Облик современной России был бы немыслим без изобретений инженера и архитектора Владимира Шухова. Самое известное его творение видел каждый россиянин, оказавшийся перед телеэкраном в канун Нового года — это Шуховская башня, которую демонстрировали в качестве заставки «Голубого огонька». Однако радиостанция в форме гиперболоида — далеко не самое важное его достижение. В его послужном списке сотни изобретений, от ангаров и сетчатых перекрытий до нефтяных цистерн и различных механизмов. Все, что создавал Шухов, не имело в мире аналогов. И этот мир меняло кардинально. Нет никаких сомнений, что именно его стараниями Россия в XIX веке стала нефтяной державой. «Лента.ру» в рамках проекта «Жизнь замечательный людей» рассказывает о невероятном пути великого творца.
За окном начало 1920 года. Тяжелое и неспокойное время для страны и миллионов ее жителей. Гражданская война на востоке, в южных регионах бушует голод, а на западе Красная армия не может справиться с натиском Польши. Нет покоя и в душе инженера Шухова. Подавленный, он сидит в своей конторе и вот уже несколько минут с грустью описывает в тетради положение дел. «Прессов для гнутья колец нет. Полок 4 дюйм х 0,5 дюйм нет. Тросов и блоков нет. Дров для рабочих нет. В конторе холод, писать очень трудно. Чертежных принадлежностей нет… Артель наша распадается. Неполучение пайка ставит в невозможные условия наши работы». Пронизывающий холод будто подчеркивает сложность ситуации.
Именно на этом сложном фоне перед архитектором Шуховым была поставлена задача построить радиостанцию.
Проект был настолько амбициозным, что до сих пор ходит байка, будто строительство планировали аж на территории Кремля, но передумали из-за того, что соборы и колокольня Ивана Великого могли создать помехи для связи. Разместить башню решили в заброшенном саду на Шаболовке.
Предполагалось, что радиостанция станет самой высокой в Европе — на 20 метров выше 330-метровой Эйфелевой башни, но гораздо легче и в разы проще в исполнении. Для создания символа Парижа в свое время потребовалась разработка 18 тысяч уникальных деталей. Для Шуховской башни нужна была всего лишь одна инновация — швеллер.
Разработанная Шуховым станция во многом опиралась на опыт придуманных им ранее башен-гиперболоидов. Экономичным по замыслу инженера стало бы и само строительство: подъемные краны и тяжелые машины не требовались — Шухов предложил телескопический способ монтажа, по которому отдельные секции собирали воедино еще на земле, чтобы затем по очереди поднять на высоту и установить одну на другую.
На станцию критически не хватало материалов — архитектор месяц за месяцем фиксировал в своем дневнике одну и ту же фразу: «Железа нет». От идеи самой высокой в Европе постройки неизбежно пришлось отказаться — Шухов понизил высоту башни до 160 метров.
Во время работы над радиостанцией Шухова преследовали и личные трагедии: в 1919 году его младший 20-летний сын умер от холеры. А летом 1921 года случилась новая беда: при неудачном подъеме четвертой секции башни сломалась третья, оказались повреждены и первые две. Специально созданная для расследования произошедшего комиссия, в которую вошли авторитетные инженеры, вины Шухова в аварии не обнаружила.
Вот только советская власть в любом происшествии была готова разглядеть саботаж и диверсию, так что архитектора, невзирая на заключение комиссии о безупречности его проекта, стали вызывать на бесконечные допросы в Государственное политическое управление при НКВД. В конце июля 1921 года Шухова приговорили к «условному расстрелу».
Найдись по всей истерзанной войнами и голодом стране хоть еще один инженер, способный продолжить работу над проектом, Шухова, несомненно, расстреляли бы, обвинив во вредительстве. Но замены мастеру не было, а радиобашня власти была нужна. Инженеру поставили ультиматум: при малейшем просчете условный расстрел заменят реальным.
В марте 1922 года башня — на тот момент самое высокое сооружение во всем СССР — впервые заработала. А еще через полгода с ее помощью транслировалась первая радиопередача — концерт русской музыки с участием Надежды Обуховой и Бориса Евлахова.
Шуховская башня стала символом прорыва молодой страны в инженерно-архитектурный авангард. Советская пропаганда, конечно же, использовала ее создание, чтобы подчеркнуть дееспособность власти.
