30 лет назад, в 1994 году, в Москве в собственном Mercedes был взорван Сергей Тимофеев по кличке Сильвестр — основатель и главарь Ореховской организованной преступной группировки (ОПГ), самой мощной в столице. Это событие, потрясшее криминальный мир России, произошло в самый разгар бандитских войн лихих девяностых, у которых в каждом регионе страны были свои особенности. Уникальным в этом плане стал Урал, где участники местных ОПГ умудрялись ездить на стрелки на танках, угнанных у военных. Подробности о региональных особенностях бандитских войн 1990-х «Ленте.ру» рассказал писатель и журналист Денис Терентьев, написавший несколько книг о постсоветской России.
«Лента.ру»: Криминал, как и криминальные разборки, существовали и в дореволюционной России, и в СССР. Но почему именно в начале 1990-х произошел такой всплеск бандитизма и организованной преступности?
Денис Терентьев: Рэкетир стал узнаваемым персонажем в конце 1980-х благодаря кооперативному движению. Хотя теневая экономика в СССР существовала всегда, как и кормившийся на ее ниве криминалитет.
Например, в 1976 году в Георгиевске (Ставропольский край) состоялась большая сходка, на которой подпольные предприниматели — цеховики — договорились отстегивать ворам в законе десять процентов прибыли за «крышу». Некоторые исследователи преступного мира утверждают, что организаторами сходки были сами цеховики, нуждавшиеся в защите.
Причем даже с легализацией кооперативов они не очень-то желали выходить из тени. Тут можно вспомнить первого советского миллионера Артема Тарасова, который при позднем СССР попытался честно заплатить партийные взносы со своей зарплаты в три миллиона рублей. Для понимания, простой рабочий в то время получал 200-300 рублей.
Однако Тарасова не поставили в пример как сознательного гражданина — напротив, его клевали все, включая реформатора Михаила Горбачева. В итоге Тарасов еле успел уехать из страны. Так что власть в перестройку отнюдь не двигала страну в капитализм. И возникшая в итоге вязкая почва с мутными правилами игры была идеальна для расцвета мафии.
Получается, бандитские «крыши» 1990-х стали продолжением практики, сложившейся еще в СССР?
Да, причем здесь есть две стороны медали. С одной — даже те коммерсанты, которые изначально мечтали о надежной «крыше», порой нередко не знали, как от нее избавиться. С другой — без бандитских «крыш» крови и хаоса, скорее всего, было бы гораздо больше.
Чтобы избежать беспредела, деловой мир действительно нуждался в некоем институте, который обеспечил бы соблюдение хоть каких-то правил игры. И когда милиция и суды оказались неэффективны как регулировщики в переходный период, эту роль взяли на себя бандиты. В целом они справились с ней довольно успешно.
Чем участники ОПГ в разных частях страны отличались друг от друга?
Спортсмены, уголовники, военные и милиционеры входили в оргпреступные группировки по всей стране — в зависимости от региона менялось лишь их соотношение. К примеру, в Сибири и на Дальнем Востоке бал правили воры в законе старой формации. В Санкт-Петербурге, напротив, среди бандитов было мало бывалых уголовников.
В Северную столицу с конца 1970-х годов массово приезжали финские туристы. В Финляндии тогда был сухой закон и жители страны ехали к нам «отрываться». Финны везли с собой одежду и технику, которую меняли на водку, параллельно расцвела валютная проституция.
И вот из тех, кто обхаживал этих гостей — таксистов, фарцовщиков (валютных спекулянтов — прим. «Ленты.ру»), барменов, банщиков и вышибал, — как раз и начали выходить представители бандитского Петербурга 1990-х. Разумеется, они по своему менталитету больше тяготели к коммерции.
Именно в столицу из Подмосковья в основном тянулись «любера» (спортсмены и борцы за идеи социализма на закате СССР, которые в 1990-х стали полноценными бандитами).
С другой стороны, была, например, Измайловская ОПГ, основу которой составляли коренные москвичи. Их уровень образования был выше среднего, что влияло и на общую культуру, и на методы ведения дел. Но это не значит, что среди них не было отморозков.
Понятие «культура» вообще применимо к бандитам 1990-х?
Конечно. У уральцев, например, был особенно выражен местный патриотизм, сильное хозяйское чувство по отношению к земле, на которой они живут. Взять, к примеру, Уралмаш — самый северный район Екатеринбурга, отделенный от остального города огромной промзоной. Именно от него произошло название грозного организованного преступного сообщества (ОПС).
Участники этой группировки позиционировали ее как общественно-политический союз. Многих шокировало, когда на улицах Екатеринбурга появились билборды ОПС «Уралмаш» — все знали, что в милиции эти три буквы обозначают далеко не общественное движение.
А еще группировка сыграла важную роль в становлении фонда «Город без наркотиков». Однажды вся уралмашевская братва, человек 500, приехала в один цыганский поселок, где особенно активно торговали героином, и просто пару часов там мирно постояла.
