Во время Второй мировой войны продолжали играть в футбол. Это не может не удивлять, поскольку очевидно, что на эти несколько лет изменился весь ход жизни на планете, абсолютно все человеческие уклады и привычки. Однако мяч продолжали гонять и забивать — часто в импровизированные ворота — даже узники концлагерей и их тюремщики. Книга «Футбол. Война. Холокост. Документы, свидетельства, фотографии», выпущенная издательством «Новое литературное обозрение», рассказывает, как Вторая мировая война изменила историю футбола и ее ключевые фигуры, как футбол помогал сопротивляться фашизму и сохранять человеческое достоинство в невыносимых условиях. С разрешения издательства «Лента.ру» публикует фрагмент текста.
Особую изощренность нацисты проявляли в лагерях смерти. Василий Гроссман писал:
«Может ли кто-нибудь из живущих на земле людей представить себе, что такое эсэсовский юмор в Треблинке, эсэсовские развлечения, эсэсовские шутки?
Эсэсовцы устраивали футбольные состязания смертников, заставляли их играть в "ловитки", организовывали хор обреченных. Вблизи общежития немцев был устроен зверинец, и в клетках сидели лесные безобиднейшие звери — волки, лисы, а самые страшные свиноподобные хищники, которых носила земля, ходили на свободе, сидели на березовых скамеечках и слушали музыку. Для обреченных был даже написан специальный гимн "Треблинка"». В концлагерях, помимо всех унижений, был и другой мир, в котором находилось место футболу. Даже в Бухенвальде и Аушвице футбол был отдушиной для заключенных, с его помощью они могли получить дополнительный провиант.
В музее Дахау хранится деревянный кубок лагеря — своеобразный символ «гуманизма» гитлеровцев. А вот как выглядел регламент футбольного матча на первенство этого концлагеря: «Семь на семь. Один вратарь, шесть полевых игроков. Два тайма по 35 минут». Из автобиографического рассказа «Люди, которых больше нет» польского заключенного концлагеря Аушвиц Тадеуша Боровского узнаем:
Идея по проведению внутренних чемпионатов, а также международных матчей между концлагерями принадлежала рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру, отвечавшему за все места принудительного содержания в Третьем рейхе. Распоряжение об этом он отдал осенью 1942 года.
Нацисты преследовали свои цели. Во-первых, они пытались опровергнуть информацию об ужасах концлагерей: якобы для узников созданы условия для нормальной жизни военного времени. Поэтому на футбольные матчи приглашались представители Международного Красного Креста, которых пытались уверить в полнейшей идиллии, царящей в лагере.
Во-вторых, сами эсэсовцы не были чужды футболу. После оккупации практически всей Европы в их руках оказалось большое количество профессиональных футболистов, в том числе — игроков национальных сборных своих стран. Например, Мариан Эйнбахер (19001943), участник польского сопротивления и первого официального матча сборной Польши против Венгрии, состоявшегося в 1921 году. Или Чеслав Совул — легенда футбольного клуба «Висла» из Кракова.
Журналист «Спорт-Экспресса» Александр Бобров опубликовал свидетельства уцелевших узников концлагеря Гросс-Розен:
«Игра в футбол в условиях, в которых мы находились, была неестественным явлением и казалась профанацией ввиду окружавших нас мучений и смерти, — это не выдумка, не сон, не ночной кошмар, а реальные воспоминания польских узников. В офлагах для английских, американских, французских офицеров спортивные соревнования не были редкостью — там проводились даже крупные турниры по футболу, волейболу, легкой атлетике, шахматам... В концлагерях о такой жизни можно было мечтать. Там царила своя жизнь. Или ее извращенное подобие».
Оберштурмфюреру СС Вальтеру Эрнстбергеру не было и тридцати лет, когда он стал одним из заместителей начальника лагеря Гросс-Розен. До этого он служил в других лагерях — Заксенхаузене и Маутхаузене. Выходец из семьи строителя, его папа знал, как класть кирпичи. А сын занялся другим и в середине 1930-х совсем еще юным вступил в СС (No 270670). Не знаю, где он влюбился в игру, со временем ставшую самым популярным видом спорта в мире, но футбольные матчи в Гросс-Розене ввел именно Эрнстбергер — весной 1943-го. Себя потешить? Поиздеваться над заключенными? У него спросить после войны было некогда — в середине лета 1945-го он покончил жизнь самоубийством. А до этого Вальтер оставался в лагере почти до прихода наших войск в феврале 1945-го — уничтожал документацию и тех заключенных, которых в январе не отправили в марши смерти в другие концлагеря.
