скоро закончиться, никто, кажется, не верит.
С начала СВО в Белгороде менялась система укрытий от обстрелов.
«Когда только начались прилеты, все остановки укрепляли мешками с песком. Потом стали применять бетонные плиты, — говорит Алехин. — А сейчас устанавливаются укрытия, которые называют городскими бункерами, вблизи остановок, торговых центров, кинотеатров и так далее».
По его словам, все это сделано с таким расчетом, чтобы застигнутый сиреной горожанин в любой точке Белгорода мог в течение минуты найти себе безопасное укрытие. А в некоторых местах, где людей и машин больше всего, устанавливают по несколько таких бункеров.
Алехин заметил, что первое время жители Белгорода относились к укрытиям с недоверием, но они доказали свою эффективность на практике.
«Первые примитивные укрытия, конечно, не могли гарантировать защиту от попадания осколков, учитывая то, что противник наносил удары преимущественно кассетными боеприпасами, — говорит собеседник «Ленты.ру». — Но если ты забежал в это укрытие и пригнулся, то мог сохранить жизнь и максимум получить легкое ранение». Усовершенствованные, испытанные на полигонах модули прошли «боевое крещение» в марте, когда Белгород подвергался нескольким ракетным атакам в день.
По словам эксперта, с момента поступления сообщения или сигнала об обстреле у белгородцев есть максимум 90 секунд, чтобы найти защищенное место. Сотрудники коммунальных служб, так же как и спасатели, которые приезжают на места прилетов, носят бронежилеты из-за риска попасть под повторный обстрел. На огромной дутой форме пожарного бронежилеты смотрятся как игрушечные.
Но полностью защищенных мест или менее опасных сторон улиц (как это было в блокадном Ленинграде), по мнению Алехина, в Белгороде нет. Пакеты РСЗО «бьют по площадям».
Первое время целями ударов, по словам белгородского военного эксперта, чаще были объекты инфраструктуры: подстанции, нефтебазы. Но мартовский, самый напряженный период обстрелов, утверждает он, был связан с прилетами исключительно по гражданским объектам: школам, больницам, жилым домам. Те, кто организовывает и проводит комбинированные ракетно-дроновые атаки на город, по наблюдению собеседника «Ленты.ру», стараются сделать так, чтобы людям было труднее к ним адаптироваться.
Алехин говорил с корреспондентом «Ленты.ру» еще до начала активных боев в Харьковской области и предсказал их. Тогда он отметил, что создание группировки войск «Север» может означать скорое наступление на те территории, откуда обстреливают Белгород, Шебекино, Грайворон и многие другие российские населенные пункты.
«Такие группировки создаются для выполнения не только тактических, но и оперативно-стратегических задач. Это белгородцев порадовало. Значит, будут какие-то активные боевые действия с нашей стороны, в том числе и на белгородско-харьковском участке», — сказал он.
«Купите четыре жгута и положите в сумку. Пройдите курс по тактической медицине или посмотрите видео», — методично объясняет шебекинский врач-терапевт Анна Постникова.
Еще необходимо заранее продумать план действий на случай массированного обстрела или других ЧП, на случай потери возможности связаться с близкими: куда вы и члены семьи должны ехать, на каком транспорте и по какому маршруту.
Житель прифронтовой зоны должен быть внимателен к своему психическому здоровью, добавляет она. Если дело дошло до проблем со сном, то нужно обязательно обратиться к психиатру, чтобы не запустить начавшееся заболевание.
Еще важно стараться поддерживать бдительность, которая неизбежно притупляется, когда грохот снарядов становится таким же привычным фоном, как шум проезжающих машин. Не подходить к окнам, прятаться в коридоре и забегать с улицы в помещение во время обстрела — все это должно происходить на автоматизме.
По ее мнению, самое страшное — оказаться во время обстрела за рулем, потому что машина от осколков и взрывной волны никак не защищает, а рядом — где-нибудь в поле — может запросто не оказаться подходящего укрытия.
«Как мы живем? Человек ко всему привыкает, как бы страшно это ни звучало. Те, кто решил остаться, уже подстраиваются под условия, — говорит Анна. — Мы прекрасно отличаем звуки вылетов от звуков прилетов».
Хотя в обстрелах Анна не нашла четкой закономерности, но времена относительного затишья чаще связаны с погодными условиями. Например, в период сильных затяжных дождей, когда, вероятно, становится сложно подводить технику на позиции.
Анна говорит: «Все шебекинцы теперь любят плохую погоду».