85 лет назад, 23 августа 1939 года, министр иностранных дел нацистской Германии Иоахим фон Риббентроп и нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов в присутствии Иосифа Сталина подписали в Кремле Московский договор о ненападении между Третьим рейхом и Советским Союзом, больше известный сейчас как пакт Молотова — Риббентропа. Как он изменил военно-политическую ситуацию в Европе и в мире и привел ли на самом деле к началу Второй мировой войны? Почему о пакте и теперь дискутируют не только историки, но и политики как у нас в стране, так и за рубежом? «Лента.ру» размышляет, чем до сих пор интересен и важен этот спорный исторический документ.
24 декабря 1989 года на трибуну II Съезда народных депутатов СССР — высшего органа государственной власти на тот момент — поднялся один из ближайших соратников Михаила Горбачева, член Политбюро ЦК КПСС Александр Яковлев. За полгода до этого он возглавил специальную комиссию по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 года. Выступая перед делегатами, Яковлев отчитался о ее работе и представил им проект соответствующего постановления, сопроводив его такими словами:
«Какое бы решение ни принял съезд, (…) оно уже не изменит историю. Прошлое останется таким, каким оно сложилось в те годы… Но решение съезда может изменить нашу политическую и нравственную оценку конкретных документов… Пора осознать: беззаконие страшно не только своим прямым эффектом, но и тем, что оно калечит сознание, создает ситуации, когда аморальность и оппортунизм начинают считать нормой».
Более развернуто свою позицию Яковлев изложил несколькими месяцами ранее на заседании Политбюро ЦК КПСС. Оно состоялось 31 июля 1989 года, в преддверии 50-летней годовщины заключения Московского договора 1939 года. Напомнив своим коллегам по партийному бомонду о контексте исторических событий в Европе и мире, предшествующих его подписанию, идеолог перестройки откровенно сказал, что «мы не можем сделать вид, будто секретных дополнительных протоколов не существовало и некоторых сложных событий затем не произошло»:
Яковлев убеждал своих соратников, что «сейчас важно уберечь инициативу в своих руках, ибо только при этом условии можно рассчитывать сохранить контроль над развитием, поскольку на рассмотрение Съезда вопрос может быть вынесен и без нас».
В результате его линия победила и на Политбюро, и на Съезде. 24 декабря 1989 года II Съезд народных депутатов СССР принял постановление №979-1, которое признавало, что «договор с Германией о ненападении заключался в критической международной ситуации» и «содержание этого договора не расходилось с нормами международного права и договорной практикой государств, принятыми для подобного рода урегулирований». При этом Съезд осудил подписание «"секретного дополнительного протокола" от 23 августа 1939 года и других секретных договоренностей с Германией» и признал их «юридически несостоятельными и недействительными с момента их подписания».
На тот момент советский оригинал секретного протокола к пакту Молотова — Риббентропа от 23 августа 1939 года еще не обнаружили в советских архивах (это случилось лишь в октябре 1992 года), о чем честно признавался Яковлев, но сохранились его многочисленные следы во время прохождения по кремлевскому делопроизводству и прочие явные признаки существования этого документа.
Как пояснял «Ленте.ру» кандидат исторических наук, директор Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) Андрей Сорокин, в советские годы секретный протокол хранился в общем отделе ЦК КПСС.
Зарубежные историки имели доступ лишь к опубликованным на Западе фотокопиям немецких оригиналов документов, обнаруженных в 1945 году британскими военными. Сканы советского оригинала договора о ненападении между СССР и Германией от 23 августа 1939 года и секретного протокола к нему впервые опубликовали в России в 2019 году, в преддверии 80-летия их подписания.
В дальнейшем Яковлева за инициативу в принятии этого исторического документа постоянно ругали его политические противники и до сих пор проклинают некоторые историки и публицисты-ретрограды. Они утверждают, что постановление II Съезда якобы открыло дорогу к отделению Прибалтики и стало спусковым крючком к случившемуся через два года распаду Советского Союза.
