25 января 1955 года, ровно 70 лет назад, в СССР вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о прекращении состояния войны между Советским Союзом и Германией. По документам еще десять лет после Дня Победы две страны оставались в состоянии военного конфликта. Все эти годы СССР и Германия преследовали свои цели: Москва была заинтересована в западногерманских технологиях и торговле, а Бонн (в то время немецкая столица) стремился вернуть на родину оставшихся военнопленных. Осенью 1955 года две страны наконец-то обменялись посольствами, в ФРГ отправился посол Валериан Зорин. Как состоялось примирение державы-победительницы и проигравшей войну страны, рассказывает «Лента.ру».
21 августа 1955 года сборная СССР по футболу принимала на стадионе «Динамо» чемпионов мира — команду ФРГ. Ажиотаж был неслыханный, накачивать футболистов приезжали комсомольские вожаки, впоследствии руководители КГБ Владимир Семичастный и Александр Шелепин. Они очень жестко вели разговор с советскими игроками, перебивали тренера Гавриила Качалина и почти кричали, что сборная СССР обязана победить. Обещали дать всем ордена.
«Игра имела глубокий подтекст — слишком свежи еще были воспоминания о войне», — вспоминал присутствовавший на матче поэт Евгений Евтушенко.
Евтушенко запомнился жест капитана сборной ФРГ (и бывшего военнопленного) Фрица Вальтера: после того как Николай Паршин забил первый гол и упал, он поднял его, пожал ему руку и взял мяч — обнявшись, они вместе пошли к центру поля.
По мнению западногерманских журналистов, эта игра очень способствовала сближению двух народов. А их советский коллега Лев Филатов время спустя и вовсе назвал встречу на «Динамо» матчем века.
Никаких орденов Паршину и его товарищам не дали. Они получили лишь телевизоры «Темп».
В Советском Союзе ФРГ (в советской печати в то время писали ГФР — Германская Федеральная Республика) воспринималась как реваншистское и агрессивное империалистическое государство, добивавшееся пересмотра итогов войны и не признававшее послевоенные границы. Бонн, в свою очередь, видел в СССР воплощение зла, мощного и непримиримого политического, идеологического и военного противника, главное препятствие на пути к восстановлению германского единства. Взаимной неприязни добавляли воспоминания простых людей об ужасах недавней войны.
Как утверждал в своих мемуарах первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев, обе стороны хотели заключить мирный договор, но по-разному видели будущее Германской Демократической Республики (ГДР): канцлер ФРГ Конрад Аденауэр выступал за создание единой Германии со столицей в Берлине, тогда как Москва «не имела права оказывать давление на ГДР», для которой такое развитие событий означало бы «отказ от независимости и растворение в буржуазном государстве».
«Зато мы хотели нацелить наши переговоры на констатацию ликвидации состояния войны, то есть не на заключение мирного договора, а на подписание соглашения, в котором было бы зафиксировано, что СССР и ГФР не находятся более в состоянии войны, — уточнял Хрущев. — Такой договор дал бы возможность установить дипломатические отношения, что способствовало бы экономическим, культурным и общественным контактам между нашими странами».
И все-таки главный вопрос — почему для заключения мирного договора понадобилось десять лет.
Как напоминает доктор исторических наук, для юридического прекращения состояния войны существуют международно признанные формы: перемирие, капитуляция и мирный договор. При этом перемирие означает лишь временное прекращение огня, а капитуляция (полная и безоговорочная или на определенных условиях) — признание одной из сторон своего поражения. И только мирный договор или аналогичный документ регулирует условия, на которых державы готовы полностью и окончательно завершить боевые действия.
Капитуляцию 8-9 мая 1945 года в Карлсхорсте с германской стороны подписали начальник штаба Верховного командования вооруженных сил Вильгельм Кейтель и командующие родами войск, но не политические руководители Третьего рейха. То есть это был акт капитуляции вооруженных сил, отмечает Хавкин. Затем, 5 июня, была принята Декларация о поражении Германии (так называемая Берлинская декларация), согласно которой вся полнота власти на территории страны переходила к оккупационным властям.
Иными словами, де-факто и де-юре германское государство с этого дня не существовало, вся власть на территории Германии осуществлялась Союзническим контрольным советом (СКС) держав-победительниц. По словам собеседника «Ленты.ру», это принципиальный документ, из которого вытекает то, что в дальнейшем власть совершенно законно принадлежала военному командованию четырех оккупационных зон. Эта политика проводилась в соответствии с решениями, согласованными союзниками на всех трех мирных конференциях.
«В Потсдаме было принято решение о сохранении единства Германии и согласованы знаменитые "четыре Д": децентрализация, демилитаризация, денацификация и демократизация, — отмечает историк Хавкин. — Эти задачи и были возложены на военные администрации держав-победительниц, деятельность которых должен был координировать СКС».
Соответственно, вся внутренняя политика по германскому вопросу переносилась в оккупационные зоны, в каждой из них проводились согласованные меры, в том числе по демилитаризации и денацификации. Затем начался постепенный рост разногласий между союзниками. Германский вопрос становился главной проблемой холодной войны.
В 1946 году в зонах оккупации проводились местные выборы, затем денежная реформа. В 1948-м союзники избрали в своих зонах парламенты: в советской зоне был создан, можно сказать, законодательный орган Восточной Германии.
«При этом советское правительство, как это ни парадоксально, продолжало выдвигать требования по единству Германии, — говорит профессор. — Последняя попытка СССР прозондировать почву по этому вопросу при жизни Сталина — это нота от 10 марта 1952 года по сохранению единой Германии. Она была отвергнута западными союзниками».
Как уточняет Хавкин, с этого момента можно открыто говорить об окончательном политическом, дипломатическом и финансово-экономическом разделении страны на два враждебных государства.
После кончины советского вождя заняться германским вопросом пробовал Лаврентий Берия — и это, по мнению профессора Хавкина, стало одной из причин его политического провала: бывшие товарищи по партии обвинили главу МВД в намерении сдать ГДР. На взгляд доктора исторических наук, конкретно в этом вопросе Берия проявил больше политической мудрости, чем Хрущев и Булганин.
«Он полагал, что можно сохранить германское единство, усиливая влияние СССР, — резюмирует Хавкин. — Для Москвы же ГДР в начале 1950-х превращалась в чемодан без ручки: и тащить тяжело (вернее, очень дорого — страна содержалась на советские деньги), и бросить жалко».
Диалог между двумя правительствами складывался тяжело и периодически прерывался. Это не мешало СССР и Западной Германии развивать экономические связи, в чем были очень заинтересованы обе стороны.
Немецкие инженеры, которые работали с советскими товарищами, пребывали на положении вольнонаемных. У них были «золотые клетки» — очень высокие зарплаты, дачи, они получали советские награды и пайки.
В первое время после кончины Сталина внешней политикой СССР занимался Вячеслав Молотов, главный авторитет в этой области. Стремительно набиравший политический вес Хрущев, однако, хотел прибрать к рукам и дипломатию, — позже он обвинит своего соперника в задержке договора с Австрией и противодействии восстановлению советско-югославских отношений.
В 1955 году первый секретарь ЦК КПСС уже активно встречается с мировыми лидерами и выстраивает международные отношения. Хрущев съездил в Белград, где от имени СССР помирился с Иосипом Броз Тито, в Женеве пообщался на тему германской проблемы с Дуайтом Эйзенхауэром. Вполне естественно, что германский вопрос занимал одну из первых строчек в актуальной повестке.
Хотя открыто это и не признавалось, СССР был заинтересован в западногерманских инвестициях, технологиях, использовании опыта специалистов. При Аденауэре в ФРГ начинался экономический подъем. В общем, надо было налаживать отношения с канцлером, пусть Хрущев и считал его политическим противником.
Вечером 25 января 1955-го наиболее осведомленным гражданам стало известно (а остальные через день прочитали об этом в газетах), что Президиум Верховного Совета СССР объявил о прекращении состояния войны со всей Германией.
Документ провозглашал прекращение состояния войны между СССР и Германией (какой именно, правда, не уточнялось). В соответствии с ним все возникшие в связи с войной юридические ограничения в отношении немцев, рассматривавшихся в качестве граждан вражеского государства, утрачивали свою силу. Хотя в указе за подписью председателя Президиума ВС СССР Климента Ворошилова упоминалась только ГДР, а также «учитывались интересы населения как Восточной, так и Западной Германии», документ непосредственно касался и перспектив отношений между СССР и ФРГ, устраняя юридические препятствия на пути их нормализации.
Два дня спустя, 27 января 1955 года, в советской столице впервые выступили западногерманские хоккеисты: сборная земли Северный Рейн — Вестфалия сыграла со сборной Москвы. Судя по газетным заметкам, зрители тепло приветствовали гостей, капитаны команд обменялись памятными вымпелами, а исход сложился в пользу хозяев льда — 10:3. Две страны, регулярно обменивавшиеся довольно жесткими упреками, охотно эксплуатировали спортивные контакты для налаживания политических отношений, футбольные и хоккейные баталии стали символом «замирения» русских и немцев.
«Последствием Указа от 25 января стал знаменитый визит Аденауэра в Москву, его очень трудные переговоры с Хрущевым и Булганиным, — констатирует профессор Хавкин. — Решение вопроса о репатриации всех [остававшихся на территории СССР] военнопленных, а всего их было более 2,3 миллиона; установление дипотношений. Указ имел свой политический результат. С другой стороны, единство Германии достигнуто не было, это произошло уже на наших с вами глазах в 1990 году. По существу Московский договор об окончательном урегулировании в отношении Германии, подписанный 12 сентября 1990 года СССР, США, Великобританией и Францией, а также ФРГ и ГДР, — это и есть мирный договор в отношении Германии, который подвел итоги Второй мировой войны».
Указ от 25 января 1955 года дал возможность урегулировать отношения с каждым из германских государств. Однако напряженность на международной арене разительно повысилась после вступления ФРГ в Североатлантический альянс 9 мая 1955 года, на что СССР и его союзники уже через пять дней отреагировали подписанием Варшавского договора. В результате раскол Европы только усилился, холодная война накалялась.
Канцлер Аденауэр далеко не сразу согласился на встречу с Хрущевым. Он опасался, что нормализация советско-западногерманских отношений затруднит дальнейшее развитие идеи о «единоличном представительстве всех немцев» ФРГ, и использовал любой повод, в том числе затяжные консультации с союзниками, чтобы оттянуть переговоры с Москвой. Однако население ФРГ думало иначе: более 90 процентов западных немцев приветствовали поездку Аденауэра в Москву и возлагали на нее большие надежды. Такого же мнения придерживались многие немецкие политики и предприниматели. В сложившейся ситуации отказаться от советского предложения было сложно.
Для СССР главным оставался вопрос об установлении дипломатических отношений, для ФРГ — о возвращении немецких военнопленных.
Лидеры СССР и ФРГ тогда поняли, что взаимными нападками и обвинениями друг друга не возьмешь, и постепенно договорились
Развязка неожиданно наступила в Большом театре: после балета «Ромео и Джульетта» Хрущев, Булганин и Аденауэр обменялись рукопожатиями. После этого из СССР в Германию были возвращены около 10 тысяч оставшихся военнопленных и 20 тысяч интернированных.
«Наша встреча стала полезной, — отмечал Хрущев. — Мы ликвидировали официальное состояние войны между Германией и СССР, обменялись посольствами. Через советского посла там усиливалось наше влияние на общественность, создавались возможности заиметь контакты с деловыми кругами и с теми людьми, которые нам симпатизировали. Мы пробили изоляцию, в которой находились, а это было невыгодно США».
В СССР установление дипломатических отношений с ФРГ было расценено как внешнеполитический успех. Хрущев считал это прорывом кольца, которым «западники» окружили Советский Союз и другие социалистические страны. Нормализацию межгосударственных отношений с Бонном Москва рассматривала как важную предпосылку для укрепления безопасности в Европе. Аденауэр, однако, считал, что переговорам не следует придавать слишком большого значения, поскольку противоречия между двумя странами сохранялись. Но большинство откликов в ФРГ на установление отношений с СССР оказалось положительным.
А 20 сентября 1955 года был заключен Договор об отношениях между СССР и ГДР, который провозглашал равноправие, суверенитет и взаимное невмешательство во внутренние дела двух стран.