В России приняли закон, который запрещает брать в школы детей мигрантов без подтверждения знания русского языка. Пока не определены критерии и порядок проведения тестирования, их разработкой займутся Министерство просвещения и Рособрнадзор. Эксперты опасаются, что закон отпугнет семьи мигрантов, стремящихся к легальной интеграции в российское общество, что, в свою очередь, может привести к притоку более дезориентированных и потенциально опасных одиноких мигрантов. Также существует риск, что дети приезжих начнут учиться вне школьной системы под влиянием религиозных групп, в том числе фундаменталистов. Об этих и других возможных последствиях «Лента.ру» поговорила с профессором НИУ ВШЭ Санкт-Петербурга, заведующим Лабораторией социологии образования Даниилом Александровым. Он с коллегами больше пятнадцати лет занимается проблемами детей-мигрантов, обследует школы в самых разных городах и регионах страны.
«Лента.ру»: Закон требует, чтобы дети мигрантов знали русский язык для поступления в школу, и для этого им придется сдавать тесты. Насколько реалистично это требование?
Даниил Александров: Прежде всего, следует отметить, что обсуждаемый закон имеет своего рода публицистический характер поспешной политической декларации и показывает, как в нашей стране иногда принимаются решения без должного обоснования и оценки их последствий. Очевидно, что в процессе разработки этого закона не было проведено тщательное экспертное исследование и не сделана оценка его экономических и социальных последствий.
Важно еще подчеркнуть, что уже несколько лет все документы, которые разрабатываются и принимаются, касаются только иностранных граждан и детей с иностранным гражданством. Это не соответствует реальной ситуации и демонстрирует, как наши законы и подзаконные акты не учитывают актуальные потребности школ.
Несколько лет назад директора школ в Санкт-Петербурге, в которых обучается много детей-мигрантов, отмечали, что особенно остро стоит проблема с детьми из Республики Тыва. Они говорили, что дети из Средней Азии легче адаптируются и быстрее осваивают русский язык, чем дети из Тывы, которые переезжают с семьями в Санкт-Петербург. Они тоже дети мигрантов, только не международных, а внутренних. К сожалению, последние политические решения, касающиеся детей-мигрантов, не учитывают особенности нашей страны. Основной акцент делается на детях иностранных граждан, в то время как для школ было бы важнее сосредоточиться на проблеме детей, не говорящих на русском языке, независимо от их происхождения.
Даже если предположить, что по волшебству запретят въезд детей из Средней Азии, это не повлияет на приток детей из других регионов, например, с Северного Кавказа и Южной Сибири. А для них нет механизмов интеграции и обучения русскому.
Могут ли у школ возникнуть практические трудности при реализации тестирования?
Конечно, ведь ни техника тестирования, ни критерии никому не понятны. Теперь Минпросвещения и Рособрнадзор займутся разъяснением того, как будет осуществляться реализация этого документа.
Сейчас же все решения будут подгоняться под принятый закон. Это почти наверняка означает, что правила применения закона будут некачественными. Подобные вещи нужно сперва проверять на небольшом числе школ и отдельных районах и регионах, а уже потом принимать правила и закон для страны в целом.
А проблема с не говорящими по-русски детьми-мигрантами вообще есть? В Госдуме заявили, что, по данным выборочного мониторинга, сложности со знанием русского языка — у 41 процента детей мигрантов, хотя сложности — понятие растяжимое.
На мой взгляд, проблемы нет. В целом дети-мигранты не представляют большей проблемы для школ, чем дети из российских семей, находящихся в трудном положении. Даже если дети-мигранты не всегда хорошо владеют русским языком, они стремятся учиться. В то же время дети из многих семей, испытывающих трудности, такие как алкоголизм родителей, часто не хотят учиться. Это создает гораздо большую проблему для школ, чем незнание русского языка детьми-мигрантами.
Давайте посмотрим на реальные цифры, которые всем доступны. Когда Ольга Голодец занимала пост вице-мэра Москвы, она провела пресс-конференцию, на которой озвучила результаты исследования детей-мигрантов в московских школах. Она сообщила, что всего лишь 418 детей, поступивших в столичные учебные заведения, не владеют русским языком.
Поэтому проблема никак не может быть серьезной, даже в Москве, хотя в столице всегда было больше детей мигрантов, чем в большинстве городов России. В городах-миллионниках, конечно, нагрузка на школы выше, чем в других местах. Хотя иногда возникают исключительные ситуации, когда в загибающемся поселке нужна рабочая сила мигрантов. Такие поселки встречаются в нашей стране, но это особые случаи, которые не требуют внимания ни Государственной Думы, ни кого-либо еще, кроме местных органов управления.
Как новый закон повлияет на процесс интеграции детей мигрантов в российское общество?