«Нашей работы упорной
Что может быть бесшабашней!
Когда нас душили за горло,
Мы строили радиобашни»,
— писал о творении Шухова советский поэт Николай Адрианович Кузнецов.
Радиостанция на Шаболовке несла не только символическую, но и практическую ценность: в 1937-м оттуда запустили трансляции экспериментальных телепередач, а через два года началось полноценное телевещание, которое не прекращалось вплоть до 1967 года, когда в эксплуатацию ввели Останкинскую телебашню. Важной вехой она была и с точки зрения инженерного искусства — это один из самых ярких мировых образцов так называемой железной архитектуры.
К нему можно отнести и Эйфелеву башню, и Хрустальный дворец Пэкстона в Лондоне, и возводившиеся на рубеже веков по всей Европе гигантские металлические мосты. Шухов с его башнями-гиперболоидами стал одним из самых ярких представителей железной архитектуры. Это был стиль, продвигаемый не архитекторами, но инженерами. Стиль экономичный и эргономичный, освобожденный от излишеств, адекватный как суровому времени и бедствующей экономике, так и масштабным планам страны.
В самом деле, обнаженные железные конструкции Шухов использовал исключительно из принципа достижения цели максимально экономными средствами. Помимо него, единственным в мире мастером, который на рубеже ХХ века обращался к такой же форме гиперболоида, был лишь знаменитый испанец Антонио Гауди, но он, в отличие от русского инженера, маскировал свои сооружения декоративными элементами.
На территории России сохранилось восемь Шуховских башен-гиперболоидов, в том числе водонапорная башня в селе Полибино Липецкой области, водонапорная башня в центре Краснодара и сетчатая опора для линии электропередачи на левом берегу Оки близ Дзержинска.
По образцу его гиперболоидных конструкций были построены башни в Чехии, Швейцарии, Австралии, Японии. Немецкие архитекторы использовали технологии Шухова при создании главной арены для Олимпиады в Мюнхене. Работами конструктора вдохновлялись при создании архитектурных проектов в Казахстане и Катаре. В китайском Гуанчжоу высота телебашни гиперболоидной конструкции Canton Tower составила целых 600 метров.
И все это — благодаря инженерному гению Владимира Шухова, который сумел завершить свой проект в самых стесненных условиях и под колоссальным давлением заказчиков. Бытует легенда, что при повторном поднятии четвертой секции инженер встал в центр башни — мол, если упадет, то головы ему все равно не сносить. Однако расчеты оказались безупречными.
В конце концов, он был человеком, который просчитал, что у человека с неправильной осанкой износ подошвы ботинок при ходьбе происходит быстрее, поэтому сам всегда держал спину ровно. Был он и настоящим джентльменом в отношениях со всеми вокруг, будь то дети, подчиненные или прислуга, и бесконечно далеким от тщеславия и высокомерия.
При этом зазнаться с его списком заслуг можно было весьма просто. Башни-гиперболоиды — самое заметное, но далеко не самое важное его достижение. Большую часть своих изобретений знаменитый инженер сделал еще в Российской империи. Но обо всем по порядку.
Владимир Шухов родился 28 августа 1853 года в уездном городке Грайвороне Курской губернии, в семье хотя и дворянской, но небогатой. Страсть к инженерному делу мальчик проявлял еще в раннем детстве, а в одиннадцатилетнем возрасте поступил в петербургскую гимназию, где поразил всех удивительными способностями к точным наукам — он даже нашел отличный от классического собственный способ доказать теорему Пифагора. После гимназии он поступил в Московское императорское техническое училище, впоследствии реорганизованное в МГТУ имени Баумана.
В училище Шухов демонстрировал такие успехи, что его даже освободили от защиты диплома, в 1876 году выпустив с золотой медалью. Молодого инженера отправили в Америку на Всемирную выставку — знакомиться с достижениями международной промышленности.
Именно там Шухов познакомился с предпринимателем Александром Бари, который несколько лет спустя пригласил его в свою строительную контору в Москве на должность главного инженера-конструктора. Их союз продлился 35 лет и принес стране немало пользы.