Но сепаратистские настроения в Эстонии, Латвии и Литве резко активизировались еще в 1987-1988 году, и не споры насчет подлинности секретных протоколов были тому причиной. Как говорил тогда по другому случаю Горбачев, «процесс пошел», поэтому вряд ли официальное подтверждение существования этих документов могло тут подлить масла в огонь. А главным триггером краха СССР стал августовский путч 1991 года.
Встреча Риббентропа на Центральном аэродроме имени Фрунзе на Ходынском поле днем 23 августа 1939 года к вящему неудовольствию германских гостей прошла очень быстро и без лишних почестей. Как отмечал историк и дипломат Герман Розанов, визит организовывали настолько спешно, что в протокольном отделе наркомата иностранных дел СССР для проведения официальной церемонии встречи долго не могли отыскать нацистского флага со свастикой. Лишь перед самым прибытием германской делегации в советскую столицу его с большим трудом нашли среди реквизита киностудии «Мосфильм», где еще недавно снимались антигитлеровские кинокартины.
Переговоры в Кремле с учетом перевода заняли всего три часа, еще несколько часов ушло на урегулирование протокольных формальностей. Сама церемония подписания документов прошла около полуночи и была короткой, в отличие от банкета, который начался с тоста Сталина за здоровье Гитлера и завершился ближе к рассвету.
Стремительность и торопливость, с которыми сталинский СССР заключил договор с гитлеровским Третьим рейхом, еще формально не завершив трехсторонние консультации с Францией и Великобританией, изумили и ошеломили мировую общественность. Газеты западных стран пестрели злыми карикатурами на Сталина и Гитлера и кричащими заголовками: «Лондон: "Советско-нацистский пакт — результат гнева и помрачения сознания Советов"» («Нью-Йорк Таймс»), «Договор о ненападении стал сюрпризом для Капитолия, эффект пока не ясен» («Тускалуза Ньюз»), «Нацистско-советский пакт. Смятение в Европе» («Вашингтон пост»).
Британская «Дейли телеграф» цитировала премьер-министра Невилла Чемберлена, который назвал новость из Москвы неприятным сюрпризом, и высказывала опасения, что советско-германский пакт «сделал войну более вероятной», а «Манчестер Гардиан» приводила высказывание одного из лидеров консерваторов в палате общин лорда Генри Пейджа Крофта, что ему и раньше не хотелось быть на одной стороне с «государством, которое уничтожило все свободы»:
Диктатор фашистской Италии Бенито Муссолини одобрил пакт Молотова-Риббентропа. В письме Гитлеру дуче с удовлетворением отметил, что «сближение между Германией и Россией необходимо для предотвращения окружения их демократиями».
А вот Япония, другой важный союзник нацистской Германии, была явно обескуражена таким поворотом событий. Во-первых, Московский договор противоречил Антикоминтерновскому пакту 1936 года. Во-вторых, именно в эти дни между Красной армией и японской Квантунской армией происходили наиболее ожесточенные бои во время военного конфликта на реке Халхин-Гол. После такого афронта отношения Берлина и Токио заметно похолодали, косвенным результатом чего стало подписание в апреле 1941 года советско-японского пакта о взаимном нейтралитете.
Для союзников СССР по международному рабочему и коммунистическому движению пакт между нацистской Германией и Советским Союзом стал не просто потрясением, а настоящим шоком. Его восприняли как предательство дела Маркса-Энгельса-Ленина. Негодование и возмущение в этой среде были настолько колоссальными, что Сталин в начале сентября 1939 года счел нужным лично объясниться с генеральным секретарем исполкома Коминтерна Георгием Димитровым:
Трудно сказать, насколько советский вождь был искренен в том разговоре. Кандидат исторических наук Кирилл Александров, указывая на эти слова Сталина, полагает, что в августе 1939 года «руководители ВКП(б) обеспечили нацистам безопасный тыл на Востоке». Другие современные российские историки, с которыми беседовала «Лента.ру», относятся к тем событиям несколько иначе. Оценивая негативную реакцию мировой левой общественности на известие о пакте, кандидат исторических наук Алексей Исаев в интервью «Ленте.ру» высказался так:
По мнению Исаева, Советский Союз получил передышку на два года, чтобы подготовиться к будущей войне. При этом пакт Молотова — Риббентропа не стал катализатором Второй мировой.
