Двадцать пять лет назад в разгаре была вторая война в Чечне. Федеральные силы вошли в республику в сентябре и за несколько недель заняли треть региона. Боевики отступили в Грозный и в горы, готовясь к осаде и партизанской войне. Ключевая роль в этой кампании принадлежала офицерам спецназа, которым поручили поиск и уничтожение Масхадова и других главарей бандформирований. Одним из таких командиров был Герой России Сергей Шаврин, полковник запаса, ветеран группы специального назначения «Вымпел». «Лента.ру» записала его рассказ о тех событиях.
Сергей Шаврин: Тяжело было выходить из Грозного в 1996 году [после заключения Хасавюртовского мира, остановившего первую войну], видеть глаза милиционеров-чеченцев, их потухшие взгляды. Мы бросили жителей этой республики. Что их ожидало? Даже если ты работал уборщиком в каком-нибудь государственном учреждении, ты был поражен в правах. Ты не мог никуда устроиться на работу. Это было страшно.
Россия продолжала платить зарплату учителям, пенсии, но они не доходили до людей. Деньги приходили в Грозный, где их распределяли между бандами. Думаю, с 1996 по 1999 год чеченский народ получил отрезвляющий душ...
Наша группа находилась в Дагестане, когда туда вошли боевики в августе 1999-го. Так совпало, что мы там проводили совместные тренировки с «Сигмой» — спецназом погранслужбы. Разумеется, сразу подключились к решению боевых задач.
Мы много работали, и работали по своему профилю, а не шли вперед штурмовиками, как в дни первого штурма Грозного [во время первой чеченской войны]. В первую кампанию были своего рода соревнования между подразделениями по числу наград. Как и за что они добывались — дело второе. Во вторую Владимир Владимирович [Путин] эту лавочку прикрыл, и все четко конкретизировал: «Вот плакатик с фотографиями главарей бандформирований. По нему и будем оценивать вашу работу».
Все зачистки и задержания, которые мы проводили, были так или иначе связаны с поиском этих личностей. Так, к примеру, появилась информация, что в одном горном селе — «Птица под землей», то есть там прячется Масхадов. «Птица» был его позывной.
Отправили туда три подразделения, наше и еще два от Минобороны. Военные взяли населенный пункт в кольцо, а мы его прочесывали.
В первую чеченскую мы не ходили ни в мечети, ни на женскую половину, ни даже на кладбища, а во вторую пришлось заходить везде и проверять, потому что боевики стали прятаться везде, где можно и где нельзя.
Один раз зачистку проводим, видим — мечеть. Замок на ней висит. Ну хорошо. Попросили имама снять. Открывает. Там на целый взвод сложено оружия: автоматы, пулеметы, гранатометы.
«Не знаю, у кого-то второй ключ есть», — говорит он. Мы ему — ну окей. Задерживать не стали. Но там тоже выводы сделали, и после этого оружие в мечетях прятать перестали.
Зачистки во вторую кампанию в целом стали умнее. Уже знали, что если у человека связи с бандитами, то схрон надо искать не у него, а на соседнем участке. Еще мы перестали реагировать на хитрые отвлекающие маневры.
Все срывались туда, а нужные нам люди перемещались с чаем на уже проверенную улицу и продолжали отдыхать там.
Теперь тревожная группа была. Она реагировала на взрывы и другие приколы. Остальные все оставались на той линии, докуда проверили.
У мужчин уже не только документы смотрели. Сажали перед видеокамерой и просили представиться: кто, откуда, чем занимается. По этой записи потом можно было человека опознать, если у него другие документы появлялись и так далее.
Но боевики тоже учились. К примеру, мы устроили засаду на одной дороге. Просидели там несколько дней. Заметили подозрительную машину. Она ехала там в комендантский час. По логике — ты должен ее расстрелять, ну а вдруг это никакой не бандит?
Пропустить тоже нельзя. Остановили, проверили. Действительно, мужчина везет жену рожать. Бывает такое. Но потом от них идет звонок боевикам, и сидеть на той дороге дальше уже бессмысленно. А если это засада на тропе, то бандиты ребенка по ней могли запустить, чтобы он все проверил.
И если он тебя заметит, то все насмарку. Разумеется, никто ребенка не тронет.
Мы старались брать врага хитростью, но это не всегда удавалось. Одного товарища хотели задержать на свадьбе. Знали, что он любит колу. Добавили в нее снотворное. Рассчитали так, чтобы оно подействовало не сразу. Но мы не ожидали, что тот сразу выпьет все подготовленные для него бутылочки — жадный был какой-то. Его сразу скосило. Охранника это напрягло. Он этого товарища перекинул через плечо и унес.
Еще одна специфика второй Чечни — это блокпосты и все связанные с ними проблемы. Так, мне поступала информация о том, что сутками ранее в таком-то квадрате с такого-то по такое-то время был выход в эфир радиостанции боевиков. Эту информацию можно было отработать, изучив по журналу, кто примерно в то же время выезжал и заезжал в ближайший населенный пункт через блокпост. Оставалось найти тех, кто будет этот журнал аккуратно вести и находить интересные совпадения.