Так, 25-летний Шухов по заказу обратившихся в контору Бари шведских добывающих компаний руководил строительством первого в России нефтепровода Балаханы — Черный город на нефтепромыслах Апшеронского полуострова рядом с Баку. До его появления ценный ресурс транспортировали... в бочках и бурдюках. Проект Шухова включал в себя и первые в мире цилиндрические резервуары-нефтехранилища.
В 1870-е в мире начался настоящий нефтяной бум. Изначально полезное ископаемое использовалось в основном как источник керосина, а мазут, который оставался после его добычи, считался отходом производства и в лучшем случае уничтожался. Чаще его попросту сливали в водоемы, отравляя тем самым их экосистему. Шухов же придумал способ использовать мазут как горючее — он первым в мире осуществил промышленное факельное сжигание жидкого топлива с помощью изобретенной им форсунки.
Вплоть до конца XIX века Шухов активно улучшал и оптимизировал процессы нефтяной промышленности. Он придумал эрлифт, способ быстро и дешево добывать нефть из скважины при помощи закачки воздуха. Он разработал новый экономный принцип хранения нефти в особых цистернах. Он же изобрел установку термического крекинга — и тем самым открыл промышленный метод получения бензина.
По крайней мере без его изобретений наша страна едва ли смогла бы похвастаться столь мощной сырьевой экономикой. Но и это далеко не все заслуги великого инженера. По его идеям строили доменные печи, нефтеналивные баржи, газгольдеры, железнодорожные мосты, воздушные канатные дороги, маяки, элеваторы, трамвайные парки и многое другое.
В конце XIX столетия Шухов изобрел знаменитые паровые водотрубные котлы, в течение многих десятилетий отапливавшие всю Россию. Он же составил фундаментальный проект московской системы водоснабжения.
Вообще, на облик Москвы Шухов повлиял как никто другой: именно его технологии висячих покрытий и арочных сетчатых сводов использованы при возведении крыш ГУМа на Красной площади, одного из залов Пушкинского музея, операционного зала Главного почтамта и Киевского — в те времена Брянского — вокзала. А еще инженер Шухов стал автором трехшарнирных форм и конструкций сцены МХТ и раздвижной крыши для обсерватории Московского университета.
Шухов никогда не состоял в политических партиях и на политические темы публично не высказывался. За единственным исключением — он написал главу об оснащении флота для книги своего близкого друга, профессора Петра Худякова «Путь к Цусиме». В одном из примечаний Шухов весьма доступно излагает свои взгляды на политику.
За этот текст инженер едва было не поплатился — из-за описания возможностей русского флота его заподозрили в шпионаже. Представители военно-морского ведомства и полиции наведались к нему, чтобы выявить источник его знаний. Шухов в ответ развернул перед гостями иностранные журналы, содержавшие подробные описания русских военных судов, и посоветовал им известить начальство о том, насколько бережно оно охраняет военные секреты.
Однако в войне, по горькой иронии, Шухову все же пришлось поучаствовать: после провала японской кампании грянула Первая мировая, и инженеру поручили разрабатывать оружие для флота — сетевые подводные мины, минные якоря, а также особые мины для борьбы с подводными лодками.
В период с 1915 по 1917 год Шухов разработал более 40 оригинальных типов подводных мин различной глубины, а в 1914-м спроектировал для Севастополя плавучие ворота для сухого судоремонтного дока. Они получили название батопорта — первого в своем роде.
«Трехдюймовый снаряд разрушил фисгармонию, аквариум, вылетели стекла. После зала через стену снаряд пролетел (с деревом стены) в гостиную и из передней вкатился в большой кабинет. Семья спряталась в подвале. В комнатах оставался я один. Бои шли до третьего ноября, когда большевики завоевали Москву», — эта запись в тетради Шухова появилась осенью 1917-го, после того как в его дом прилетел снаряд. Февральскую революцию и провозглашенные ею идеи инженер во многом поддерживал, а вот Октябрьскую принять не мог.
Представитель дворянских кровей, он практически не скрывал враждебности по отношению к большевикам, два его сына с его благословения ушли воевать на стороне Белой армии. Но и покинуть страну Шухов не мог — несмотря на обилие приглашений из США и Европы, от эмиграции он отказался. Им двигали утопические идеи: Шухов был убежден, что разлом, возникший в стране в ходе революций и затем использованный большевиками для захвата власти, необходимо ликвидировать, чтобы все наконец вернулось в норму, а коммунисты потеряли бы власть.