К сожалению, это может привести к тому, что некоторые дети останутся вне системы образования. Такие дети уже есть, и их количество неизвестно. Значит, их станет еще больше.
Можно выделить несколько типов «неинтегрированных» детей. Дошкольники — многие родители-мигранты не могут устроить детей в детский сад или водить их на занятия, которые организуют благотворительные организации. Родители заняты работой и не имеют свободного времени. Дома за ними обычно присматривает старшая дочь, но она тоже не всегда может это сделать. Мигранты, приезжающие сюда на заработки, часто испытывают нехватку времени и сил, чтобы уделять много внимания своим детям. Им необходима помощь не только в обучении языку, но и в решении других вопросов.
Моя любимая история связана с одним мальчиком из Таджикистана, который работал в автомастерской. Однажды директор школы приехала туда, чтобы отремонтировать машину, и заметила подростка за работой. Она спросила, ходит ли он в школу, на что он ответил, что нет, он предпочитает работать с отцом. Директор настояла на том, чтобы он стал ходить в ее школу. Мы говорили с этим подростком, и он честно признался, что предпочел бы работать с отцом, но тут же улыбнулся и добавил, что в школе есть спорт, а ему интересно играть в футбол.
Этот пример демонстрирует, как спорт может быть идеальной системой интеграции детей. Благодаря спорту мальчик получил школьное образование, начал лучше говорить по-русски и приобрел новые социальные навыки, общаясь со сверстниками разных национальностей. Это позволит ему лучше интегрироваться в российское общество, чем если бы он в свои 14 лет продолжал работать в автомастерской, где его окружали только рабочие-мигранты.
Но зачем это нужно? В чем выгода государству или обществу?
Интеграция детей имеет огромное значение. Во-первых, страна заинтересована в том, чтобы они социализировались в школе, а не в неформальных кругах, например, в религиозных общинах или в малопонятных группах.
Во-вторых, в нашей стране наблюдается острая нехватка квалифицированных рабочих. В частности, сейчас, когда активно развивается военная промышленность, особенно ощущается нехватка сварщиков. Кроме того, существует дефицит коммунальных работников, строителей и других.
Чтобы удовлетворить потребности в низкоквалифицированном труде, мы привлекаем рабочих из других стран, но не задумываемся о возможном будущем их детей. На мой взгляд, эти дети могут стать профессиональными и высококвалифицированными рабочими, если будут обеспечены необходимыми условиями для развития и образования. Такая миграционная образовательная политика могла бы стать эффективным решением проблемы.
Возможно, принимать в школу детей только с хорошим знанием русского — логичное решение, чтобы уменьшить количество «лишних» мигрантов? Если гастарбайтеры не будут привозить в Россию свои семьи, это снизит нагрузку на здравоохранение, образование и другие социальные системы.
Семейные мигранты обычно лучше интегрированы в общество, чем молодые одинокие мужчины, приехавшие сюда работать. Для того чтобы понять это, давайте посмотрим на российских граждан.
При этом на социальную систему нет никакой особой нагрузки. Мигранты работают, платят все налоги, и у них должен быть доступ к социальным услугам.
Страна одновременно стремится привлекать мигрантов и одновременно их отталкивает. Необходимо определиться: будем мы интегрировать мигрантов и создавать условия для их профессиональной мобильности и получения гражданства или нет.
Многие развитые страны также стремятся не допустить массовой «семейной» миграции.
Российская система получения гражданства похожа на многие европейские. Чтобы стать гражданином, нужно прожить в стране не менее пяти лет с постоянным видом на жительство (ВНЖ). Однако есть и более упрощенные пути, например, через службу в армии, особенно в условиях СВО.
Хотя нас может расстраивать, что для жизни в стране требуется интеграция через армию, мы понимаем, что это естественный процесс. После службы в армии люди становятся более интегрированными. Они заводят семьи или могут привезти жену из своей страны, потому что здесь сложно найти подходящую кандидатуру. Если жена не говорит на русском языке, детям может быть трудно учиться в школе. Это понятный социальный механизм.
Европейские страны уже сталкивались с подобными проблемами. Например, в прошлом турецкие рабочие, приезжавшие в Германию, специально ездили обратно, чтобы найти себе жену из своей деревни. Они выбирали женщин, которые вели себя правильно и не говорили по-немецки. Однако у детей таких семей были низкие показатели интеграции и социальной мобильности. Германия осознала, что привоз одиноких рабочих мужчин не решает долгосрочные проблемы.
Помогло бы нам создание специальных школ для детей-мигрантов, чтобы избежать раздражения россиян и обострения политической ситуации?