«Получив назначение, Эрнстбергер смягчил политику в отношении заключенных. Создали футбольное поле, боксерский ринг, построили столовую. Он становился жестоким после употребления алкоголя, когда приходил в блоки и убивал людей. Я не помню даты, но во время моего пребывания в блоке 8 Эрнстбергер приходил ночью и говорил заключенным, чтобы они занимались "спортом", то есть забирались под кровати и прыгали обратно», — вспоминал Владислав Сикорски, узник номер 2639.
Нам, сидя сегодня в кресле или на удобном диване и читая все это, не понять и доли того, что испытали те люди. Не понять — и все. Наверное, футбол был для них отдушиной, частичкой другого мира, оставшегося за колючей проволокой. И во время матча все, пусть и с долей относительности, становились равными — и узники, и их охранники.
Формированием команд и организацией соревнований занялись привилегированные немецкие заключенные Карл Кирхманн, Кристиан Рорер и Август Шнайдер. Говорят, они выбирали действительно сильнейших. К тому же от их предложений было сложно отказаться: либо ты идешь на верную смерть в карьер, либо получаешь работу попроще, а по воскресеньям — шанс проявить себя на футбольном поле.
Ежи Ковалевски вспоминал:
«Сначала сборные представляли рабочие команды. Со временем от такого принципа отказались — предпочли создавать национальные сборные: Steinbruch, Bauleitung, Kaki-Manschaft, Deutsche I, Rapid I, Rapid II, Helden, Lewen-Wilde, Denst... Каменоломня, строители, немецкие капо…
Разные источники сообщают о разном числе сборных — нескольких, составленных из поляков (за них выступали и профессиональные футболисты), чешской, венгерской, немецкой (из уголовников), немецкой (из охранников), русской…
А вот расстановка одной из необычных футбольных команд лагеря. Схема 2-3-3-2. В воротах Жорка (русский), далее — Рышард Хибнер, Мариан Гадай, Мирецки, Тарковски (у обоих имена отсутствуют), Мечислав Гадай (все — Польша), Алекс (русский), снова поляки Владислав Гадай, Веслав Будзик, Ян Ленарчик и Збигнев Мирецки. Кто выжил из польских игроков? В архивах среди погибших их не нашел. Кто были эти русские Жорка и Алекс? Как сложилась их судьба?
(...)
Нам помогли товарищи, которые выполняли в лагере обязанности управленческого и обслуживающего персонала... Помощью было разрешение раз в месяц получать продовольственный набор…
За хорошую игру эсэсовцы бросали нам на поле сигареты.
Недалеко от футбольных ворот я увидел гору ботинок. Сразу понял, что это обувь тех из наших, кто уже оказался в крематории.
На поле выбежали две команды. Заключенные в тюремной робе. Эсэсовцы в белых майках, зеленых галифе от обычной военной формы... На поле разгорелась ожесточенная война... Для заключенных за спортивными соревнованиями скрывалось нечто значительно более важное: то, что позволяло им с помощью своих представителей насладиться эфемерной местью, почувствовать вкус обманчивого триумфа.
С одной стороны — одиннадцать откормленных, обутых в кожаные бутсы безнравственных бандитов; а с другой — одиннадцать худых венгров в обуви на деревянной подошве... Венгры мужественно им противостояли. Их пинали, бросали наземь, но они поднимались, своим мастерством игры в футбол отвечая на грубость и хамство... После окончания проигранного матча, побитые и с синяками, они покидали игровое поле.
Эти соревнования таили в себе угрозу и имели двойное дно. Гол в ворота BV-эров (уголовников) являл собой смертельную опасность... Особенно опасными были национальные матчи с командой эсэсовцев и охранников...
Игра, которая проходила очень эмоционально, но с соблюдением спортивных правил, за чем следил арбитр, доводила зрителей до белой горячки. Даже "мусульмане" (крайне истощенные узники) прекращали поиски еды и выходили на два часа из апатии. Реакция на пасы и голы была такая же, как где-то на стадионе "Краковии" или "Вислы". Громкие крики летели высоко в небо».