И многие на Урале были готовы поддерживать участников ОПС «Уралмаш» как своих земляков с активной гражданской позицией. Однако большинство участников группировок 1990-х годов вышли с самого дна общества — провинциальных общежитий и подвальных качалок.
Зачастую у них от денег сносило голову, и они творили то, что противоречило даже их собственным бандитским понятиям, которые, как правило, соблюдались только для вида.
В сети встречается информация, что уральские бандиты порой приезжали разбираться друг с другом на танках. Так ли это?
Думаю, бандитских танковых дуэлей все-таки не было. Однако в Свердловской области, где есть танковый завод, известна пара историй, связанных с танками. В частности, в Нижнем Тагиле бандиты угнали танк и поехали на стрелку, но не добрались туда, поскольку боевая машина застряла в грязи.
Другую историю рассказывал политик Евгений Ройзман (признан в России иноагентом): танк, угнанный в Нижем Тагиле, использовали в разборке местных бандитов с чеченцами, которая в итоге прошла вполне мирно. Но история попала в прессу и вызвала резонанс: якобы президент России Борис Ельцин звонил по поводу произошедшего тогдашнему свердловскому губернатору Эдуарду Росселю, после чего в Нижнем Тагиле был большой переполох с обысками.
Тогда в сарае одного из частных домов нашли списанную боевую машину десанта (БМД). Но это все-таки скорее исключение из правил: технологическим потолком для бандитов были противотанковые гранатометы, которые несколько раз использовались при заказных нападениях.
Дело в том, что все понимали — в 1990-е годы у государства были слишком короткие руки, чтобы разобраться со всей братвой в стране. Но если какая-нибудь группировка стала бы сильно беспредельничать, правоохранительная машина прокатилась бы по ней катком, не оставив мокрого места.
Многие бандиты даже верили в мифическую «Белую стрелу» — неформальную структуру, якобы созданную силовиками для уничтожения самых значимых представителей криминального мира.
Такой страх перед властью и силовиками был во всех регионах?
Обстановка сильно отличалась: скажем, мэр Москвы Юрий Лужков был сильной политической фигурой того времени. Не секрет, что поначалу он опирался на московский бизнес — владельцев рынков, каких-то полубандитов. У Лужкова получалось грамотно контролировать их и держать в узде — многие главы регионов хотели так же, но получалось не у всех.
А другой новгородский авторитет, Реча, однажды повздорил в лучшей гостинице города с сотрудником ее службы безопасности и забил того насмерть на глазах у множества свидетелей, причем безо всяких последствий для себя.
Был и еще один примечательный случай в регионе, когда крупный бизнесмен уехал в лес по грибы с пятью телохранителями — и никто из них не вернулся. В итоге уже в нулевые Великий Новгород зачищали как в кино: ночью туда приехал московский спецназ на бронетехнике, город брали под контроль словно территорию противника. Губернатора Михаила Прусака, который возглавлял регион, ожидаемо отправили в отставку.
Сами бандиты пытались идти во власть?
В 1990-е в Госдуме сидело три депутата из одного только Тамбовского ОПС — о том, что они являются криминальными авторитетами, прекрасно знали в милиции. Кто-то из бандитов становился солидным инвестором, но были и такие, кто проделывал обратный путь.
Скажем, когда-то в администрации губернатора Санкт-Петербурга Анатолия Собчака работал такой чиновник — Юрий Шутов. И вот в нулевые этого Шутова судили как главу группировки киллеров. И он, что интересно, был такой не один — во многих регионах встречались свои, местные Шутовы, которым было попросту скучно заниматься коммерцией, и они шли в криминал.
Когда эпоха ОПГ стала заканчиваться в России?
Уже в начале нулевых братва не собирала дань с крупного бизнеса в большинстве регионов. «Крыши» из бандитских стали ментовскими, а потом и вовсе сошли на нет. Причина проста: когда у государства полная казна, оно начинает вкладывать в безопасность.
Бандиты стали нормой в позднем СССР по мере роста теневой экономики и были востребованы в период трансформации страны в сильное государство с рыночной экономикой. Но уже в середине 1990-х было ясно, что вся эта эпоха ОПГ ненадолго. Ярким примером этому мог служить московский криминальный авторитет Мансур.
Это был адекватный образованный парень из хорошей семьи — с такими тогда старались иметь дело. Но потом он подсел на наркотики и съехал с катушек: ему везде мерещились заговоры, он стал расправляться со своими компаньонами и отправил на тот свет даже дизайнера, которого нанял для ремонта своего жилья.
Когда спецназ штурмовал его квартиру, Мансур пытался прикрыться двумя женщинами, что, впрочем, его не спасло. Его история произвела сильное впечатление на деловой мир Москвы: все поняли — бандит всегда остается бандитом. А бизнесу во все времена были нужны более предсказуемые партнеры.