Чем чаще пересказывался сюжет о полете Юрия Гагарина в космос, тем больше он походил на сказочный. Молодой, красивый, безупречный супергерой на сверхсовременной, идеально сконструированной технике сделал то, чего раньше до него никто не делал. Ура всем причастным! Историк науки и техники, автор книг и статей по истории советской кибернетики, космонавтики, математики и вычислительной техники, руководитель исследовательского проекта по устной истории советской математики Вячеслав Герович — тот, кто освобождает исторические факты от слоев мифологической позолоты. В своей книге «Мифология советского космоса» он рассказывает о том, с какими рисками было сопряжено завоевание космоса и как все происходило на самом деле. «Лента.ру» с разрешения издательства «Новое литературное обозрение» публикует фрагмент текста.

От сталинских «соколов» до королевских «ореликов»

Личные качества, необходимые советскому космонавту, стали предметом серьезных споров. В январе 1959 года ведущие ученые, врачи и конструкторы космических аппаратов собрались в Академии наук, чтобы обсудить критерии отбора космонавтов. С физическими требованиями все было ясно: размер корабля «Восток» был совсем небольшим, поэтому у кандидатов были ограничения по росту (175 см) и весу (72 кг). Мнения разошлись по поводу профессиональной принадлежности будущих космонавтов. Звучали предложения выбирать космонавтов из числа моряков-подводников, офицеров ракетных войск и даже автогонщиков. Однако Королев доказывал, что летчики-истребители лучше всех подготовлены к космическим полетам:

Отбор проводили среди летчиков-истребителей в возрасте 25–30 лет с идеальным здоровьем; к навыкам пилотирования никаких требований не было. В результате из 20 отобранных кандидатов у большинства был относительно небольшой летный опыт, к примеру у Гагарина лишь 230 часов. Для сравнения: астронавты первой американской пилотируемой космической программы «Меркурий» должны были иметь минимум 1500 часов налета. 19 из 20 советских космонавтов были летчиками- истребителями без какой-либо подготовки в инженерном деле, в то время как семь астронавтов «Меркурия» были опытными летчиками-испытателями с серьезной инженерной подготовкой. Советские конструкторы считали, что высокая степень автоматизации управления космическим аппаратом позволит им проводить весь полет в автоматическом или полуавтоматическом режиме, что сделает продвинутые летные или инженерные навыки ненужными.

Королев объяснял: «На первом этапе советская ракетно-космическая техника не диктует столь высоких требований к профессионально-управленческим обязанностям пилота космического корабля „Восток“, как это имело место на американском корабле „Меркурий“».

Задачу подготовки космонавтов передали Военно-воздушным силам, которые в 1960 году создали Центр подготовки космонавтов на закрытой территории в тридцати километрах к северо-востоку от Москвы. Теперь это место известно как Звездный городок.

Генерал-лейтенант Николай Каманин был назначен заместителем начальника Главного штаба ВВС, ответственным за отбор и подготовку космонавтов. Это был тот самый Каманин, который получил высшую советскую награду — звание Героя Советского Союза — за участие в спасении экипажа и пассажиров парохода «Челюскин» в 1934 году. Один из самых известных летчиков 1930-х годов, публичный символ сталинского режима, он обладал твердыми убеждениями и властным характером. Он без колебаний вступал в полемику со столь же властным Королевым и влиятельным руководством ВВС и Министерства обороны всякий раз, когда они не соглашались с его бескомпромиссными взглядами на космическую политику.

Представление Каманина о роли космонавтов в космической программе радикально отличалось от позиции Королева. Если последний настаивал на преимуществах автоматизации и гордо утверждал, что на его космических кораблях даже «кролики могут летать», то Каманин был убежден, что космонавты должны играть более значительную роль в управлении космическими аппаратами. (...)

...

(...)

При неисправности ракеты-носителя Королев должен был отдать устный приказ оператору активировать аварийную систему катапультирования космонавта из космического аппарата. Космонавт был бы отброшен от ракеты на безопасное расстояние 120 метров, и его парашют должен был раскрыться на высоте 80–90 метров от земли. У космонавта не было доступа к управлению катапультированием, но он мог сам раскрыть запасной парашют, если не сработал основной. Проблема заключалась в том, что раскрывать парашют на столь малом расстоянии от земли было слишком опасно. Если бы космонавт катапультировался прямо на старте, он мог приземлиться в гигантском котловане вокруг пусковой установки, охваченной пламенем от взлетевшей ракеты. Чтобы избежать такого исхода, над котлованом установили металлическую сетку, на которую бы опустился космонавт, и группа спасателей дежурила, чтобы подхватить космонавта и доставить в безопасное место.

Однако если бы ракета потеряла управление и перевернулась, космонавт полетел бы прямиком в сторону земли безо всяких шансов раскрыть парашют. После сороковой секунды аварийное катапультирование срабатывало автоматически, что снимало с Королева мучавшую его необходимость мгновенного принятия решения.

В случае аварии произошло бы отключение ракетных двигателей, и после снижения ракеты на высоту 7 километров включилось бы автоматическое катапультирование.

После 150-й секунды полета был сброшен головной обтекатель ракеты, и Гагарин увидел Землю.

Гагарин любовался великолепным видом, но при этом помнил, что в случае отказа ракетного двигателя «Восток» мог в любую секунду рухнуть на землю. При этом он ничего не мог бы сделать: спасательная операция была полностью доверена автоматике. Теперь, когда с «Востока» был сброшен закрывавший его обтекатель, в аварийной ситуации был предусмотрен другой порядок спасения космонавта: спускаемый аппарат отделяется от ракеты, а космонавт остается внутри кабины до момента катапультирования, после чего приземляется на парашюте. Но перегрузки при аварийной посадке могли быть огромными, в двадцать один раз больше силы притяжения Земли.