Нет, это не лучший подход. Как показывает мировой опыт, формирование микрорайонов, где живут только мигранты, может привести к негативным последствиям, в том числе к радикализации. В странах с высокой концентрацией мигрантов есть большие районы, где проживает лишь небольшое количество местного населения. Я видел такое в Швеции. Когда приезжаешь в такой район, люди говорят, что тут-то и вербовали молодежь в ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация — прим. «Ленты.ру»). Европейский опыт не всегда бывает положительным, и его стоит учитывать, чтобы не повторять ошибок.
В России есть школы, которые успешно справляются с задачей интеграции мигрантов. В Санкт-Петербурге, например, есть школа, традиционно поддерживаемая армянской диаспорой. Армянская церковь выступает в роли попечителя этой школы, где обучается большое количество детей из стран СНГ и национальных республик России, таких как Дагестан и Тыва. С 1990-х годов эта школа активно занимается воспитанием детей из семей, приехавших из других мест. Здесь царит комфортная обстановка, и ученики показывают высокие результаты в учебе. Для всех детей в этой школе русский язык является основой для межэтнического общения. Когда мы впервые исследовали эту школу, то были поражены интересным открытием. Даже русские дети из рабочих семей демонстрируют более высокие результаты в учебе, чем можно было бы ожидать, учитывая уровень образования их родителей.
На фоне президентских лицеев, которые ежегодно побеждают на российских олимпиадах, или специальных гимназий, куда поступают дети петербургской элиты, эта школа может показаться не столь успешной. Однако на фоне других рабочих школ она действительно выделяется своими достижениями.
Принято считать, что качество образования в школах с большим количеством мигрантов значительно ниже, чем в обычных школах. Действительно ли это так?
С 1990-х годов существуют школы, которые традиционно работают с детьми мигрантов, как упомянутая мною выше школа в Петербурге. Они назывались раньше «школы с этнической компонентой». Эти школы показывают более высокие результаты, чем большинство других. Однако не все учебные заведения могут похвастаться таким опытом.
Некоторые школы, в которых раньше учились только местные русскоязычные дети, столкнулись с увеличением числа учеников-мигрантов, чей родной язык не русский. Они оказались в замешательстве, так как не имеют опыта работы с таким количеством детей. Из-за этого образовательные результаты начали снижаться. Кроме того, из этих школ еще до появления в них детей мигрантов многие мотивированные дети уходят после 9-го класса, поступая в техникумы и колледжи. В результате там остаются дети, которые не хотят учиться, что приводит к снижению образовательных результатов. Этим школам трудно, и им нужна методическая и финансовая поддержка. Со временем они смогут освоить методы работы с детьми-мигрантами, как это сделали уже успешные школы.
Сейчас фактически действует запрет на работу временных мигрантов в системе образования, и это неправильно. Для школ, работающих с мигрантами, нет ничего лучше, чем грамотные учителя из стран, откуда приезжают эти мигранты. Они могут наладить работу с родителями и диаспорой, что значительно повышает эффективность обучения.
Уверен, что если дать школам больше свободы, то результаты будут лучше. Не знаю ни одной школы, которая бы себе и своим ученикам во вред нанимала некомпетентных преподавателей. Но, к большому сожалению, последние годы идет введение все большего количества запретов и контроля.
Какие альтернативные решения могли бы быть предложены для решения проблемы интеграции детей мигрантов?
Эти решения уже применялись в нашей стране. В Москве, например, были созданы адаптационные классы. Более успешные решения были бы возможны, если бы школы были масштабнее. В странах, где школы представляют собой большие здания с несколькими тысячами детей, начальная школа обычно отделена от следующих этапов. Таким образом, в начальных классах может обучаться 1000 детей, а в последующих — 2000-3000. Это позволяет легко формировать адаптационные классы внутри школы, из которых детей переводят в основные по мере освоения ими языка.
Например, так работает американская школа. Эта модель была разработана более ста лет назад, когда в США хлынул поток мигрантов из Восточной и Южной Европы, включая итальянцев, поляков, евреев и украинцев. Стало ясно, что создание идеальных прогрессивных школ, где всех учат по одной программе, невозможно.
К сожалению, в России это сложно реализовать из-за жесткой системы образования. Все дети должны проходить российские контрольные работы и систему тестирования, что негативно сказывается на школах и затрудняет адаптацию как мигрантов, так и российских граждан.
Если школа принимает ребенка с уровнем языка ниже, чем требует закон, ее могут привлечь к ответственности. Уже сейчас педагоги сталкиваются с таким объемом контроля, что сложно представить, как они успевают преподавать. А теперь, вероятно, появится еще одна система проверок. Вместо того чтобы ужесточать правила, можно было бы существенно смягчить их, чтобы школы имели больше свободы, могли принимать больше детей и давать им больше времени на оформление документов.