«Отец жил при советской власти несладко. Он был противник одновластия и не мирился с ним в сталинскую эпоху, которую предвидел задолго до ее начала. С Лениным близко знаком не был, но любви к нему не имел. Мне он не раз говорил: "Пойми, все, что мы делаем, никому и ни для чего не нужно. Нашими действиями управляют невежественные люди с красными книжками, преследующие непонятные цели". Несколько раз отец был на волоске от уничтожения», — рассказывал сын инженера Сергей Шухов.
Шухова выгнали из его собственного дома. Переезжая в свою контору, инженер уничтожил черновики многих проектов, в том числе форсунок. Подобных переездов в жизни Шухова будет немало, и в них погибнет или потеряется значительная часть его ценнейших архивов.
Тем не менее даже после уплотнений и угрозы расстрела Шухов продолжил работать: в 1931-м он запустил в Баку первый в СССР нефтеперерабатывающий завод «Советский крекинг», восстанавливал мосты и нефтепроводы.
Советская власть, отчаявшись перевоспитать Шухова, стала умасливать его наградами и званиями. В конце 1920-х он был избран почетным членом Академии наук СССР, получил премию Ленина, звания «Герой Труда» и «Заслуженный деятель науки и техники». Все права и патенты на свои изобретения Шухов передал государству. Добровольно или нет — история умалчивает, но легко предположить, что в турбулентную эпоху диктатуры пролетариата у инженера, советскую власть не жаловавшего, особого выбора не было.
Последним грандиозным достижением инженера стало спасение исторической достопримечательности в Самарканде. После разрушительного узбекского землетрясения 1897 года северо-восточный минарет знаменитого медресе Улугбека, построенного еще в XV столетии, начал опасно крениться. Ремонтные работы откладывались десятилетиями, однако в 1930-е годы стало очевидно, что до критического наклона и разрушения остались годы, если не месяцы.
Шухов, которому было уже под 80, считал, что легче опустить землю под минаретом, чем поднимать его, пытаясь выправить. По проекту инженера — как всегда экономному и эргономичному — необходимые работы были проведены зимой 1932-го всего за четыре дня. Это был первый в истории мировой реставрационной практики пример подлинно инженерного решения для спасения памятника архитектуры — и последний большой проект Владимира Григорьевича Шухова.
Это был трагический несчастный случай: Шухов не любил электричество, предпочитал работать при свечах и всю взрослую жизнь воевал с микробами, постоянно протирая руки одеколоном.
Ночью в феврале 1939 года жильцов дома на Зубовском бульваре разбудили страшные крики: «Горю, горю!» Восковая свеча подпалила льняную рубашку инженера, и тот в считаные секунды оказался объят пламенем. Потушила академика домработница, а приехавшие медики диагностировали у пожилого Шухова тяжелые ожоги большей части тела. В больницу он ехать отказался, потребовав, чтобы ему «дали умереть дома».
На момент гибели инженеру было уже 85 лет. Если бы не несчастный случай, прожить он мог бы еще долго — вскрытие показало, что его сердце было сильным, как у молодого человека.
Смерть на рабочем месте — иного финала для Шухова и не могло быть. Если бы не трагический случай со свечой, он работал бы до последнего вздоха. Патологический трудоголик, он всегда ставил перед собой самые сложные задачи, поднимая для себя планку качества так высоко, как только мог.
Шухов был не только выдающимся инженером, но и человеком принципов, истинным джентльменом, на долю которого пришлось кровавое и мрачное время.
Пережить его он смог благодаря не только своим уникальным навыкам и знаниям, но и невероятной выдержке — все-таки высокоинтеллектуальный труд под угрозой смерти дается далеко не каждому.
Инженер же практически не допускал ошибок, случаи его просчетов можно пересчитать по пальцам.
Его гениальные, не имеющие аналогов изобретения, которые он проектировал со скоростью «человека-фабрики», сформировали облик и современной России, и в какой-то степени всего мира. Памятники инженеру в виде его башен-гиперболоидов возвышаются по всему земному шару.
Шухов умер в 1939 году. Наследие его живо по сей день.