Решающий момент наступил в 9:12, на третьем и последнем этапе взлета, когда «Восток» выходил на орбиту. Двигатель третьей ступени, спроектированный ведущим конструктором Семеном Косбергом, должен был запуститься в вакууме космического пространства — в условиях, которые почти невозможно было смоделировать на Земле. Все затаив дыхание ждали, сработает ли двигатель.

В волнении Гагарин забылся и произнес засекреченное имя конструктора двигателя в эфире. Услышав, что его двигатель сработал, Косберг, который был невысокого роста, от возбуждения подпрыгнул «выше головы», как говорили очевидцы. Коллеги аплодировали и подбрасывали Косберга на руках.

Позже расшифровка сообщений радиосвязи и аудиозапись полета были отредактированы, и реплика Гагарина была стерта. Это было сделано и в сообщении для прессы, и в секретной расшифровке, отправленной партийным властям.

После включения третьего двигателя, когда самая серьезная опасность была позади, Гагарин смог наконец в полной мере насладиться видами земной поверхности. Пока он говорил, Каманин внимательно прислушивался к его голосу, пытаясь уловить малейшие признаки психического расстройства.

После четырех минут безукоризненной работы двигателя Косберга наступал критический промежуток в 37 секунд, в течение которого отказ двигателя мог привести к падению космического аппарата в океан. «Удачная» трасса Королева пролегала через обширные океанические пространства, чтобы свести к минимуму возможность посадки на чужой территории. Это очень тревожило Каманина, который боялся, что спасательные корабли могут подойти слишком поздно.

В этот волнующий момент космодром потерял связь с Гагариным. «Восток» вышел за пределы радиодосягаемости и перешел в зону, покрываемую станцией связи Колпашево в Сибири.

В 9:18 «Восток» отделился от ракеты-носителя и стал спутником Земли. Гагарин тоже вздохнул с облегчением. Выйдя на орбиту, он не только стал первым человеком в космосе, но и оказался в относительной безопасности: его космический аппарат продолжал движение по инерции и за счет гравитации Земли, а не ракетных двигателей. В первые минуты полета его сердце билось с частотой 140–158 ударов в минуту, а при достижении орбиты пульс стабилизировался, снизившись до 104 ударов в минуту. Тревога сменилась восхищением и эйфорией. Став первым человеком, увидевшим Землю из космоса, обычно спокойный и сдержанный Гагарин не мог сдержать восторга от открывшейся ему картины.

Несмотря на возбуждение, Гагарин не забывал об опасности. В перерывах между экстатическими восклицаниями он несколько раз запрашивал с Земли данные его орбиты. Точные параметры орбиты имели решающее значение: если тормозной ракетный двигатель не сработает и не замедлит «Восток» для планового спуска, Гагарин сможет рассчитывать только на естественное снижение орбиты из-за сопротивления воздуха в верхних слоях атмосферы (атмосферное торможение). Именно для такой ситуации плановая орбита «Востока» была низкой, 180–230 километров. С такой орбиты спутник мог бы спуститься и приземлиться самостоятельно в течение семи дней, даже если тормозной двигатель не сработает.

Вычислительный центр НИИ №4 и центр баллистических исследований Минобороны должны были определить точные орбитальные данные «Востока» через несколько минут после выхода на орбиту. По мере того как космический аппарат отслеживался наземными станциями, данные передавались в вычислительный центр, кодировались на перфокартах и загружались в две гигантских электронно-вычислительных машины М-20, которые в то время являлись вершиной советской вычислительной техники. Через несколько минут орбитальные параметры были рассчитаны и переданы на пункт управления полетом и Королеву на космодром. Вычисления делались поспешно, чтобы как можно скорее передать данные в официальном сообщении ТАСС и проинформировать космонавта во время его полета над станцией Елизово на Дальнем Востоке, последней коротковолновой станцией на территории СССР.

Как выяснилось, из-за перебоя в подаче электроэнергии операторы пункта управления полетом не смогли передать радиосигнал на отключение двигателей центральной секции ракеты. В итоге двигатели были отключены резервным сигналом бортовых датчиков ускорения. Этот инцидент стал решающим фактором в многолетнем споре между сторонниками радиоуправления с Земли и адептами системы автономного бортового управления. В будущих пилотируемых полетах Королев решил делать ставку на бортовые системы управления ракетными двигателями. В полете Гагарина бортовые датчики ускорения тоже дали сбой. Их фактическая погрешность в шесть раз превысила нормативную, и из-за опоздания с выключением двигателей центральной секции «Восток» вышел на очень опасную высоту. Быстрая оценка показала, что «Восток» был выведен на орбиту с максимальным удалением от поверхности Земли (в апогее) — 302 километра.

Королев не дал разрешения на передачу орбитальных данных космонавту. Публичное сообщение также было отложено.

В 9:26 в ответ на вопросы Гагарина оператор наземной станции управления в Елизово мог только сказать: «Указаний от двадцатого [С.П. Королева] не поступает, не поступает». Почти полчаса у Гагарина не было сведений о его орбите. В 9:53 по приказу Каманина другой оператор заверил Гагарина в том, что все идет нормально, скрыв от него всю критичность реального положения дел: «Полет проходит нормально, орбита расчетная».

Наконец в 10:02 информационное агентство ТАСС передало свое знаменитое сообщение о первом полете человека в космос.

Пер. с англ. А. Писарева, А. Шуваловой