Это высказывания польских заключенных, доживших до освобождения и поделившихся частичкой воспоминаний, разделивших свою вечную боль с новыми поколениями.
Этому заключенному, правда, в другом лагере (в Аушвице), футбол спас жизнь. Лео Голдштейна, польского еврея, один из охранников сделал арбитром — тот судил встречи между эсэсовцами. Лео выжил. Поначалу он перебрался в Израиль, затем уехал в Нью-Йорк. Стал обслуживать футбольные матчи, вошел в число рефери ФИФА и даже работал ассистентом арбитра на двух играх чемпионата мира 1962 года.
Поляки выделяют одну игру — ту, что закончилась их победой над Германией (что в футболе случалось нечасто). «В том матче, где мы играли словно последний раз в жизни, Польша победила — 1:0. А единственный гол забил Левандовски. Не Роберт — Зджислав.
"Десятка" на поле, номер 23452 в лагере», — еще из воспоминаний узников.
В 2016 году эту историю Роберту Левандовски рассказал менеджер современной сборной Польши Томаш Иван. Роберт заинтересовался. Но было ли продолжение, не знаю.
А вот еще воспоминание. Возможно, как раз о том знаменитом матче поляков с немцами:
«После завершенного матча мы вместе с немецкой командой пошли в баню. Затем вернулись в бараки. Вечерний отдых был жестоко нарушен организованным нападением группы эсэсовцев лагеря. Они начали с ожесточением бить палками всех находящихся там заключенных, избивая застигнутых врасплох и неспособных убежать. Таков был ответ за выигранный Польшей матч. Наши мучители этого даже не скрывали», — вспоминал Чеслав Скорачиньски.
В другом матче команда венгерских евреев играла с эсэсовцами из Еленя-Гуры.
«Перед игрой случилось невероятное. Капитаны команд пожали руки.
Заключенные сначала играли лучше, но быстро выдохлись. И немцы повели в счете. В перерыве эсэсовцы расслабились и напились пива. А их соперники поели супа с хлебом. Во втором тайме охранники пропустили гол. Тогда им на помощь пришел судья, назначивший пенальти. Вратарь Ференц Морош отбил удар и сохранил ничью. Но потерял жизнь. Через пару дней во время погрузки бревен один из капо крикнул охраннику на вышке, что Морош собирается бежать. Эсэсовец произвел несколько точных выстрелов...»
Матчи между лагерями позволяли их начальникам укомплектовывать свои команды профессиональными игроками. Нацисты делали большие ставки, а пленные футболисты вынуждены были рисковать своей жизнью. Так, в одном из подобных матчей на поле вышли команды из лагерей Аушвиц I и Биркенау. Первая команда состояла исключительно из цыган, вторая — из евреев. В поединке был зафиксирован счет 2:1 в пользу цыганских узников, однако на этом игра не завершилась. За пределами поля болельщики-эсэсовцы устроили массовую драку, переросшую в перестрелку, в ходе которой погибло несколько человек. Зачинщикам дали уголовный срок, а большинство участников понизили в воинских званиях.
Сами же футбольные «звезды» лагерей ходили на волоске от смерти во время каждого матча: тренер — офицер СС, заподозривший игрока в «саботаже» или «сдаче» игры, мог расстрелять любого без суда и следствия.
(...)
Весьма специфическими были и тренировки. Унтерштурмфюрер СС Арнольд Штриппель изобрел новую методику тренировочного процесса: в роли мяча выступал один из заключенных-евреев. Упражнение выглядело следующим образом: охранники организовывали круг вокруг узника, и по команде «живой мяч» он обязан был бежать от одного эсэсовца к другому. Получая множественные удары по всем частям тела, он должен был «отлетать» к следующему участнику тренировки, и так до тех пор, пока мог передвигаться по воображаемому полю. Эти садистские методы в кратчайшие сроки были внедрены во всех концлагерях.
Матчи между заключенными и особенно с охраной лагерей становились не просто игрой на выживание. Узники видели в своем сопернике образ всей ненавистной Германии. Каждый футболист, выходивший на игру против нацистов или представителей коллаборационистского режима, искренне верил в то, что если он сможет выиграть у оккупантов на поле, то и в войне им удастся дать отпор гитлеровскому режиму.