Нам был придан отряд омоновцев с Дальнего Востока. Они постоянно приходили подписывать боевые распоряжения, придумывая себе какие-то задачи: то откопают цинк с патронами, который, похоже, сами же и закопали, то еще что-то. Я как-то спросил, зачем им это все. «У нас дома оплата идет день за два, а здесь — день за полтора. А когда есть боевое распоряжение, то день за три», — был ответ. Вот им я и предложил на совесть поработать на блокпосту. Они согласились и прекрасно с этой работой справились.
Ведь в чем была проблема блокпостов: некоторые из них были прикормлены людьми, имевшими связи с боевиками. Однажды мы хотели перехватить человека «с плакатика», о котором я говорил выше, на одной из дорог между селами. Мы проехали блокпост и через некоторое время остановились, инсценировав поломку автомобиля. Минут через десять к нам приехали с блокпоста: «А чего вы тут стоите? Не надо тут стоять».
А еще на чеченских блокпостах могли возникнуть проблемы, связанные с проверкой. Даже у нас такой случай был под Новогрозненским. Мы ехали на задачу, ребята были вооружены, экипированы и заряжены. Нас остановили на блокпосту. Я показал удостоверение.
«Ну и что?» — сказал мне милиционер, проверивший документы. Потом вышел еще какой-то пьяный майор и стал шуметь, требуя полного досмотра машины и так далее.
После этого мы отправились дальше выполнять свою задачу. На меня подали жалобу генералу — мол, некий Шалимов (у меня документы прикрытия оформлялись на эту фамилию) был пьян, стал махать оружием. Только дело в том, что я не пью с 1987 года. И генерал об этом хорошо знал. На том эти сказочники и погорели.
Я и мои подчиненные старались не расслабляться и сохранять здравый ум, находясь в Чечне. Опыт первой кампании показал, что почти всегда потери происходят тогда, когда люди теряют бдительность.
Но, к сожалению, бойцы у нас все равно гибли. Каждого мы помним и чтим.
Еще только зайдя в Чечню, мы убедились, что местные жители не поддерживали поход Басаева в Дагестан. Мы старались воспользоваться этой ситуацией, чтобы заново выстроить с ними доверительные отношения. Этому способствовало хорошее материальное обеспечение.
Как было в первую кампанию? Зашли наши солдатики куда-то, палатки армейские поставили, а внутри что? На улице ведь грязь, месиво. Надо полы какие-то постелить, а где их взять? Зашли в село, сняли полы в доме, вроде как брошенном. Оттуда же бочки, ведра и прочую утварь. Как на это все местные жители должны были смотреть? Но и солдат наших в чем обвинять? Как им жить там было?
Во вторую кампанию, помню, я глазам своим не поверил. У нашей сводной группы были и палатки, и полы, и кровати, и тумбочки прикроватные.
А еще телевизор, видеомагнитофон, спутниковый телефон, спальники, три комплекта посуды для приготовления пищи, две плиты, три баллона газовых, графины, столики на четыре человека. Отдельная палатка для столовой была. Не надо ни о чем беспокоится — только выполняй свои задачи боевые, и все. Научились готовить — кто плов, кто уху.
Если прежде ты мог зайти на рынок и люди там якобы переставали понимать русский язык, то теперь и заходить никуда не надо было. Местные жители сами шли к военной колонне с едой для солдат, а это был август — время урожая.
В Чечне мы базировались в Гудермесе. Там ко мне с рациональным предложением обратился один из офицеров-контрразведчиков, служивших еще в Чечено-Ингушской республике: «Вас 30 человек. Чтобы кушать готовить — двоих все время придется отвлекать от задач, да? Так вот, есть у меня одна женщина, родственница, — не волнуйтесь, не отравит! Она вам будет готовить, а вы ей будете продуктами помогать и приплачивать немного». Так у нас появилась чеченская гражданская сотрудница.
Потом как-то мы сидели на базе вечером, и она задала мне непростой вопрос: «Сергей Иванович, а вы насовсем пришли?» — «Не понял», — говорю я. «Вы насовсем пришли, — переспросила она, — или опять уйдете?»
Я хотел, разумеется, ее убедить, что мы никуда не уйдем, но, может, голос мой звучал не так уверенно, и она не дослушала.
Мальчики-солдатики и мы, спецназовцы, чувствовали себя настоящими защитниками Родины. Это вдохновляло и придавало сил, как и личное присутствие президента. Путин, как известно, прилетел в Дагестан и сам ставил задачи, обозначив наличие четкой политической воли [решить вопрос о статусе Чечни].
31 декабря 1999-го, о чем мало кто знает, Владимир Владимирович тоже был в Дагестане. Он знал, где должен был оказаться, узнав о том, что теперь исполняет обязанности главы государства.