«Все военные планы Германии к тому времени были уже сверстаны и заключение советско-германского договора в августе 1939 года никак на них не повлияло, — считает историк. — Вермахт был уже готов к вторжению… В конце августа 1939 года колеса немецкой военной машины крутились вне зависимости от результатов переговоров в Москве».
В этом с ним согласен кандидат исторических наук Андрей Сорокин. Он полагает, что фактор наличия подписанного пакта о ненападении с СССР для Третьего рейха не был решающим, поскольку «к тому времени геостратегическая доктрина Гитлера давно сформировалась». Продвижение на Восток с целью расширения жизненного пространства было запрограммировано, а план нападения на Польшу был утвержден в апреле 1939 года.
«Гитлер, договариваясь со Сталиным, "всего лишь" обеспечивал себе максимально комфортные условия реализации своих замыслов», — убежден Сорокин.
По словам Сорокина, «и Мюнхенское соглашение, и пакт Молотова — Риббентропа (…) позволили Гитлеру нейтрализовать своих противников поодиночке». Иными словами, в конце 1930-х годов Гитлер очень умело играл на идеологических противоречиях между капиталистическими демократиями на Западе и советской тоталитарной диктатурой на Востоке, говоря каждым из них то, что те желали услышать.
«Главная проблема предвоенной Европы заключалась в том, что никто не был готов вместе бороться против Гитлера, отбросив свои сиюминутные интересы», — резюмировал Исаев.
Как считает доктор исторических наук Алексей Шубин, подлинным спусковым крючком к началу Второй мировой войны стал захват и раздел гитлеровской Германией территории Чехословакии в марте 1939 года. Именно тогда «началась игра британско-франко-советских переговоров, а Германия стала активно готовиться к нападению на Польшу, — пояснял историк. — Вплоть до 16 марта 1939 года в Лондоне надеялись, что Гитлер договорится с Польшей, в том числе о совместном походе против Советского Союза».
По мнению Шубина, Советский Союз после неудачных переговоров в Москве с представителями Великобритании и Франции оказался перед нехитрой альтернативой: пассивно наблюдать за дальнейшим развитием событий или договориться с Германией о решении двухсторонних проблем и об установлении добрососедских отношений:
При этом, как считает Шубин, раздел «сфер интересов» в Восточной Европе согласно секретному протоколу не подразумевал раздел территорий других стран.
После 1939 года «Сталин был уверен в неизбежности войны с Германией, поэтому страна интенсивно готовилась к войне. Главным образом — в военно-техническом отношении, но, к сожалению, не политически и организационно, — пояснял Сорокин. — Главный просчет был допущен именно здесь». Исаев тоже указывал, что «заключая в 1939 году договор с Гитлером, Сталин никак не мог предвидеть, что будущая война пойдет по совсем иному сценарию» и признавал:
Оценки пакта Молотова — Риббентропа, секретного протокола к нему и других предвоенных советско-германских соглашений, принятые в декабре 1989 году на II Съезде народных депутатов СССР, остаются в силе и поныне, несмотря на периодически повторяющиеся попытки подвергнуть их пересмотру.
Вопреки распространенному заблуждению, II Съезд осудил и признал юридическую несостоятельность секретного протокола к нему, но не сам Московский договор 1939 года, который никакие нормы международного права не нарушал. Сейчас его важно рассматривать прежде всего в нравственно-этическом аспекте. Нынешний президент России Владимир Путин в статье для польской «Газеты Выборча» в 2009 году это отдельно подчеркнул: